Произнеси её имя (ЛП), стр. 16

Бобби постаралась, чтобы ее голос не звучал победоносно.

— Спасибо, миссис Хорн, я отправлю ей открытку сегодня чуть позднее.

— Спасибо, Кларисса. Всего доброго.

Она закончила телефонный звонок и взглянула на Наю.

— Становится все более и более запутанней. Бриджит в отделении для душевнобольных в Сихейвен.

— Не может быть. Это же сразу за Оксли.

Бобби кивнула.

— Знаю. Думаю, мы должны нанести…

Ее прервали на полуслове. В стеклянной дверной панели замаячил высокий силуэт. Дверь, заскрипев, открылась, и стройная фигура доктора Прайс каким-то образом заполнила все пространство. Сердце Бобби одновременно бросилось к груди и ударилось в горло.

Глаза директрисы сузились, метая в них кинжалы.

— И что вы обе здесь делаете?

Глава 9

Надлом

— Итак? — спокойный тон доктора Прайс не мог скрыть гнев в ее глазах.

Бобби пыталась заговорить, но дыхание перехватило, а из груди вырвался только сдавленный выдох. Ная приобняла ее.

— Бобби очень напугана ситуацией с Сэди. Я подумала, что ей станет легче, если она позвонит маме.

— О, ради всего святого, мисс Санчес. Я бы поверила в такое от учениц младших классов, но никак не от старшеклассниц. Кроме того, мистер Карлос сообщил мне, что утром вы покинули урок испанского, предположительно, по моему распоряжению?

Бобби решила пойти на крайнюю меру — сказать правду.

— Мне на самом деле очень жаль, доктор Прайс. Я сильно расстроилась из-за Сэди. Это все моя вина. У меня было время самоподготовки, и я уговорила Наю пропустить драматический класс. — Она распахнула глаза так широко, как могла.

Это возымело свое действие.

— Должна отметить, Роберта, что на вас это похоже меньше всего. За шесть лет вы ни разу не доставили никаких беспокойств. И вот уже второй раз за два дня я нахожу вас в неположенном месте.

Глаза Бобби расширились еще больше.

— Извините. Я … я просто … я действительно очень волнуюсь за Сэди.

Доктор Прайс сжала губы.

— Мы все волнуемся, и именно поэтому мне крайне необходимо, чтобы старшеклассницы подавали пример девочкам из младших классов.

Бобби серьезно кивнула головой, почувствовав долю вины. Но потом Ная задала вопрос, и Бобби могла поклясться, что пол накренился, словно мир сошел со своей оси.

— Это ведь имеет отношение к тому, что произошло тринадцать лет назад, когда исчезли те девушки?

Бум. Доктор Прайс судорожно передернулась. Этот вопрос ошеломил даже такую бездушную робота-директрису. Челюсти ее сжались, а глаза замерцали тем, что было очень похоже на панику, прежде чем она сумела взять себя в руки и ответить.

— Откуда вы об этом знаете? Это было очень давно.

— Все знают, — небрежно ответила Ная, словно в этом не было ничего особенного.

— Я очень сильно сомневаюсь, что это так. — Ее голос стал еще резче, она едва смогла успокоиться. Бобби показалось, что она пыталась скрыть прошлое. Но почему? Впервые, Бобби задалась вопросом, а не утаивались ли каким-то образом все эти происшествия умышленно. — Вы думаете, что мне и в самом деле нужно объяснять, какие последствия для школы могут иметь сейчас всеобщая истерия и пустые сплетни, Ная?

Бобби почувствовала, как ее щеки запылали от стыда. Потребность угождать учителям, оставшаяся с начальной школы, была неискоренима.

— А теперь послушайте меня обе и слушайте очень внимательно. Те две девушки исчезли за много миль от Пайпер Холла. Совершенно очевидно, что произошедшее, хоть мы и очень огорчены, не имеет ничего общего со школой. Это понятно? Больше никаких упоминаний об этом или вы обе отправитесь в Изолятор.

Ни одна из девушек не стала спорить. Из страха превратиться в камень, Бобби даже не смела смотреть ей в глаза. За шесть лет в Пайпере, Бобби слышала только об одной девушке, помещенной в Изолятор — девушке, которая пыталась ударить ножом другую во время драки в столовой. Если Доктор Прайс угрожала этим, то это означало, что она была чрезвычайно серьезна.

— Бобби, если вы все еще хотите позвонить маме, даю вам пять минут. Я буду ждать за дверью. А вы, Ная, сейчас же отправитесь в класс и письменно извинитесь перед учителем за ваше поведение. Ступайте!

Ная проскользнула мимо директрисы, ничего не ответив и опустив голову от стыда. Бобби подняла трубку и набрала номер мамы — она была вынуждена позвонить сейчас, так как Прайс наблюдала за ней снаружи. Бобби подсчитала, что в Нью-Йорке было примерно восемь утра; к счастью, мама еще не успела уйти на репетицию. Она ответила на втором звонке, и Бобби поприветствовала ее.

— Бобби, дорогая! — только что проснувшись, хрипло ответила мама.

— Привет, мам.

— О, милая, у тебя ужасный голос, что-то случилось?

— Я тебя разбудила?

— Да, но все в порядке. Зайка, вчера была такая нелепая вечеринка. Бассейн на крыше отеля Soho House. Закрытая вечеринка в честь сорокалетия Джареда. Не поверишь, полнейший декаданс!

Бобби почувствовала вкус слез в горле. Она даже не знала почему — может из-за маминого голоса, такого родного. Она могла представить ее сейчас — «птичье гнездо» профессионально окрашенных волос, рассыпавшихся по подушке. Накладные ресницы, приклеенные еще вчера к глазам с макияжем, похожим на глаза панды.

Бобби захлестнула мысль, что время было на исходе — казалось, будто над головой нависли воображаемые песочные часы, в которых с невероятной скоростью сыпался песок. Что, если она больше никогда не увидит маму?

— Мам, а ты можешь прилететь домой? — Слова вырвались прежде, чем она смогла остановить их.

— Что?

— Здесь творится что-то очень странное. Я не могу объяснить этого.

— Дорогая, не пугай мамочку. Что случилось? У тебя неприятности? Это наркотики? Наркотики, не так ли? Мне не следовало быть слишком либеральной, да?

— Нет. Нет. Боже, нет, это не наркотики. — Бобби сняла очки и ущипнула переносицу, подавляя желание заплакать. Она чувствовала, как начинает сдаваться, желая стать маленькой девочкой, которая просто нуждалась в материнской любви. — Мама, мне страшно.

Последовала пауза.

— Дорогая, тебя кто-то обижает? Скажи мне, кто они, и я заставлю доктора Прайс исключить их. Это очень просто. Твоя проблема, зайка, в том, что ты слишком хорошая. Ты доверяешь людям, и они этим пользуются. Я всегда учила тебя …

— Пожалуйста, мам. Я просто очень соскучилась по тебе. Я хочу увидеть тебя.

— Бобби, если ты не расскажешь мне, что случилось, то я ничем не смогу помочь.

Бобби закрыла глаза. Казалось, ее голова была полна шумных рваных образов и мыслей, гремящих, словно битое стекло и гвозди. Она ощущала себя бессильной, бесполезной.

— Ты не понимаешь.

— Конечно, понимаю, дорогая. Каждый человек тоскует по дому. Я всегда скучаю — чего бы я только не отдала за кусочек настоящего бекона. Но ты не успеешь оглянуться, как наступят рождественские каникулы.

Первая слеза вырвалась наружу. Крупная, теплая — она стекла по носу и капнула на подставку телефона. Бобби не могла сказать маме, что через четыре дня ничего больше не будет. Не будет никакого Рождества — она не доживет даже до ночи Гая Фокса [7].

— Мам, пожалуйста…

— Ну же, Бобби. Тебе осталось учиться в школе меньше двух лет. Думаю, ты продержишься. Сейчас мамочке нужно быть в Нью-Йорке. Я надеялась, что ты понимаешь это.

Вытирая слезы, Бобби кивнула.

— Я знаю. — Она взяла себя в руки, зная, что никогда не сможет убедить маму прилететь сюда, и что побег в Нью-Йорк не поможет ей избежать судьбы Тейлор и Абигайль. Кровавая Мэри найдет ее, куда бы она ни убежала. Она сделала глубокий вдох. Как бы ей ни хотелось быть «маленькой девочкой», она должна найти силы стать «сильной, как волчица». Это была просто минутная слабость — она сможет это сделать. Она должна.

— Извини. Последние дни выдались тяжелые.

— Это на тебя не похоже, дорогая.