Будни прокурора, стр. 34

Через несколько дней Давыдов позвонил Лаврову и пригласил его к себе. В кабинете секретарь был не один. Поздоровавшись с прокурором, секретарь горкома партии, улыбаясь, произнес:

— Познакомьтесь, новый начальник горотдела милиции, товарищ Туманов.

— Я пригласил вас, чтобы мы здесь вместе обсудили, с чего бы товарищу Туманову следовало начать свою деятельность на новом поприще. Недостатки в работе милиции ему известны, но, чтобы устранить их, потребуется ваша помощь…

— В организации дознания — пожалуйста, мы поможем, — сказал Лавров. — Я попрошу Рябинина поработать в горотделе, пока товарищ Туманов освоится. Что же касается оперативной работы, то в горотделе есть хорошие, добросовестные работники, коммунисты. Они, безусловно, помогут товарищу Туманову. Да и ничего там непостижимого нет. Но первое, с чего нам надо бы с вами начать, — обратился Лавров к Туманову, — это подумать, как привлечь комсомол и общественность к борьбе с преступностью, к наведению общественного порядка в городе.

— Правильно, — подтвердил Давыдов. — Надо навести в горотделе настоящий порядок, обзавестись широким и надежным активом.

VIII

Сидя за своим столом, Глебов разбирал утреннюю почту: требования, справки адресного бюро, характеристики на обвиняемых… Последним ему попался акт криминалистической экспертизы с четкой резолюцией Лаврова в левом углу: «Тов. Глебову».

Не читая описательной части акта, Глебов нетерпеливо открыл вторую страничку и прочел заключение:

«Представленные на экспертизу куски бумаги различной формы и величины являются обрывками газеты «Известия» с печатным текстом. Исследуемый карандашный штрих расположен на свободной от печатного текста верхней полоске первой страницы и является продолжением штриха, образующего цифру «5», написанную от руки химическим карандашом. Каких-либо других надписей, сделанных от руки карандашом или чернилами, не обнаружено».

Из конверта, подклеенного к заключению, Глебов извлек в несколько раз сложенный лист тонкой прозрачной бумаги, соответствующей по формату газетному листу, с аккуратно наклеенными на него обрывками газеты. Пятна крови были сведены с них, и на верхней белой полоске Глебов действительно увидел голубовато-серую, размашисто написанную цифру «5».

Оторванным оказался верхний правый угол газеты. Цифра «5» находилась у самой границы разрыва. «Что означает цифра пять? — растерянно подумал Глебов. — Номер дома или номер квартиры?.. Скорее всего, это дом, а квартира и фамилия подписчика, вероятно, остались на оторванном куске…»

Через несколько секунд, сияющий, он стоял в кабинете прокурора.

— Юрий Никифорович! Заключение экспертизы пришло. Вот посмотрите — цифра пять — это, наверное, номер дома, а остальное оторвано…

— Так, так, — сказал Лавров, рассматривая развернутый на столе лист. — Допустим… Что же дальше?

— Дальше я буду искать этот самый дом номер пять.

— Как искать? В городе таких домов немало.

— Я еще не думал над этим, Юрий Никифорович. — Я ведь только что прочел акт экспертизы и…

— И решили со мной поделиться, — улыбаясь, договорил за него Лавров. — Хорошо. А теперь подумайте о том, как организовать поиски дома номер пять с наименьшей затратой времени и с наибольшим эффектом. И зайдите ко мне минут через сорок. Я как раз закончу статью для газеты — просили сегодня сдать.

Два дня потратил Глебов на поиски нужного ему дома номер пять. В городе оказалось четыре почтовых отделения. В первый же день Глебов побывал в них, попросил сделать ему выборку подписчиков газеты «Известия», проживающих в домах под номером пять по всем улицам. К радости следователя, таких оказалось сравнительно немного: Глебову дали всего семь адресов.

Затем следователь выяснил, кто доставляет газеты в эти адреса, и на другой день вызвал к себе пять почтальонов. Первые четверо категорически заявили, что это — не их пятерка. А пятый почтальон, молодая, смешливая девушка Тамара Лукашко, едва взглянув, уверенно сказала:

— Я писала! А что, вам не нравится? Нам ведь выводить не приходится, некогда…

— Да не в красоте дело, Тамара! — радостным голосом воскликнул Глебов. — Вы только скажите, точно ли это ваш почерк?

— Мой, мой же, говорю вам! — подтвердила ничего не понимавшая девушка. — Дальше-то что?

— А дальше вот что, — стараясь говорить как можно спокойнее, продолжал Глебов. — Сейчас мы с вами пройдем на почту и посмотрим, много ли ваших подписчиков живет в домах под номером пять. Не вообще подписчиков, а на «Известия», конечно…

— Чудно, честное слово! — вставая, сказала Тамара и, смеясь, добавила: — Что ж, давайте пройдемся!..

Из всех пятых домов, которые обслуживала Тамара Лукашко, «Известия» доставлялись лишь в дом № 5 по улице Кирпичной, Зое Павловне Рубовой.

Глебов доложил прокурору обо всем, что удалось установить, и о своем намерении завтра же допросить Рубову.

Выслушав его, Лавров поинтересовался:

— О чем вы думаете ее спрашивать?

— Да, собственно, вопрос один: каким образом газета из ее дома попала на место преступления.

— А если она скажет, что не знает, как это произошло?

Глебов помолчал: ему не хотелось признаваться в том, что он еще не продумал предстоящей беседы, не подготовился к ней.

— Тогда я выясню, кто у нее бывал в эти дни, и допрошу этих людей, — сказал он.

— Может быть, это и придется сделать, — заметил Лавров, — но прежде, чем задавать Рубовой какие-либо вопросы, постарайтесь выяснить, что она за человек, чем занимается, кто ее родственники, с кем она встречается, кто бывает у нее. Зная образ жизни свидетеля, всегда легче его допрашивать.

— Понял, Юрий Никифорович.

— Завтра дайте задание милиции, а сами тем временем официально допросите соседей Рубовой.

— Хорошо, я начну эту работу завтра же.

На другой день Глебов поехал на Кирпичную. Он решил допросить соседей Рубовой в домашней обстановке, был уверен, что так проще будет вызвать их на откровенный разговор. Правда, предварительно следовало бы зайти в милицию. Быть может, там уже успели получить более или менее полные сведения о семье Рубовых.

«Нет, все равно свидетелей допрашивать надо. Начну с них», — решил Глебов.

Под номером пять оказался маленький одноэтажный особнячок, обнесенный камышовым забором. Несколько минут Глебов ходил по противоположной стороне улицы, размышляя над тем, в какой из соседних домов зайти.

Перейдя улицу, он решительно направился к соседнему дому справа, где застал старушку лет семидесяти, Пелагею Ивановну, женщину, к счастью, очень разговорчивую и прекрасно осведомленную об образе жизни своих соседей. Старушка искренне обрадовалась возможности поговорить с новым человеком, и уже минут через двадцать Глебов знал о семье Рубовых больше, чем надеялся узнать, опросив всех соседей.

Зоя Павловна Рубова работает на швейной фабрике, а муж ее, по специальности штукатур, хорошо зарабатывает, считается одним из лучших рабочих. У них двое взрослых детей: сын и дочь. Сын служит в армии, дочь живет с мужем в другом городе. Недавно к Рубовым приезжал брат жены — Григорий Беляков, освободившийся из заключения.

— Ограбил кого-то. Зоя говорила, пятнадцать лет дали ему, а он уже вернулся! И восемь годов не прошло, как вернулся, бисова душа, — неодобрительно сказала старушка и, понизив голос, продолжала: — Ужо как убийство было на Проезжей, так Зоя места себе найти не могла и до сих пор переживает. Я, говорит, Ивановна, так волновалась, так волновалась…

— Чего же она так волновалась? — как бы между прочим, сочувственно спросил Глебов. — Лукерья-то Гармаш совсем на другом конце города живет, этот Григорий, небось, и слыхом-то о ней не слыхал.

— О Гармашихе-то? — переспросила Пелагея Ивановна. — Да он же ходил до них! Они раньше но соседству жили, так он с той, как ее, ну с дочкой Гармашихи, росли вместе, в одной школе, кажись, учились, а после говорят гуляли вместе. И еще я скажу, пропал он в ту самую ночь. Больше мы его и не видели.