Будни прокурора, стр. 2

— В город надолго, а сколько проживу в гостинице — пока не знаю. Если можно, устройте меня в отдельном номере, — попросил Лавров.

Возвратив заполненную анкетку, он получил пропуск и поднялся на третий этаж. Дежурная, полная женщина с заспанным лицом, мельком взглянув на листочек, сказала:

— Пройдите. — И повела Лаврова по коридору. Открыв дверь комнаты, она включила свет.

— Отдыхайте.

Комната, небольшая, но уютно обставленная, Лаврову понравилась. В ней имелось все необходимое.

Было около четырех часов утра. Юрий Никифорович разделся, тщательно вымылся и лег в постель, решив, что завтра, пожалуй, прежде всего зайдет к секретарю горкома партии — кто-кто, а уже он-то сумеет рассказать о городе самое главное, дать почувствовать его атмосферу…

Утром, позавтракав в ресторане, Лавров возвратился в свой номер. Шел десятый час. Взяв телефонную трубку, Юрий Никифорович попросил соединить его с первым секретарем горкома партии. И тут же в трубке послышался сочный мужской бас.

— Товарищ Давыдов? Здравствуйте. Говорит Лавров. Вам сообщили о моем назначении? Я хотел бы с вами встретиться.

— Пожалуйста, заходите, товарищ Лавров, — ответил секретарь горкома. У меня сейчас два товарища с завода. Думаю, через полчаса освобожусь.

…В приемной Давыдова посетителей не было. За столом сидела худенькая белокурая девушка, технический секретарь. Стоявший у нее на столе телефон то и дело звонил.

Лавров осмотрелся. Приемная небольшая, на одной двери табличка с надписью «А. С. Давыдов», на другой — «Я. П. Дымов». «Вероятно, второй секретарь», — подумал Лавров и развернул предложенную ему белокурой девушкой газету.

Вскоре открылась дверь кабинета первого секретаря, оттуда вышли два человека.

— Пожалуйста, заходите, — сказала девушка.

На вид секретарю горкома можно было дать лет сорок пять. Это был мужчина среднего роста, с аккуратно причесанными, уже седеющими волосами, в темном строгом костюме. Лаврова он встретил приветливой улыбкой.

— Прошу садиться… — и протянул руку. — Мы недавно разговаривали с Щадиловым, он мне сказал, что на днях к нам должен приехать новый товарищ. Да и в крайкоме у нас был разговор на эту тему. Вам раньше приходилось бывать в нашем городе? — спросил секретарь, усаживаясь в кресло напротив Лаврова.

— Нет, не было случая…

— Вы не кубанец? — спросил Давыдов.

— Нет, сибиряк. Из Иркутска я. В сорок первом окончил юридический факультет МГУ, в начале войны был призван в армию, служил следователем прокуратуры одной из дивизий на Калининском фронте. После ранения и госпиталя был направлен в распоряжение прокурора края. И вот уже десять лет я на Кубани. Вначале был следователем, затем помощником прокурора района, а последние годы — прокурором. Теперь уж привык к Кубани, освоился…

— Я тоже не кубанец, — сказал Давыдов, — но после освобождения Кубани от фашистов был командирован сюда на партийную работу. Правда, потом три года учился в Москве, в Высшей партийной школе, но по окончании снова вернулся сюда.

Секретарь рассказал Лаврову о городе.

— Полного представления о состоянии законности в городе я, признаться, сейчас не имею, — продолжал Давыдов. — Но надо сказать, что преступность у нас есть. И что хуже всего — не все преступления раскрываются. В торговых организациях бывают растраты, хищения; на заводах иной раз нарушают трудовое законодательство. В некоторых колхозах не соблюдается устав сельхозартели. Надеюсь, вы со временем разберетесь со всем этим, — а тогда и нас проинформируете.

— Попытаемся, товарищ Давыдов, — скупо, в свойственной ему манере, отозвался Лавров. — Время покажет. Я ведь еще и в прокуратуре-то не был, не знаю, какие у них там дела.

— Ну, а город как? Каково первое впечатление? — видимо, желая «разговорить» нового прокурора, спросил Давыдов и протянул Лаврову только что надорванную пачку «Беломора». — Курите?

— Спасибо… — Лавров чиркнул спичкой, поднес огонек Давыдову, прикурил сам и, затянувшись, сказал: — Мало я еще видел, но город, знаете, есть город. Шумновато. А я больше к тишине привык. Сегодня чуть свет как загрохочут под окнами машины с пустыми бидонами — тут и мертвый проснется.

— Это где же? — улыбнулся Давыдов. — Где вы остановились?

— В гостинице, — сказал Лавров, — против вокзала. И подумал: «Не заговорить ли о квартире? Я же обещал Вере не откладывать… Нет, уж это было бы слишком! Не успел приехать, не познакомился еще толком, и сразу с просьбами. Отложим…»

Но откладывать не пришлось.

— Семья с вами? — спросил секретарь горкома.

— Нет, товарищ Давыдов, пока еще в районе.

— Что так?

— Да ведь, видите ли, надо сначала осмотреться, устроиться как следует. Подождем…

— Скоро устроитесь, — сказал Давыдов. — У нас как раз один дом почти готов, отделка осталась. Я поговорю в исполкоме. Две комнаты устроят?

Лавров был явно смущен и не мог этого скрыть.

— Вполне, товарищ Давыдов, — нас всего трое: я, жена да сынишка, — каким-то даже виноватым голосом сказал он.

Зазвонил телефон. Давыдов снял трубку и, скороговоркой сказав: «еду, еду», встал с места.

— Ладно, к этому делу мы еще вернемся. А пока не подвести ли вас до прокуратуры, товарищ Лавров? Я как раз в ту сторону еду.

— Нет, спасибо, — отказался Юрий Никифорович. — Пройдусь по городу, осмотрю его достопримечательности.

Секретарь широко распахнул обитую темной клеенкой дверь и, пропустив Лаврова вперед, на ходу обратился к белокурой девушке:

— Я, Варенька, часа через два вернусь. А вы можете пока хоть Офелией быть, хоть дояркой Феней.

Заметив удивление в серых глазах нового прокурора, секретарь уже на лестнице пояснил:

— Варенька у нас — восходящая звезда на подмостках городской самодеятельности. Славная девушка, только как войдет в этот самый свой образ, так уж ее из него хоть за уши тащи.

И он весело, раскатисто рассмеялся.

У машины Лавров протянул Давыдову руку.

— Заходите, Юрий Никифорович, звоните, — держась за открытую дверцу, сказал секретарь горкома. — Надеюсь, скоро увидимся.

Машина мягко взяла с места, а Лавров неторопливо побрел по незнакомой улице, вдыхая влажную прохладу серого январского дня.

Вдоль тротуара четким строем стояли развесистые каштаны. Их ветки были унизаны хрупкими, слезящимися сосульками. Студеные капли гулко падали на кожаную шапку Лаврова, но он шел вперед, не замечая этого.

По левую сторону железнодорожного полотна раскинулся парк, окаймленный солидной каменной оградой. «Летом здесь, наверное, зелено и солнечно, — подумал Лавров. — Будем с Сашкой в парк ходить, а то, может, и за город ездить, к речке…»

Мысль о сыне вернула его к беседе с Давыдовым. Хорошо, что так вот, просто, а главное не по его, Лаврова, инициативе, возник разговор о квартире. Давыдов, видимо, умеет сочетать большие дела с так называемыми «мелочами». А ведь нередко бывает и так, что работники его масштаба вольно или невольно устраняются от разрешения вопросов, которые касаются личной жизни человека. И как это неверно! Что значит «личное»? Неужели не ясно, что от этого личного зависит общее! Взять хоть его, Лаврова. Конечно же, когда Вера и Сашка будут при нем, здесь же, рядом, ему будет спокойнее, лучше, а это не сможет не сказаться и на работе. Нет, нет, мало еще думают у нас о душевном спокойствии человека, о его удобствах. И как приятно, что Давыдов не принадлежит к категории таких людей. Конечно, не принадлежит! Иначе разве было бы ему дело до того, где остановился новый прокурор? И разве помнил бы он о том, что этой белокурой девушке Вареньке надо разучивать какую-то роль?..

Лавров пересек улицу и, ускорив шаг, направился к домику, на который указал ему, неловко откозыряв, молоденький постовой милиционер.

III

В первой комнате за столом сидела круглолицая молодая женщина.

— Товарищ Прохоров у себя? — спросил ее Юрий Никифорович, и женщина, не отрывая взгляда от папки с бумагами, кивнула головой в сторону двери за ее спиной.