Тень спрута, стр. 10
— Но если вы — коттедж, — спросил он, хватаясь за последнюю соломинку, — тогда почему — Второй?
— Первый чейн обслуживает хозяина, — ответил коттедж. — А вам, как гостю, положен второй.
— Чейн? — переспросил Макаров.
— Человекообразный интерфейс, — пояснил коттедж. — Сокращение.
Двадцать третий век, подумал Макаров. С виду человек, а на самом деле… Даже непонятно, кто!
— Ну что ж, — сказал он и протянул руку. — Здравствуйте, Чейн Второй! Меня зовут Павел Макаров.
2.
Рукопожатие чейна ничем не отличалось от человеческого. Ладонь оказалась теплой и даже слегка влажной, никакого стального каркаса под пальцами не прощупывалось. Точная копия человека, подумал Макаров. Прямо как мы с Калашниковым.
— Пойдемте, — сказал чейн, — я покажу вам дом.
— А это действительно дом? — уточнил Макаров. — У меня такое ощущение, что комнаты в нем то появляются, то исчезают…
— Так обычно и бывает, — кивнул чейн. — Но этот дом не меняется. Семен Петрович построил его своими руками.
— Да?! – воскликнул Макаров и многозначительно посмотрел на стену. — А как же…
— Да вот так, — ответил чейн, поняв вопрос с полуслова. В мгновение ока он сделался жидким, обрушился на пол тяжелыми вязкими каплями, расплылся стремительно просветлевшей лужей и без остатка впитался в неструганое дерево. — Мы существуем между обычных вещей, — продолжил чейн, спрыгивая с потолка. — Но сам дом — настоящий!
Макаров покачал головой и засунул руки в карманы. Сделав это, он наконец осознал, что на нем все те же старые джинсы и рваная коричневая куртка, в которых он вышел из подвала к майскому солнцу двадцать третьего века. Правда, на теле они ощущались как новенькие, и пахли утренней свежестью. Выстирали, пока я спал, подумал Макаров. Обслуживание, как в пятизвездочном отеле.
— Ну, тогда пойдемте, — сказал Макаров.
Чейн тут же оказался у двери, раскрыл ее и вышел в следующую комнату.
Архитектура Семена Лапина оказалась столь же лаконичной, как и его речь. Дверь спальни выходила в прямоугольный зал со стеклянной крышей и громадным, почти во всю стену окном с видом на реку. Посреди зала располагалась лестница на первый этаж, вдоль глухой стены выстроились двери в гостевые комнаты, у длинного окна стояли три столика и дюжина стульев.
— Совсем как у нас, — пробормотал Макаров.
— Пойдемте вниз, — предложил чейн. — Я покажу вам санузел и кухню.
Они спустились по скрипучей лестнице, устланной вытоптанной пальмовой циновкой, и оказались в просторной прихожей. По левую руку Макаров увидел широкую дверь в сад, открытую по случаю теплой погоды, а прямо перед собой — вчерашнюю веранду, на которой и происходил злополучный ужин.
— Санузел, — чейн указал на дальнюю от Макарова дверь. — Четыре туалетные кабинки, две душевые, парная и бассейн.
— Понятно, — кивнул Макаров.
— В точности как у вас, — улыбнулся чейн, — в двадцать первом веке.
Макаров вспомнил свой грязный подвал, тонкую струйку холодной воды из ржавого крана, забранные фанерой оконца — и невольно усмехнулся.
— Кухня, — сказал чейн, раскрывая двустворчатую стеклянную дверь.
Макаров повернул голову и увидел помещение размером с небольшое кафе. Широкий разделочный стол, мойка для посуды, шкафчики для специй, подставки под тарелки — все это выглядело весьма странно на фоне растворяющихся в воздухе и вновь возникающих из ниоткуда вещей.
— Кухня? — удивленно переспросил Макаров.
— Семен Петрович часто готовит вручную, — пояснил чейн.
— А если мне просто захочется поесть? — спросил Макаров. — Где здесь у вас холодильник?
— Холодильник не нужен, — ответил чейн. — Просто щелкните пальцами. Ну же, смелее!
Макаров послушно щелкнул пальцами.
Чейн растаял в воздухе и тут же возник у разделочного стола — в белом фартуке, поварском колпаке и с улыбкой во весь рот.
— Что будем кушать? — спросил он, залихватски подхватив со стола поднос.
— Да пока ничего, — ответил Макаров. Как ни странно, есть ему не хотелось. Возможно, сказывался вчерашний ужин, который Макаров никак не мог вспомнить. — Расскажите лучше, что здесь вчера было. С чего это вдруг я так напился?
— Пойдемте на веранду, — предложил чейн, в мгновение ока избавившись от фартука, подноса и колпака. — С какого момента рассказывать?
— С самого начала, — твердо сказал Макаров. — С первой рюмки!
Веранда, располагавшаяся со стороны парадного входа, состояла из двух половинок. Левая ее часть, увитая какими-то ползучими растениями, больше походила на зимний сад, зато правая оказалась совсем знакомой. В центре ее стоял деревянный стол, вокруг него — плетеные кресла. На столе громоздились пузатые бутылки с узким горлышком. Пересчитав их, Макаров издал горестный вздох.
— Как говорит Семен Петрович, — назидательно заметил чейн, — под хорошую закуску, да если угощают, пить можно до бесконечности!
— Только бесконечность эта быстро кончается, — мрачно заметил Макаров. — Шесть бутылок. Литровых!
— Но и вас было шестеро, — пожал плечами чейн.
— Шестеро?! – с ужасом переспросил Макаров.
Он помнил только Лапина, да еще вертелась перед глазами чья-то остроносая физиономия. Владельца физиономии звали Колей.
— Семен Петрович, — перечислил чейн, — вы, Николай Шубников, Сандра Вуртц, Олег Каро и Марат Таранцев.
— И что же мы с ними делали?! – убитым тоном спросил Макаров.
— Ели, — ответил чейн. — Пили. Разговаривали.
— О чем? — воскликнул Макаров. — О чем разговаривали-то?
— О вас, главным образом, — сказал чейн. Он наморщил лоб, словно человек, вспоминающий давнее прошлое. — Потом — об эксперименте Таранцева. Потом — о людях двадцатого и двадцать третьего века…
— А что обо мне говорили? — спросил Макаров. — И что я сам… говорил?
— Вас в основном спрашивали, — сообщил чейн. — Огорчались, что вы из две тысячи первого года.
— О чем спрашивали-то? — с беспокойством спросил Макаров. Он вспомнил, какую ахинею обычно нес в пьяном виде, и покраснел от смущения.
— Может быть, — предложил чейн, — вы все-таки позавтракаете? Семен Петрович говорил, что у вас будет насыщенный день.
— Тогда надо поесть, — кивнул Макаров. Не успел он произнести эти слова, как чейн снова выхватил из воздуха поднос и вопросительно посмотрел на Макарова. — На ваш выбор, Второй!
Чейн мигом накрыл на стол. Присмотревшись, Макаров заметил, что человек-робот снимает блюда с пустого подноса. Присмотревшись еще внимательнее, он понял, что тарелки вместе с содержимым выдуваются у чейна из ладони, застывают в виде материальных объектов и только тогда оказываются на столе.
Приятного аппетита, подумал Макаров, поспешно отводя взгляд.
— Вот, — сказал чейн, протянув Макарову бокал с зеленой жидкостью. — Выпейте для аппетита.
Макаров с подозрением понюхал бокал. Спиртом не пахло.
— Как вы это делаете? — спросил он, повертев в воздухе ладонью. — Откуда тарелки берутся?
— Оттуда же, откуда и я сам, — ответил чейн. — Да вы присаживайтесь, Семен Петрович вернется только к полудню!
Макаров покорно сел и пригубил зеленый напиток, оказавшийся одновременно горьким и сладким.
— Вот смотрите, — чейн присел напротив, поставил перед собой пустую тарелку. — Все это, — он обвел рукой сервировку стола, — материальные объекты. Но в основе своей они состоят из одних и тех же элементарных частиц. — Чейн сложил левую ладонь лодочкой и то ли вылил, то ли высыпал на тарелку странную белую массу. Макаров сразу же вспомнил озеро «хроноквантовой пены», над которым оказался в первые минуты своего пребывания в этом мире. — Протоны, нейтроны, электроны — и немного порядка. В результате получаются атомы, молекулы, вещество, тарелки и даже хрустящая корочка вашего бифштекса. А у меня на тарелке — те же самые электроны, протоны и нейтроны. Но — безо всякого порядка. Специальное состояние материи, которое называется «исм». Исходный материал, — улыбнулся чейн. — Тоже сокращение.