Капитан Поль, стр. 17

— Какой же из всего этого вывод? — с досадой спросил Эмманюель.

— Вывод, — ответила Маргарита, — можешь сделать только ты, Эмманюель, вывод если и не радостный, то, по крайней мере, честный. Я не могу прибегнуть к помощи отца, увы! Он вряд ли узнал бы свою дочь. Нет надежды у меня и на матушку: от одного ее взгляда кровь застывает в моих жилах, одно ее слово меня убивает. К тебе одному я могу обратиться, тебе одному могу сказать: «Брат, теперь ты старший в доме, ты теперь должен заботиться о чести нашего имени. Я по незнанию совершила недостойный поступок и наказана за ошибку как за преступление. Не достаточно ли этого?»

— Что же далее? — с нетерпением прервал ее Эмманюель. — Говори яснее, о чем ты просишь?

— Я прошу, брат мой, поскольку решено, что мой союз с единственным человеком, кого я могу любить, для меня невозможен, соразмерить наказание с моими силами. Матушка — да простит ее Бог! — отняла у меня моего ребенка, словно у нее самой никогда не было детей! И мой ребенок будет расти где-то далеко от меня, в забвении и безвестности. Матушка взялась за моего сына, а ты, Эмманюель, ты решил погубить его отца и поступил с ним так жестоко, как нельзя поступать не просто человеку с человеком, но даже судье с преступником. Теперь вы оба объединились против меня и хотите подвергнуть мученичеству более тяжкому, чем то, что ведет на небо. Я прошу, Эмманюель, именем нашего детства, что мы провели в одной колыбели, нашей юности, что протекала под одной кровлей, именем нашего родства заклинаю тебя: отпусти меня в монастырь! Там, клянусь тебе, оплакивая свой проступок на коленях перед Господом, я буду ежедневно молить его в воздаяние за свои слезы и страдания вернуть рассудок нашему отцу, наделить матушку душевным спокойствием и благополучием, осыпать тебя, Эмманюель, почестями, славой и богатством! Клянусь тебе в этом.

— Да, и в свете станут говорить, что я пожертвовал сестрой ради своего возвышения, стал наследником ее состояния еще при жизни несчастной. Полно, ты с ума сошла!

— Послушай, Эмманюель, — сказала Маргарита, опершись о спинку стула, стоявшего подле нее.

— Что еще?

— Если ты кому-нибудь даешь слово, ты ведь его держишь, не так ли?

— Я дворянин.

— Ну, так видишь этот браслет?

— Прекрасно вижу; что дальше?

— Он заперт ключом, ключ от него в перстне, этот перстень отдан вместе с моим словом, и я буду считать себя свободной только в том случае, если он вернется ко мне.

— А у кого же этот ключ?

— У того, кто по твоей и матушкиной милости так далеко, что послать за ключом невозможно. Он в Кайенне.

— Да ты побудь только два месяца замужем, — сказал Эмманюель с иронической улыбкой, — и этот браслет так тебе надоест, что сама захочешь его сбросить.

— Я, кажется, говорила тебе, что он заперт на моей руке.

— А разве ты не знаешь, что делают, когда теряют ключ от двери и не могут попасть домой? Посылают за слесарем!

— Ну, а в этом случае, Эмманюель, — сказала Маргарита, повысив голос и торжественно протягивая к брату руку, — придется послать за палачом. Эта рука не достанется никому, если только ее не отрубят.

— Тише! Ради Бога тише! — Эмманюель вскочил и с беспокойством посмотрел на дверь кабинета.

— Ну вот, все сказано, — произнесла Маргарита. — Я надеялась только на тебя, Эмманюель. Я знаю, что ты не в состоянии понять глубокого чувства, но ты ведь не злой. Я пришла в слезах — взгляни, лгу ли я? — сказать тебе: «Брат, это замужество станет несчастьем и отчаянием всей моей жизни; я предпочитаю монастырь, нищету, смерть!» Но ты не выслушал меня, а если выслушал, то не понял. Что ж, я обращусь к этому человеку, к его чести, к его деликатности. Если этого будет мало, я расскажу ему обо всем: о моей любви к другому, о моей ошибке, о моем преступлении; скажу, что у меня есть сын, ибо, хоть его похитили, хоть я не могу его видеть и не знаю, где он, мой сын жив. Смерть ребенка не может не отозваться в сердце матери. Если и это не подействует, я скажу ему, что и теперь люблю другого, а его не могу и никогда не смогу любить.

— Пожалуйста, говори ему что хочешь! — сказал Эмманюель, раздраженный этой настойчивостью. — Сегодня вечером мы подпишем брачный договор, а завтра ты станешь баронессой де Лектур.

— Что ж, я воистину буду несчастнейшей из женщин! — ответила Маргарита. — Я никогда уже не смогу ни любить брата, ни уважать мужа! Прощай, Эмманюель, но не забудь: брачный договор еще не подписан!

Маргарита вышла из кабинета; на лице ее застыло выражение глубокого отчаяния, и не увидеть его было невозможно. Эмманюель смотрел ей вслед с беспокойством: он считал уже, что одержал победу, а теперь понял, что придется выдержать еще упорную борьбу. Некоторое время граф сидел безмолвно и неподвижно, потом обернулся и увидел стоявшего в дверях кабинета капитана Поля, о ком совсем забыл. Мгновенно вспомнив, как важно для него в подобных обстоятельствах иметь бумаги, предложенные ему моряком, граф поспешно сел к столу, схватил перо и бумагу и быстро повернулся к Полю:

— Теперь мы одни, сударь, и можем без помех кончить наше дело. Каких обязательств вы от меня требуете? Диктуйте, я буду писать.

— Не нужно, сударь, — сказал холодно капитан.

— Но почему?

— Я изменил свои намерения.

— Что это значит? — спросил Эмманюель, испугавшись последствий этого неожиданного решения.

— Я дам ребенку сто тысяч, — с холодной решительностью сказал Поль, — и отыщу вашей сестре мужа.

— Да кто вы ей? — закричал Эмманюель, делая шаг к Полю. — Кто вы такой, сударь, что осмеливаетесь располагать судьбой моей сестры, которая вас никогда не видела и которая вас совершенно не знает?

— Кто я? — переспросил Поль, улыбаясь. — Клянусь честью, что я об этом так же мало знаю, как и вы. Рождение мое — тайна; она откроется, когда мне стукнет двадцать пять лет.

— Когда же это произойдет?

— Сегодня вечером, сударь. С завтрашнего дня я к вашим услугам, чтобы сообщить то, что вам угодно будет узнать, — поклонился Поль.

— Теперь я отпущу вас, сударь, — сказал Эмманюель, — но, как вы понимаете, с условием, что мы еще увидимся.

— Я сам хотел вас об этом просить, сударь, — ответил Поль, — благодарю, что вы предупредили мои намерения.

С этими словами он поклонился Эмманюелю еще раз и вышел из комнаты.

Слуга и лошадь капитана ждали у ворот замка. Он сел и направился по дороге в Пор-Луи. Как только замок исчез из виду, Поль спешился и пошел к рыбачьей хижине, стоявшей на самом берегу. Возле нее сидел на лавочке молодой человек в матросском платье. Он так глубоко задумался, что даже не заметил приближения капитана. Поль положил руку ему на плечо; молодой человек вздрогнул, взглянул на него и ужасно побледнел, хотя открытое, веселое лицо, склонившееся над ним, совсем не предвещало дурных вестей.

— Ну, — сказал Поль, — я ее видел.

— Кого? — прошептал молодой человек.

— Маргариту, черт возьми.

— И что же?

— Она очаровательна.

— Я не об этом тебя спрашиваю, Боже мой!

— Она тебя любит по-прежнему.

— О Господи! — вскричал молодой человек и, разрыдавшись, порывисто обнял Поля.

VII

Разумеется, читатель легко может понять, что произошло с нашими героями в те полгода, когда мы потеряли их из виду, однако некоторые подробности необходимы для лучшего понимания предстоящих событий.

Вечером того дня, когда происходило морское сражение — о нем, вопреки своему невежеству в морских делах, мы попытались поведать нашим читателям, — Люзиньян рассказал Полю всю историю своей жизни, историю простую, без приключений. Главным событием в ней была любовь: она составляла все счастье и все горе Люзиньяна. Свободная и богатая опасностями, не подчиненная ничьим требованиям жизнь, где его воля была выше любых законов, привычка властвовать у себя на корабле внушили Полю достаточно здравое понятие о естественном праве, и он решил не исполнять полученный в отношении Люзиньяна приказ. Кроме того, хотя корабль его и стоял на якоре под французским флагом, Поль, как мы видели, был моряком американского флота и с воодушевлением служил делу молодой республики.