Моя жизнь среди индейцев, стр. 73

Только один раз за зиму я выбрал время для охоты, так как большую часть времени Ягода находился в разъездах. Мы с Нэтаки однажды отправились охотиться на бизонов вместе лагерем Хвоста Красной Птицы, приветливого мужчины лет тридцати пяти — сорока. Палаток в нашем лагере было мало, но народу много, и мы передвигались налегке. Мы обнаружили бизонов к концу первого дня и разбили лагерь у истоков Армелс-Крика. Никогда я не встречал такого количества бизонов, как здесь. С ближнего холмика мы увидели, что прерия просто черна от них до самых обрывов у берегов Миссури и на восток до холмов у рек Биг-Крукед-Крик и Масселшелл, видневшихся вдали. К югу прерия упиралась в горы Мокасин, а на западе, в той стороне, откуда мы пришли, тоже паслись стада бизонов.

— Ха! — воскликнул Хвост Красной Птицы, подъехавший ко мне. — Кто говорил, что бизоны почти исчезли? Все как прежде! Никогда не видел такого обилия.

— Не забудь, что мы пришли издалека, чтобы встретить их, — возразил я, — и что в прерии на запад и далеко на север отсюда их нет совсем.

— А, это правда, но так долго не продлится. Они, должно быть, временно все перешли на восток, как было уже однажды по рассказам отцов. Они вернутся назад. Конечно, доброе Солнце нас не забудет.

У меня не хватило духу разрушить надежды Хвоста Красной Птицы, рассказать о тех обширных районах на восток и на юг, где уже больше нет бизонов, где даже антилопы фактически истреблены.

Хвост Красной Птицы предводительствовал отрядом, и охотники подчинялись его приказам. Мы подъехали к холму очень рано; осмотрев местность и расположение стад, он решил, что нужно устроить погоню за одним стадом, находившимся на юго-западе от нас, так как оно побежит против ветра в ту же сторону и не потревожит пасущиеся там и сям большие стада. Мы вернулись в лагерь, чтобы позавтракать и подождать, пока люди не оседлают своих лучших лошадей и не будут готовы к выезду. День выдался теплый, на земле лежал снег, но дул мягкий чинук; поэтому Нэтаки поехала с нами, как и большинство других женщин. Благоприятные условия местности позволили нам въехать в край стада, раньше чем поднялась тревога. Стадо понеслось, как и предсказывал Хвост Красной Птицы, на юго-запад против ветра и вверх по пологому склону одного из гребней предгорий. Это было для нас выгодно, так как бизоны не могут бежать быстро на подъем. Зато при беге с холма вниз они легко уходят от самой резвой лошади. Весь вес бизона сосредоточен в передней половине тела; их маленькие короткие задние ноги недостаточно сильны, чтобы придать значительную скорость ненормально широкой груди, громадной голове и тяжелому горбу, когда бизон бежит в гору.

Нэтаки ехала верхом на кобылке добродушного вида и более чем смирной, которую ей предоставил для этой поездки один наш друг из племени бладов. Всю дорогу от Джудит Нэтаки работала плеткой и давала кобылке всякие укоризненные прозвища, чтобы заставить ее идти вровень с моей более резвой и бойкой лошадью. Но как только мы приблизились к стаду и охотники врезались в него, поведение кобылки резко изменилось. Она стала на дыбы, — Нэтаки сдерживала ее, натягивая поводья, — заплясала боком, изогнув шею и насторожив уши, а затем, крепко закусив удила, бросилась в погоню так же бешено, как и любая другая обученная охотничья лошадь. Собственно, она и была хорошо обученной для погони за бизонами охотничьей лошадью, но владелец не подумал предупредить нас об этом. Лошадь Нэтаки оказалась более резвой, чем моя, и я забеспокоился, увидев, как она понесла Нэтаки в море бешено мчавшихся со сверкающими глазами мохнатых бизонов. Тщетно я понукал свою лошадь, она не могла нагнать Нэтаки, и мои предостерегающие возгласы терялись в громе и топоте тысяч копыт. Вскоре я заметил, что Нэтаки не пытается сдержать кобылу, а, наоборот, нахлестывает ее. Один раз она оглянулась на меня и засмеялась, глаза ее сияли возбуждением. Мы продолжали скакать вверх по склону, примерно с милю, затем рассыпавшееся стадо оторвалось от нас и понеслось вниз по другой стороне гребня.

— Что это тебе вздумалось, — спросил я, когда мы остановили наших взмыленных, тяжело дышащих лошадей. — Зачем ты это сделала? Я так боялся, что ты упадешь с лошади и тебя может зацепить рогом какой-нибудь раненый бизон.

— Видишь, — ответила она, — сначала я тоже испугалась, но так интересно скакать за ними. Ты только подумай, я хлестнула четырех бизонов своей плеткой! Мне хотелось только мчаться за ними все дальше и дальше, я не думала ни о норах барсуков, ни о возможности упасть, ни о чем. Скажи мне, ты убил?

— Ни одного.

Я не выстрелил ни разу. Я ничего не замечал, ничего не видел, кроме нее в гуще стада, и был более чем рад, когда погоня окончилась. Оглянувшись на склон гребня, мы увидели охотников и их жен, уже занятых работой над тушами убитых бизонов, усыпавших снег. Но мы-то остались без мяса. Неудобно было возвращаться в лагерь без мяса; поэтому Нэтаки и я проехали мили две в том направлении, куда ушло стадо, а затем свернули в горы. Наверху среди сосен попадались олени, а на открытых полянах паслись или отдыхали вапити, и мне посчастливилось убить жирную бездетную самку. Мы развели огонь, изжарили часть печени и кусок желудка и, наскоро поев, поехали обратно в лагерь, захватив столько мяса, сколько удалось навьючить на обеих лошадей.

ГЛАВА XXXII. УКРОЩЕНИЕ КОЧЕВНИКОВ

На следующий день отряд опять устроил погоню. Утро обещало успех. Солнце ярко светило и грело, поблизости паслось большое стадо бизонов, все мы выехали из лагеря в превосходном настроении. Я поменялся лошадьми с женой; хотя моя была в погоне несколько хуже кобылы Нэтаки, но хорошо чувствовала удила. Нэтаки могла легко сдерживать ее. Въехав в стадо, я уже не обращал ни на кого внимания, а старался выбрать жирных коров, настигнуть их и убить. Я не нуждался ни в мясе, ни в шкурах, но с нами ехали охотники на плохих лошадях, и я намеревался отдать им тех бизонов, которых застрелю. Я продолжал гнать кобылку даже когда она стала заметно уставать, и мне удалось уложить семь голов. Когда я наконец остановился, рядом не было никого. Оглянувшись, я увидел две группы индейцев; из самой большой, ближайшей ко мне, неслись горестные причитания женщин над умершим. Скоро и я узнал причину всего этого: погиб молодой Мастер Стрел. Два Лука сломал ногу. Громадный старый самец, раненый и обезумевший от боли, вонзил рога в лошадь Мастера Стрел, вырвал ей бок и сшиб седока, упавшего на спины бежавших следом других бизонов; оттуда он скатился на землю и его буквально растоптало бешено несущееся стадо. Лошадь Двух Луков попала ногой в нору барсука и сбросила седока на землю с такой силой, что он сейчас лежал без сознания с переломом правой ноги выше колена. Некоторые из лошадей тащили волокуши. Мертвеца и раненого уложили на волокуши, и родственники отвезли их в лагерь. Охотники торопливо освежевали убитых бизонов, некоторые взяли только языки и филеи и затем тоже поехали назад к палаткам, в молчании, подавленные. В этот вечер не было ни угощений, ни гостей, ни песен. Вместо этого слышалось причитание женщин; мужчины с серьезными лицами сидели у очагов, курили и думали о ненадежности существования, изредка с похвалой упоминая о покойном товарище и высказывая сожаление о его безвременном конце.

Мастера Стрел похоронили наутро, привязав тело в развилке ветвей большого тополя, и мы стали готовиться к переносу лагеря, на что ушел остаток дня; нужно было нарезать и высушить мясо, чтобы уменьшить вес грузов, снять мездру с многочисленных шкур и сложить их во вьюки. В лагере не было никого, кто умел бы лечить перелом ноги, но мы сделали шины и перевязали сломанную ногу Двух Луков как умели. На следующее утро лагерь снялся рано и двинулся к дому. Все спешили уйти из этого злополучного места, кончить несчастливую охоту, пока не случилось еще какой-нибудь беды. Раненого уложили возможно удобнее на ложе, привязанное к жердям волокуши.