Лоцман. Лето кончится не скоро, стр. 41
— Не важно. Вы сперва посмотрите. А потом уж, если хотите, выбрасывайте…
Я перевернул лист. «Глава первая. Побег… Утро было прекрасное. Сверкающее…»
Вздрогнув, я залистал, выхватывая глазами куски текста…
«Это повесть о Дороге. Точнее, о людях, которые ищут Дорогу…»
«Он стоял перед махиной гранитной стены, уходящей гребнем в желтоватые волокна тумана. Маленький — перед миллионами тонн глухого камня…»
«- Я не знаю, — сказал Александр. — Я потом никогда эту рукопись не мог вспомнить. Знаю только, как выглядела Тетрадь… — И тогда Решка ответил: — Это уже кое-что…»
«Решка обвисал у Александра на руках, горячий, беспомощный и сразу ставший тяжелым. А большой рогатый месяц смотрел в круглое окно и ничем не мог помочь…»
«Решка никогда не успел бы побывать на всех улицах и напасть на след, если бы не велосипед — легонький и стрекочущий, как стрекоза…»
Я понял, что в Тетради — многое из того, что случилось со мной и с Сашкой. Но много и такого, чего я не знал. Это был рассказ о взрослом путешественнике и маленьком проводнике. Только проводника звали не Сашка, а почему-то Решка. А взрослого звали Александр…
И еще я понял: тот, кто писал это (Сашка? Или кто-то другой?), немало начитался моих книжек. Потому что язык был точно мой. Если бы не почерк, я уверовал бы тут же, что сам когда-то написал все это, а потом забыл…
Очень про многое хотелось мне спросить. Но я чувствовал, как натянуты у Сашки все нервы. И спрашивать ничего не стал, сунул тетрадку за брючный ремень и сказал:
— Хорошо. Идем…
— Вы ботинки-то наденьте, — напомнил Сашка.
— Ах ты, черт, в самом деле…
Я обулся, отыскал в темноте пиджак и галстук.
— Держитесь за меня, — все еще хмурым тоном потребовал Сашка. И пошел впереди.
Я держал его за плечо с твердым лоцманским погончиком. Скоро начался склон, покрытый частым кустарником — с мелкими листьями, ягодами и колючками. Судя по всему, барбарис. И не было тропинки. Колючки хватали меня за штаны. Сашка шипел и несколько раз помянул «Ёшкин свет».
— Какая холера тебя тут понесла? Рядом же лестница…
— Нету никакой лестницы…
— Ну что ты споришь! Ты же сам бежал сюда по ней, подошвами стучал!
Сашка сердито усмехнулся в темноте.
— Это было до полуночи. А сейчас… Вы думаете, мы все еще в Кан’Орре?
— Господи, а где?
— Увидим…
— Увидишь тут. Раньше без глаз останешься.
Но заросший склон кончился, мы оказались на ровной каменистой дороге, и тут же позади нас мигнула колючая белая вспышка, бросила сквозь тьму короткий сигнал. Потом еще… Маяк.
Полной тьмы уже не было, мерцали корабельные и береговые огоньки, на каком-то судне зажегся прожектор, с маху рубанул пространство голубым лучом… Но не было и намека на многоэтажное сияние и радужные рекламы Кан’Орры.
— Где мы, Сашка?
— Судя по всему, порт Бугенвиль, Звездная область… Здесь, говорят, где-то таверна «Перекресток»…
Шумная птица опустилась на Сашкино плечо рядом с моей ладонью.
— Пер-рекресток! Скар-рее!.. — При новой вспышке маяка я разглядел, что это большой попугай.
Глава 11
ПУТЬ ЧЕРЕЗ ПЕСКИ
1. Приют капитанов
«Перекресток» — это была классическая таверна. Как в старом романе. Видимо, она действительно стояла на перекрестке навигационных путей. Служила временным приютом для морских, воздушных и, судя по всему, межзвездных покорителей пространств. За сколоченными из длинных плах столами ели, пили и шумели люди в форме всех мастей, а также в костюмах без погон и шевронов, но тоже крайне живописных. Мерцали по углам цветные мигалки, мелькали видеоэкраны, магнитофонная мелодия ритмично расталкивала воздух, а с потолочных балок спускались граненые решетчатые фонари, снятые, видимо, со старых фрегатов. Они своим ровным желтым светом успокаивали, приглушали электронно-современное мелькание и бряканье.
На разлапистой дубовой подставке чернел посреди зала метровый шар небесного глобуса в широкой меди опоясывающих колец и с позолоченными гвоздиками звезд.
— Кр-расота, — сказал на плече Сашки попугай Чиба.
А я оробел. Остановился на пороге. Место было явно не для хилых интеллигентов и уж, конечно, не для детей. Сашка оглянулся на меня понимающе.
— Ужинать-то все равно надо. И ночлег нужен… — И пошел между столами. Этакий пескарик среди китов и акул…
«Акулы», однако, затихали, оглядываясь на нас. Кто-то негромко присвистнул. Кто-то поспешно отодвинул с пути у Сашки стул (могучее сооружение со спинкой из трехдюймовой доски, в которой был вырезан сквозной трефовый туз). Кто-то сказал вслед утробным шепотом:
— Клянусь бородатой галактикой, кавторанг лоцманского корпуса. Во, нынешние ребята…
Навстречу вышел непомерных объемов дядька. Его кожаный жилет распирался изнутри так, словно под ним прятался еще один глобус-великан.
— Приветствую юного капитана. Рад вас видеть, кэп. Чем могу служить, кэп?
На его круглом лице не было никакого намека на иронию. Ни капельки взрослой снисходительности. Только добродушие и самое искреннее желание сделать что-нибудь хорошее для гостя, которому он рад и которого уважает.
— Поужинать бы, — скромно, однако без робости попросил Сашка. — Мы вдвоем.
— Прошу юного капитана… и его спутника… — Наконец-то на меня обратили внимание. — Там у окна есть еще свободный стол для двоих…
Хозяин усадил нас на дубовые тесаные троны со сквозными тузами на спинках. И обещал сию минуту прислать «расторопного юношу». В самом деле тут же явился парень в белой куртке — длинный, гладко причесанный и крайне вежливый по отношению к Сашке. Он согнулся над ним (и над Чибой, усевшимся на спинку стула).
— Что угодно капитану?
— Заказывайте, Игорь Петрович, — сказал Сашка. И небрежно разъяснил парню: — Это мой наставник, консультант-межпространственник…
Почтительность и готовность ко всяческим услугам тут же излилась и на меня.
— Слушаю вас, док. Ужин, док?
— На двоих…
— И… к ужину, док?
— Мне стакан хорошего портвейна, — расхрабрился я. — А… юному капитану пепси-колу.
— Простите?
— Ну, что-нибудь прохладительное.
— Слушаю…
— А майонез у вас есть? — спросил Сашка.
— Одну минуту, капитан!
Скоро появилось жареное мясо, тушеные овощи и салаты — в количестве, способном накормить экипаж среднего траулера.
— Сашка, — шепотом сказал я. — А какой валютой здесь расплачиваются? Наши деньги берут?
— Всякие берут… Да вы не беспокойтесь, у меня есть.
— Нет уж, дорогой. Контракт не закрыт, а в нем сказано, что «клиент» обязан заботиться о пропитании проводника.
Сашка смущенно хихикнул и стал намазывать на ломоть майонез.
— Не злоупотребляй, — предупредил я и отхлебнул рубиновую жидкость.
— А вы… тоже не злоупотребляйте. Ничего себе «стакан». Цистерна такая…
У меня пробежало по животу тепло, слегка поплыла голова. И в этот момент у Сашкиного стула оказался детина в ковбойской шляпе с кокардой и меховом жилете, с которого свисал эполет с тремя звездочками космонавигаторской службы.
— Прошу прощения, кэп. Два слова, кэп… Не рассчитали малость мы на нашей «Бригитте». Засела в барьере между гранями, аккурат пополам. В носу часы еле ползут, в корме вертятся как угорелые, темпоральный дисбаланс в полной натуре. Приборы — вдрызг…
На Сашкином лице появился сдержанный интерес. Он поставил пятки на сиденье, стер с колена майонезную кляксу, облизал палец. Сказал небрежно:
— Юпитер и Сатурн почти на одной линии, а вас понесло поперек вектора. О чем думали?
— Да ни о чем не думали, — сокрушенно признался детина. — Хотели как скорее. Кабы знать заранее… Теперь никакими силами самим не выбраться, нужен лоцман вроде вас… А то ведь что! Носовая команда просаживает прошлые премиальные в Реттерберге, мы торчим здесь, а «Бригитта» — разом в пяти координатах и трещит по швам. А компания прогорает.