Лучшее за год XXIII: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк, стр. 98

— Ее нужно держать взаперти, — сказала какая-то женщина. — Это та самая, что в прошлом месяце перекрыла движение по Северной линии. Я видела ее фотографию в газете.

Я пробирался сквозь поток машин.

— Все в порядке, Кларисса, — холодно окликнул я ее, подойдя ближе. — Я снова здесь ради тебя. Простак снова здесь, на что ты, без сомнения, и рассчитывала. Я приехал, чтобы забрать тебя домой.

— Простак? Кто такой? — дрожащим голосом выговорила она, опасаясь, что это один из агентов.

— Да я это, Кларисса. Всего-навсего Том.

— Кто это? — пробормотала Кларисса, напрягаясь изо всех сил, чтобы разглядеть меня.

— Он сказал. — Том, дорогая, — пояснила Лили. Кларисса повернула голову в сторону картонного лица, с его крошечными черными точками глаз и изогнутым вниз ртом. И тут Лили снова исчезла, вместе со всем Полем, а несчастная женщина опять провалилась во мрак материального мира. Но теперь светились фары моей машины, так что Кларисса, которую Поле уже не сбивало с толку, могла ясно видеть, как я приближаюсь к ней, равно как и наступающих со всех сторон агентов, готовых взяться за дело в случае, если я с ним не справлюсь.

Неуклюже, морщась от боли, Кларисса поднялась на ноги.

— Я только хотела снова посмотреть на огоньки, на такие, какими они были в моем детстве, — сказала она упрямо.

И вдруг принялась кружиться на месте, как это порой делают, играя, дети, только очень-очень медленно, шаркая ногами и то и дело гримасничая от боли. Она все кружилась и кружилась, а неисправный переключатель ее имплантата продолжал мельтешить, так что на несколько секунд вспыхивал яркий свет, возникали автобусы и машины, затем все погружалось в темноту, которая становилась для нее источником холода и боли, а вокруг плясали мертвые стены пустых домов, освещаемые лишь фарами моей машины.

Лили появлялась и исчезала. Когда она была там, агенты испарялись. Когда исчезала она, возникали они. Лишь я один никуда не пропадал, — я, который, как и Кларисса, мог и ощущать физический холод, и видеть искусственные огни.

— Пойдем, Клари, — спокойно сказал я. — Пойдем. Старуха еще некоторое время не обращала на меня внимания, продолжая свое странное замедленное вращение и тихонько что-то напевая. Люди высовывались из машин и автобусов, чтобы посмотреть на нас. Пешеходы, застыв посреди дороги, глазели с таким откровенным любопытством, словно это и в самом деле был цирк и мы специально для них разыгрывали представление. Внезапно Кларисса остановилась. Она пошатывалась от головокружения, но глаза ее горели ярко, как у загнанного в угол зверька.

— Кто вы? — спросила она. — Кто вы такой, в самом-то деле? Удивительно — в это мгновение я с необычайной остротой ощутил все: и резкий холод материального мира, и яркость виртуального разноцветья, и всю странность столкновения двух миров, которое одна моя Клари произвела без всякой посторонней помощи… И я обнаружил вдруг, что уже не злюсь и даже не помню, что она довела меня до такого состояния.

Чтобы контролировать действия агентов, я отключил у себя за ухом имплантат. Они по-прежнему стояли за моей спиной и ждали, чтобы я сам взялся за дело.

— Это я, Клари, — сказал я. — Том. Твой младший брат. Ближайший ко мне агент слегка напрягся и наклонил в мою сторону голову, словно я ему что-то смутно напомнил.

— Полагаю, моя дорогая, у тебя сегодня было достаточно приключений, — сказал я сестре, снова включая имплантат, чтобы убрать с глаз долой агентов. — Вполне достаточно для одного дня, разве ты не согласна? Не думай об агентах. Я пригнал за тобой машину. Я приехал, чтобы забрать тебя домой.

Кларисса позволила отвести и усадить себя в машину. Она была в ужасном состоянии: дрожащая, без кровинки в лице, с очумелой головой, ее сломанная нога распухла чуть ли не вдвое против обычного размера. Я был рад, что сообразил захватить для нее плед, фляжку с горячим какао и бутылку бренди.

Лили, это странное существо с лунообразным лицом и человеческой душой, скрывающейся под картоном, проследовала за нами и остановилась, обеспокоенно наблюдая.

— С ней все в порядке? — спросила Лили. — Она так странно ходит. Что это с ней такое?

— Да, с ней все будет в порядке. Просто она старая и очень устала, — сказал я, захлопывая дверь и обходя машину, чтобы сесть самому.

Я щелчком вырубил имплантат, отсекая Лили, а заодно — панораму и звуки площади Пикадилли. В темном безжизненном пространстве лишь силуэты четырех агентов вырисовывались в лучах фар. Агенты дружно, выстроившись цепочкой, двинулись следом за нами. У меня возникла странная мысль, что им хотелось поехать вместе с нами, хотелось, чтобы кто-то так же встречал их с пледом, бренди и горячим какао.

Я поудобнее усадил сестру и завел машину, решив ехать так, как это делала она сама, не видя виртуального транспорта.

Вообще-то я старался не поступать таким образом, понимая, что синхруалам это должно казаться высокомерным, ведь именно из-за этого мы, аутсайдеры, заслужили свои обидные прозвища, но сегодня я просто не мог рисковать, дабы, ко всему прочему, не сломать подвеску по пути домой.

— На самом деле, если задуматься, мы не отличаемся от них, — сказала некоторое время спустя Клари. Ее имплантат был отключен, и она обозревала заброшенные улицы, одинокие, как каньоны на какой-нибудь безжизненной планете. — Там, снаружи, сплошной физический мир, физическая материя. Но мы ведь не такие, верно? Мы — рисунки. Мы просто рисунки на этой поверхности.

— Выпей еще чуточку бренди, Клари, — сказал я, — а потом откинь спинку сиденья и постарайся заснуть. До дому еще ехать да ехать.

Она кивнула и завернулась в плед. Ее имплантат сам собой включился, она увидела, как метнулось в сторону такси, и услыхала его взорвавшийся гневом гудок. В один миг ее со всех сторон окружила ночная деловая жизнь Согласованного Поля. Потом все исчезло.

— И все-таки, — пробормотала она сонным голосом, — совсем как огоньки на площади Пикадилли.

Дэвид Джерролд

В зоне сотрясения [130]

На следующий день после того, как время обрушилось, я решил почистить ботинки. Они в этом нуждались. По правде говоря, я и не знал, что произошло крушение. В конце концов, годы и десятилетия часто пролетают для меня быстрее, чем месяц, а иной день, бывает, тянется бесконечно. Я просто подумал, что это еще одно обычное времетрясение.

Взяв газету — «Лос-Анджелес Миррор», с первой полосой, напечатанной коричневым, — я расположился в одном из кожаных кресел с высокой спинкой в будке чистильщика на Голливудском бульваре. Там были еще экземпляры «Геральд», «Экзаминер» и «Таймс», но я предпочитал «Миррор» из-за комиксов о Пого Поссуме [131] в юмористическом разделе.

— Просто замечательные ботинки, сэр, — заметил Рой и принялся за работу.

Он еще не знал меня. Я с резким хлопком развернул газету. Проверять по ней дату необходимости не было. То, что сейчас конец пятидесятых, я уже понял по проносящимся по бульвару автомобилям, обильному потоку детройтских железяк: непременные «шевроле» и «форды», несколько «бьюиков» и «олдсмобилей», случайно затесавшийся расфуфыренный «кадиллак», парочка «Меркуриев». Иные модели вызывали ностальгию — «де сото», «рэмблеры» «паккарды» и «студебекеры». Иностранных машин было мало, яркие хромированные чудовища, рыча, проносились мимо, многие гудели на ходу. Автомобили поновее имели зарождающиеся хвостовые стабилизаторы, вызывающие в памяти образы реактивных самолетов и ракет, — отличительный признак пятидесятых в целом и конца промышленной эры. В области автомобилестроения начиналась головокружительная эволюция.

И «Миррор» и «Экзаминер» исчезли, если я правильно помню, где-то в конце пятьдесят восьмого года, может быть в начале пятьдесят девятого, в результате закулисных интриг издателей. Мистер Чэндлер сказал мистеру Херсту что-то вроде: «Я закрою свои утренние газеты, если вы закроете вечерние. Давайте объединим наши издания — и вперед».