Человек на балконе, стр. 24

— Да брось ты, — подал голос Гюнвальд Ларссон. — Тревожным? А до этого оно что, не было тревожным?

— Если говорить о том, что этого человека нет в нашей картотеке, — бесстрашно продолжил Меландер, — то они утверждают, что такой человек вполне мог никогда еще не сидеть в тюрьме. И что он даже мог спокойно жить много лет, а эти его наклонности вообще могли никак не проявляться. Удовлетворение извращенных сексуальных наклонностей, говорят они, как наркомания. Здесь они иллюстрируют это зарубежными примерами. Ненормальный в сексуальном отношении человек может долгие годы удовлетворять свои наклонности, возможно, как эксгибиционист или эротоман. Однако если такой человек, предположим, под влиянием какого-либо случайного импульса совершит изнасилование или убийство на сексуальной почве, то потом он уже будет в состоянии удовлетворять свои наклонности только путем изнасилования или убийства.

— Это как в старой сказке о медведях, — сказал Гюнвальд Ларссон. — Как однажды медведь убил корову и так далее.

— Так же как и наркоману, ему требуются чем дальше, тем более сильные средства, — продолжил Меландер и полистал заключение. — Если наркоман переходит с гашиша на героин, то он уже не может потом удовлетворять себя гашишем. При сексуальных извращениях дело обстоит точно так же.

— Это звучит довольно правдоподобно, — сказал Колльберг, — но вместе с тем довольно примитивно.

— Я бы сказал, что это звучит чертовски неприятно, — заметил Гюнвальд Ларссон.

— Дальше будет еще неприятнее, — сказал Меландер. — Они пишут здесь, что такой человек способен долгие годы жить без каких-либо симптомов сексуального извращения. Он просто может в спокойной домашней обстановке всего лишь представлять себе разные сексуальные извращения, и причем даже не отдавать себе в этом отчет, пока однажды какой-нибудь случайный импульс не заставит его совершить насилие. Но зато потом он уже не сможет остановиться и будет повторять это снова и снова и чем дальше, тем с большей беспощадностью и постоянно растущей жестокостью.

— Почти как Джек Потрошитель, — заметил Гюнвальд Ларссон.

— А что там говорится насчет импульса? — спросил Колльберг.

— Его может вызвать что угодно, самые разные причины, какая-нибудь случайность, упадок физических сил, болезнь, пьянство, наркотики. Если мы предположим, что это заключение подходит к данному случаю, то в прошлом преступника не находим ни одной ниточки, за которую могли бы ухватиться. Полицейские архивы и картотека бесполезны, то же самое относится и к медицинским картотекам. Этого человека просто-напросто нигде нет. И когда он однажды начинает насиловать и убивать, то уже не в состоянии остановиться. Он также неспособен сам признаться или вообще контролировать свои собственные поступки.

Меландер ненадолго замолчал. Потом похлопал по фотокопии заключения психологов и сказал:

— Кое-что здесь даже чересчур точно соответствует данному случаю.

— Послушай, я тебе придумаю кучу других возможностей, — раздраженно фыркнул Гюнвальд Ларссон. — Может, это сделал какой-нибудь иностранец, который был здесь проездом. Или, вполне вероятно, это сделали два преступника… в парке Тантолунден, возможно, совершено инспирированное убийство, вызванное шумом вокруг убийства, совершенного ранее.

— Этому многое противоречит, — спокойно сказал Меландер. — Знание обстановки, почти сомнамбулическая уверенность, с какой было совершено преступление, выбор времени и места, абсурдность того, что после двух убийств и семидневного розыска у нас нет ни одного серьезного подозреваемого. Кроме Эриксона. Идею об инспирированном убийстве опровергают исчезнувшие трусики. Ведь эта информация не попала в газеты.

— Все равно я не могу объяснить это как-то иначе, — упрямо стоял на своем Гюнвальд Ларссон.

— Опасность состоит в том, что в данном случае ты выдаешь желаемое за действительное, — заметил Меландер и принялся раскуривать трубку.

— Да, — сказал Колльберг и вздрогнул. — Возможно, это лишь благие пожелания, Гюнвальд, но я в самом деле надеюсь, что ты прав. В противном случае…

— В противном случае, — перебил его Меландер, — у нас просто-напросто ничего нет. И единственное, что может привести нас к убийце, так это то, что мы в следующий раз схватим его на месте преступления. Или…

Колльберг и Гюнвальд Ларссон додумали эту мысль и пришли к тому же неприятному заключению. Однако высказал его Меландер:

— Или он будет делать это снова и снова, с такой же сомнамбулической уверенностью, пока ему наконец не изменит удача и мы его не схватим.

— Бр-р, — сказал Гюнвальд Ларссон.

— Что еще там имеется в этих твоих бумагах? — спросил Колльберг.

— Больше ничего, — ответил Меландер. — Одни предположения, и все это противоречит друг другу. У него могут быть повышенные сексуальные потребности или минимальное половое желание. Это они вроде бы считают наиболее вероятным. Приводят разные примеры и того, и другого.

Он положил заключение на стол и сказал:

— А вам вообще приходило в голову, что даже если бы он стоял здесь перед нами, у нас не было бы абсолютно ничего, что бы позволяло каким-то образом установить его причастность к этим убийствам? Единственное вещественное доказательство, которым мы располагаем, это два довольно сомнительных следа в парке Тантолунден. И единственное, что доказывает, что человек, за которым мы охотимся, действительно мужчина, это следы спермы на земле возле трупа — опять-таки в парке Тантолунден. И если его нет в картотеке, нам ни к чему даже целый альбом его отпечатков пальцев.

— Точно, — кивнул Колльберг.

— Но у нас есть свидетель, — сказал Гюнвальд Ларссон. — Грабитель видел его.

— Если на него можно полагаться, — возразил Меландер.

— Неужели ты не можешь сказать совсем ничего, ни одного пустяка, чтобы доставить нам хоть немного радости? — сказал Колльберг.

На это Меландер не ответил, а посему все трое погрузились в глубокое молчание. В соседнем кабинете зазвонил телефон, и Рённ или кто-то другой взял трубку.

— Как тебе понравилась эта девушка? — внезапно спросил Гюнвальд Ларссон.

— Она красивая, — ответил Колльберг.

Через четверть часа прибыл Мартин Бек с билетом.

XIX

— Что это такое? — поинтересовался Колльберг.

— Цок-цок, — ответил Мартин Бек.

Колльберг смотрел на измятый билет, лежащий на столе перед ним.

— Билет в метро, — сказал он. — Ну и что? Если ты хочешь, чтобы тебе оплатили его, тебе нужно обратиться в кассу.

— Буссе, наш трехлетний свидетель, получил его от дяди, которого он и Анника встретили перед ее смертью.

Меландер закрыл дверцы металлического шкафчика и подошел к столу. Колльберг повернул голову и посмотрел на Мартина Бека.

— Ты хочешь сказать, перед тем как дядя задушил ее? — спросил он.

— Это не исключено, — ответил Мартин Бек. — Вопрос в том, что нам удастся извлечь из этого билета.

— Возможно, отпечатки пальцев, — пробормотал Колльберг. — Знаменитым нингидриновым методом. [4]

Меландер наклонился над столом, он смотрел на билет и что-то бормотал.

— Да, это возможно, но вряд ли даст результат, — сказал Мартин Бек. — Вначале его держал в руке тот, кто вырвал его из книжечки, потом к нему, естественно, должен был прикоснуться тот, кто дал его малышу, ну, а у малыша он с понедельника лежал в кармане плащика. С улитками и Бог знает чем еще. Кроме того, должен признаться, что я тоже к нему прикасался. К тому же, он ужасно помят и разорван. Вначале посмотрим, когда его прокомпостировали.

— Я уже посмотрел, — сказал Колльберг. — Двенадцатого в тринадцать тридцать. Месяц определить невозможно. Это могло бы означать…

Он замолчал, и все трое думали о том, что это могло бы означать. Тишину нарушил Меландер.

— Эти билеты стоимостью в одну крону, тип сто, используют только в центре, — сказал он. — Может, удалось бы выяснить, когда и где был продан этот билет. На нем масса различных цифр.

вернуться

4

Нингидрин — реактив на аминокислоты и пептиды.