Я пришел дать вам волю, стр. 23
Степан внимательно слушал, стиснув зубы, смотрел вниз, в землю. Слегка кивал головой.
— Замычал? — сказал он негромко себе. — Подожди, белугой закричишь, сукин сын.
— Пошли отсуда, — тронул его Иван Черноярец. — Он тут несет чего ни попадя… А эти слушают. Пошли.
— Подожди, дай наслушаюсь досыта. Можеть, когда спомнить доведется. Ты запоминай тоже. Ишь, как поет!..
— Царь-государь милостив, но и у его сердце лопнет, не дожидайтесь этого! — говорил громко воевода. — Хуже будет! Не гневите царя-батюшку и бога всевышнего, не слушайтесь больше атамана: пропадете с им! Он сам себе погибели хочет и вас за собой тянет! Зачем он оружие не отдает?! Чего затевает?!.
— Пошли, — сказал Степан. — Уводи их, а то правда…
Казаки вышли из Кремля. Шубу оставили воеводе.
За воротами, в толпе, к скомороху Семке присоседился ярыга. Заговорил с ухмылкой, с восхищением:
— Эт ты на голове-то пляшешь?
— Я. Я ишо на пузе могу, — похвастался Семка.
— Пошли со мной?.. Дворовым людишкам охота глянуть.
Семка колебнулся, подумал…
— Денег дадут, — заторопил ярыга. — Чего? Ну?..
— Нас трое… — Семке не хотелось и от казаков отстать и охота было показать свое искусство, где просят.
— Зови и их. Где они?
Семка крикнул старика с бандурой и татарчонка, маленького, проворного, смекалистого парнишку. Втроем они и ходили по городам и деревням русским. Больше — по городам. И вместе же и бегали, и прятались, когда гнали прочь.
— Пошли! — торопил ярыга. — Накормют, денюжку дадут…
Скоморохи с ярыгой выбрались из толпы казаков, пошли вдоль стены к другим воротам. Никто из казаков не обратил на них внимания.
— А я один разок видал вас, чуть не сдурел со смеху. Пришел, рассказал нашим, они загалдели все в один голос: «Тоже хочем!» — Ярыга все ухмылялся и заглядывал в глаза Семке. — Я говорю: «Денюжку дадите? Они за денюжку пляшут». Они все в один голос: «Дадим!»
— Девки есть? — спросил Семка.
— Девки? — удивился ярыга; он никак не ждал от хилого, доброго Семки такого вопроса. — А для че тебе?
— Девки смеяться любют.
— Есть, есть! Полно. Счас посмеемся!..
За казаками на посаде увязались посадские, стрельцы, бойкие бабенки… Казаки ласково щупали астраханок, те визжали, били казаков по рукам, смеялись: ждали гульбы и подарков. Казаки сулили и то, и другое… И третье сулили.
И как пришли к стружкам, тут и всё: торговлишка открылась, виночерпии тут как тут, праздник опять готов раскинуться, море человеческое закачалось, заходило волнами…
Степан смотрел со стороны на знакомую картину… Пожевал ус: картина явно не пришлась ему по душе. Велел есаулам сесть на коней и ускакал с ними сухопутьем к Болде, в лагерь.
А казаки подсаживали бабенок на струги. На струги же закатывали бочонки с вином, вносили караваи хлеба, солонину в туесах, вязанки копченой, вяленой рыбы… Кого не грызут завтрашние заботы, тот сегодня живет через край. А тут еще такая редкая, дорогая радость — бабы. Тут уж — кривись, атаман, не кривись — не твое дело. Да и не заметили, что он кривится-то, — не туда смотрели.
9
Степан заторопил события.
Прискакав из Астрахани в лагерь, он не отпустил есаулов. Собрал их вокруг себя, начал расспрашивать и распоряжаться.
— Сколько коней закупили, Иван? — к Черноярцу. Спрашивал быстро и быстро же велел отвечать. Есаулы знали эту его привычку.
— Сто двадцать. А сбруи на полста.
— Закупить! Какого дьявола ждешь? Пошли за Волгу.
— Они посулились сами…
— Некогда ждать! Солнце встанет, роса очи выест. Пошли пять стружков. И пускай не скупятся. Федор, в Царицын кто поехал? Послал?
— Минька Запорожец, — откликнулся Федор Сукнин.
— Велел передки закупить?
— Велел.
— На Дон ушли? — опять к Черноярцу.
— Ушли. Слышно, Васька Ус собирался к нам, Алешка Протокин…
— Послать к Ваське, к Алешке. Давно ведь велел! Чего ждете?
— В Москву-то будем посылать? — спросил Иван Черноярец.
— Пошлем, — сказал Степан. — Из Царицына. Вот ишо: у воронежцев закупим леса, сплавим плотами… Тоже послать. Федор, сам поедешь. Бери полста, которые с топорами в ладах, и чуть свет дуй. Скажи воронежцам: долю ихную — за свинец и за порох — везем. Свяжите с десять плотов — и вниз. Там, наспроть устья Кагальника, между Ведерниковской и Кагальницкой, островок есть — Прорва. Там стоять будем. Поделайте засеки, землянки — сколь успеете. Еслив кто из казаков уйдет домой хоть на день, хоть на два, — тебе, Иван… всем вам головы не сносить. Мы не зимовые казаки, а войско. Сам буду отпускать на побывку — за порукой. Иван… — Степан в упор посмотрел на Черноярца. — Где Фрол?
Иван увел глаза в сторону.
— А я откуда знаю! Что я, бегаю за им?
— Где Фрол? — повторил вопрос Степан. — Куда вы его спрятали? Чего в глаза-то не смотришь?
Иван уперся:
— Не знаю, где он. Никто его не прятал…
Некоторое время все молчали.
— Не трону я его, — негромко сказал Степан. — Пускай вылазит. — И повысил голос: — Дело делать или по кустам хорониться? Нашли время!..
— Батька, хлопец до тебя, — сказал подошедший казак.
— Какой хлопец?
— Трое шутовых давеч было… шубу-то когда провожали…
— Ну?
— Один, малой, прибег счас из Астрахани; заманули их ярыги воеводины — мстятся за шубу. А этот вывернулся как-то…
— Позови.
Татарчонок плакал, вытирал грязным маленьким кулаком глаза. Рассказал:
— Семку и дедушку… бичишшем… Мы думали: спляшем им, денег дадут… Семка соблазнил — девок шибко любит. Сколько уж раз, дурака, били!.. Спаси их, батюшка-атаман! А то их совсем заколотют там. Спаси, батюшка, ради Христа истинного…
— Не реви, — сказал Степан. — Позови Фрола, Иван. Скажи, хуже будет, еслив счас не вылезет. Не плачь, сынок, поможем. Давай Фрола!
Иван отошел к кустам дальним, громко позвал:
— Фрол!
Фрол откликнулся, не вылез пока. Они стали переговариваться с Иваном. Иван, как видно, принялся его уговаривать вылезти. Фрол колебался…
— Били? — спросил Степан татарчонка.
— Бичом. Дедушке бороду жгли… Семку огнем тоже мучают. Батюшка-атаман, пособи им… родненький…
— За шубу? Так и говорят — за шубу?
— За шубу, Семке посулились язык срезать…
— А ты как же убег?
— Они мне раза два по затылку отвесили и забыли. Семку шибко уж мучают… Батюшка, ради Христа истинного…
— Вы откуда? — Видно, как изо всех сил крепился Степан, чтобы самому не закричать тут от жалости и злобы.
— Теперь — из Казани. А были — везде. В Москве были…
Фрол вылез наконец из кустов… Подошли. Фрол остановился в нескольких шагах от Степана — на всякий случай.
— Загостился ты там, — сказал Степан. — Поглянулось?
— Прямо рай! — в тон ему ответил Фрол. — Ишо бы гостевал, но заела проклятая мошкара — житья от ее нету, от…
— Отдохнул?
— Отдохнул.
— Теперь так: бери с двадцать казаков и ехайте в Астрахань. Вот малой покажет куда. Там псы боярские людей грызут. Отбейте. — Степан подтолкнул татарчонка к Фролу.
— Как? Боем прямо? — удивился Фрол.
— Как хошь. Хошь прямо, хошь криво. Чтоб скоморохи здесь были!.. Слышал?!
— Батька, дай я с имя поеду, — попросился Иван Черноярец. — Я больше там знаю…
— Ты здесь нужон. С богом, Фрол. Спробуй не привези скоморохов — опять в кусты побежишь. — Степан отвернулся.
Фрол пошел отбирать казаков с собой.
— Федор, поедешь к воронежцам не ране, чем придем в Царицын. — Степан помолчал: все ли сказал, что хотел, не забыл ли чего… Но видно было — другое уже целиком овладело им. — Сучий ублюдок!.. — вырвалось вдруг у него. Он вскочил. — Людей мучить?! Скорей!.. Фрол! Где он?..
Отряд Фрола был уже на конях.
— Фрол!.. Руби их там, в гробину их! — кричал атаман. — Кроши подряд!.. — Его начало трясти. — Лизоблюды, твари поганые! Невинных-то людей?!.
С ним бывало: жгучее чувство ненависти враз одолевало, на глазах закипали слезы; он выкрикивал бессвязные проклятия, рвал одежду. Не владея собой в такие минуты, сам боялся себя. Обычно сразу куда-нибудь уходил.