Слуга короны, стр. 40

Глава 15

ВОЙНА

Какая сволочь придумала сообщать самые мерзкие новости утром? Еще и мозги не проснулись, а тебя уже хватанули по голове кувалдой. Какая сволочь вообще придумала утро?

Нас выгнали под дождь и построили на плацу. Дождик-то весенний, теплый совсем, да что-то как-то нерадостно. Строй неровно покачивался в такт шагов идущего вдоль него капитана. Тот шел медленно, недовольно вращая глазами и теребя рукой седые усы. Вторая рука его была спрятана за спиной и время от времени дергалась, желая огреть по непроснувшейся морде одного из нас.

Сам он подтянут, гладко выбрит, не считая великолепных усов. Одет как с иголочки, чистый, без единого пятнышка мундир, блестящие даже под дождем сапоги. И где только он умудряется брать такую кожу, ну не начищает же он их каждое утро.

Нам всем до него далеко. Что мы – солдатня, у кого пуговицы не хватает, у кого грязь на сапогах засохла, а кто и весь грязный. Он же военный до мозга костей, в таких влюбляются богатые дамочки. А нам остаются шлюхи из дешевых кабаков.

– Лейтенанты! Привести в порядок людей! – Капитан недовольно покачал головой. – Да окатите их водой, что ли. Сонное царство. – Он сплюнул. – Вояки, мать вашу!

Народ вокруг забегал, засуетился. Лейтенанты рычали на сержантов, те пинали капралов, а уж они-то народ нежадный, щедро раздавали затрещины зазевавшимся. Капитан ворчал, поторапливая и без того исходящих паром младших офицеров.

Молот подошел ко мне.

– Проснулся? – спросил он, улыбаясь, что твоя жаба на солнышке.

– Какого хрена? – зашептал я. – Ты что, предупредить не мог, я бы тогда из увольнительной раньше вернулся. Даже бросил бы дело на полдороге ради этого. – Я задумался. – Хотя нет, не бросил бы, у нее такие формы.

– Смотри, – засмеялся он, – узнает Аделька о твоих похождениях, как отпираться будешь?

– Откуда это она узнает? Ты, что ль, скажешь?

– Ну я не я, но добрые люди всегда найдутся. Трепа, например.

Я медленно обернулся и нашел его. У-у гад, стоит, улыбается, и все ему нипочем: и дождик, и побудка в такую рань. Странно, что пасть свою закрытой держит.

– Да не боись ты, – продолжал Молот. – Если он хоть слово вякнет, я ему сам голову оторву. Ты же мой брат. Вот если бы она была моей сестрой, тогда… – Он мечтательно закатил глаза.

Таков он, мой брат. Пользуется тем, что у него кулаки больше, чем многие, шибко умные головы, вот и издевается над всеми. Никто в здравом уме не посмеет сказать ему и слово поперек. Никто, кроме меня. Я же его брат. Вот он мне и угрожает, а после того, как мне погоны повесили, и вовсе мечтает шею свернуть.

Я открыл рот, чтоб достойно ответить на его недостойное поведение, и тут же его закрыл.

– Что за разговоры, Молот? С братом не натрепался? – Капитан усердно мял руки. Выбирает, кому достанется первая плюха.

– Нет, господин капитан. – Молот вытянулся в струнку. – У нас, как всегда, все в порядке. Все готовы. Ко всему. А с братом говорю – так не виделись давно.

– Да, – капитан обвел нас глазами, – непохоже, – добавил он, оглядывая весь строй. – Вид у вас, словно вы все вместе всю ночь куролесили. Но все же у тебя лучше, чем у остальных, – подобрел капитан. – Это еще что такое? – Его взгляд метнулся нам за спину и уперся во что-то жуткое. Глаза выкатились, озлобились, усы взлетели, а нижняя губа мелко задрожала.

Я боялся повернуться, боялся смотреть. Если та штука за спиной навела такой ужас на капитана, то что же будет со мной? Я взглянул на брата. Молот, вжав голову в плечи, обернулся.

– Сука! – зло выдохнул он, и его губы расплылись в улыбке.

Я повернулся. Это зрелище стоило того, чтобы встать пораньше да слегка помокнуть под дождем. Такого я еще не видел и больше никогда не увижу. Тем более в исполнении Гробовщика.

Здоровенный детина, он был абсолютно пьян и шел к нам сквозь толпу, как сквозь масло. Карманник и Блоха, как могли, держали его, но ничто в этом мире не способно сдержать ожившую скалу. Его шатало, он пихался и оглашал плац ревом. Он по очереди выкрикивал имена всех лейтенантов, он грозил разорвать всех на мелкие кусочки. Но не это привлекло внимание капитана. Пьяный солдат, эка невидаль, собрали-то нас второпях, из постелей да с баб поснимали. Я сам пострадал. Ну подумаешь, лейтенантам угрожает, так не ему же. Нет, Гробовщик не этим заставил капитана открыть рот и выкатить глаза.

На Гробовщике не было мундира, и его могучий торс скрывала ночная рубашка. Женская. Кружевная, с вырезом спереди, из которого торчали длинные, черные, густые волосы.

– Что у тебя в роте творится? – прохрипел капитан и тут же закипел.

Я слышал, как начала подпрыгивать крышка котелка, прикрывавшая его мозг.

– То красятся черт-те во что, то наряжаются в бабское. В чем дело, Молот? Отвечай, что у тебя творится?

– Ничего, господин капитан! – что было духу выкрикнул Молот. – Это мы так шутим, – тише произнес он и совсем тихо добавил: – Поднимаем дух солдат, сами же учили.

– Я тебя еще не этому поучу! – Капитан покраснел и начал сыпать искрами.

Я пожалел об отсутствии на плацу дров. Костерчик бы развели, согрелись, а то этот дождь…

– Убрать немедленно! – сквозь плотно сжатые зубы проронил капитан. – Я с тобой потом разберусь. – С этими словами капитан удалился. Я еще долго слышал его тяжелое дыхание.

– Метис! – крикнул Молот. – Убери, к чертям, это чудо и проследи, чтоб проспался. С тобой, что ли, был? – обернулся ко мне Молот.

Я не ответил, а Молот, сдерживая улыбку, хлопнул меня по плечу:

– Ну теперь жди неприятностей. Капитан слов на ветер не бросает. Со мной он разберется – это да, но сначала я разберусь с Гробовщиком. – Он вздохнул. – Ничего, братишка, сейчас нас обрадуют дурными новостями, и ты сможешь вернуться к тому, что не закончил. Она симпатичная?

Что он от меня ждет, подробного описания всех ее прелестей? Нет, не получит, если уж так приспичило посмотреть, то милости просим в скобяную лавку. Только не надо спрашивать лавочника, он неинтересен. Интересна его жена.

– Смирно! – Могучий вопль капитана прервал мои сладкие мысли.

Зачем так орать в эдакую рань, вон некоторые умудряются стоя спать. Мне бы их талант.

Тысяча человек вытянулись в едином порыве, заставив капитана замолчать. Он умолк. Доволен. Вон рожа сердитая, а глаза веселятся, и этого не скроют сдвинутые мохнатые брови.

Генерал выглядел хуже, тут и удивляться нечего. Он начальство. Он может позволить себе не заправить рубаху в штаны, и никто над ним смеяться не будет. Не посмеют, даже оденься он в бабское. Бедный Гробовщик, так опростоволоситься на глазах у всех. Надеюсь, ночь он провел – веселясь, потому что теперь ему будет не до смеха.

Генерал пригладил два волоска, торчащие на лысине, и начал:

– Господа солдаты! – О, господа, теперь берегись. – Сегодня ночью мне был прислан пакет. Двенадцать дней назад лорд Паарских земель нарушил условия Берройского договора и перешел Фархад. Его войска заняли Станрогт и осадили Длалин. Нам предписывают двигаться к Длалину, снять с него осаду, а затем наступать на Станрогт. – Красиво поет. Вот она, обещанная романтика дальних стран и боев. – Я обращаюсь к вам….

– Все, – прогудел над ухом Молот, – дальше неинтересно.

– Как так неинтересно? – удивился я. – Ты глянь, как дяденька распинается.

– Обычный треп, Медный, можешь мне поверить. Ему приказали, и он прочитает речугу, а затем начнет не спеша собираться. А не спеша, потому что жизнь ему дорога, и, глядишь, окажется такой идиот, что раньше него туда прибудет и разобьет всех. А этот, – он кивнул в сторону генерала, – этот потом будет руками разводить, мол, не успел, что ж теперь. Трус поганый! – Молот сплюнул. – Как только такие в генералы выбиваются? Не иначе всю родню на уши поставил. Но деятельность-то надо показать. Угадай, кого туда отправят?

– Нас?

– Точно. Мы все разведаем, доложим и задницы на хрен отморозим. А они потом подойдут. Ну а коли в бой вступить придется, генерала нашего на позициях не увидишь. – Молот умолк, узрев покачивающийся кулак капитана.