Завтра нас похоронят (СИ), стр. 8

– Рассказывай, что случилось, – потребовала Сильва, открыв маленький автономный холодильник и вынув из него тарелку с треугольными сэндвичами. – И давай поедим, я устала.

И это она говорила мне! Пробежавшей, наверно, километров пять с этим двухкилограммовым пакетом. Впрочем… она меня спасла, и причин злиться не было. Кроме одной… Я была «крысёнком», а она нет.

Сильва наливала сок в два стакана, а я молча смотрела в окно. Мне было плохо. Как и всегда, когда я встречала маленькую фройляйн Леонгард. Ведь она очень любила меня – без страха приходила к поезду, часто приносила нам еду и лекарства. А ещё никогда не забывала про мой день рожденья. Я любила её. Но у меня с ней было связано слишком много воспоминаний.

– Этот идиот тебя опять подвёл? – она протянула мне сэндвич с говядиной.

Я молча кивнула и мысленно выкинула всё из головы: лучше заняться едой, чем раз за разом скакать по знакомому кругу неприятных мыслей. Сильва вздохнула:

– Он попался?

– Не знаю, – с набитым ртом отозвалась я. – Он сказал встретиться с ним в логове.

– Значит, туда и поедем, – Сильва ободряюще улыбнулась, отдала мне тарелку и, опустившись на колени, стала собирать с пола картофелины и запихивать их в пакет. – Судя по количеству продуктов, вы ещё и лишились некоторой части провианта?

Я промолчала, потому что знала, что она предложит. И она предложила:

– Сначала заедем в магазин поближе к центру, и я всё докуплю. И добуду тебе кроссовки. Потом отвезу тебя до заграждения. Дальше я боюсь… – она покосилась на водителя. – Сама знаешь, чего.

– Спасибо, – глухо ответила я. – Наверно, это будет самое бесполезное времяпрепровождение в твоей жизни.

Инспектор

[Архивы. 13:34]

Карл устало потёр глаза: от букв и цифр в них уже рябило. И, как обычно, за несколько часов, проведённых в архиве Управления, он не нашёл абсолютно ничего.

Маленькое, похожее больше на военный бункер здание архива располагалось отдельно от управления, в таком же бедном окраинном районе, как тот, где Ларкрайт снимал квартиру, но на противоположном конце города. Со времён Крысиного Рождества материалов накопилось столько, что держать их в порядке было просто невозможно. Нераскрытые дела, фотографии из картотеки преступников, старые видеоплёнки с записями следственных экспериментов – всё это загромождало ящики и стеллажи, покрываясь пылью.

Сотрудница архива, толстая и добродушная фрау Вебер, первое время пыталась помогать Карлу с поиском, но вскоре махнула на это рукой: даже она не могла навести порядок в собственном мирке, куда уже лет десять никто не заявлялся со служебными проверками. Поэтому когда молодой человек приходил, она обычно здоровалась и вальяжно удалялась в маленькую дальнюю комнату к чайнику и любовным романам, предоставляя Ларкрайту возможность самому разбираться в груде коробок и бумаг.

Сегодня он читал протоколы осмотров родителей «крысят» – их проводил НИИ Леонгарда. Данные были записаны в стандартизированной форме: «Признаков насильственной смерти нет, остановка сердца вызвана неизвестным нервным импульсом. Ядовитых или наркотических веществ в организме не обнаружено». И «Труп лежал…»

Дальше начиналось некоторое разнообразие: кого-то находили на улице, кого-то – прямо в доме, кого-то – на расстоянии от него: обычно это были люди, только что вышедшие в магазин или к соседям. И вот тут…

Карл неожиданно вздрогнул, раскрыв два протокола на последних страницах. Его взгляд скользнул по почти в точности повторяющемуся описанию и остановился на графе «предполагаемое время смерти». В листе, описывающем тело Карины Варденга, стояло «между 5:30 и 6:00 утра». А в протоколе с информацией о смерти некоего Тома Вайеса отчётливо значилось «8:25» – это время подтверждал бездомный, мимо которого мужчина проходил точно в тот момент, когда его затрясло, скрутило и какой-то «дьяволовой» (по словам свидетеля) силой швырнуло на снег.

Карл снова перечитал материалы. Карина Варденга в предполагаемое время смерти находилась со своим мужем и дочерью – она готовила индейку. А Том Вайес находился где-то в квартале от своего коттеджа, где спали его дочери-близняшки…

Ларкрайт начал смотреть другие дела. Уже через десять минут он обнаружил достаточно простую закономерность: чем дальше находились от детей родители, тем позже они умирали. То же заключение он сделал, просмотрев дела по «второй волне» смертей.

Некоторое время Карл задумчиво смотрел на бумаги. Обнаруженные совпадения ни о чём ему не говорили. По крайней мере, пока. Наверно, стоило рассказать об этом Рихарду… а может, поговорить с Чарльзом Леонгардом как с медиком, занимавшимся выяснением обстоятельств массовой гибели родителей? Но если Ланн узнает об этом, то Карлу не поздоровится. Комиссар не доверял доктору, а комиссар редко ошибался.

Ларкрайт снял копии с нескольких протоколов, спрятал их в сумку и вышел в коридор. Спайк тут же вскочил и завилял хвостом: за это время он успел изгрызть картонную папку, забытую фрау Вебер. Инспектор поспешным пинком отправил испорченные документы под шкаф и вместе с псом покинул здание.

Улица встретила его серостью и моросящим дождём – от утреннего чахлого солнца не осталось и следа. Спайк с лаем понёсся по дороге: настроение у него было намного лучше, чем у хозяина. Карл слегка ускорил шаг, ему хотелось поскорее вернуться в свою квартиру. И он был благодарен Рихарду за то, что тот позволил ему не возвращаться на работу вечером, а прийти только следующим утром.

Чтобы добраться до своего дома, Карлу нужно было почти час ехать по линии наземного метро. Таких веток было всего две, и только они прорезали город почти насквозь, начинаясь в одних нищих окраинных районах и заканчиваясь в других – столь же нищих. Хотя, в общем-то, теперь уже почти все районы города можно было назвать нищими.

Спайк перепрыгнул через низкий турникет и остановился у ведущей на платформу лестницы. Ларкрайт мельком глянул на дремлющую в своей будке пожилую смотрительницу и бросил в специальную щель медный жетон, звякнувший где-то в железных недрах допотопного механизма.

Высокая платформа продувалась всеми ветрами. Дождь усилился, Карл спрятал нос в воротник и ссутулился. Голова у него немного кружилась от почти бессонной ночи и плохого алкоголя. Он на пару секунд опустил веки, а, вновь открыв глаза, неожиданно увидел, как далеко впереди, за станцией, по дороге несётся чёрный автомобиль на огромных красных колёсах. Такая машина – неуклюжая, но мощная, собранная из деталей множества других, как Франкенштейн из частей тела разных людей, – была на его памяти всего одна. И она принадлежала Котам. Ларкрайт нахмурился: возвращение этих двоих в город не сулило ничего хорошего. Никому, а особенно «крысятам». Вот об этом точно нужно было предупредить Рихарда: Джина и Леон Кац стояли в его личном списке врагов на втором месте – после Чарльза Леонгарда.

Но слишком долго думать о Котах он не смог: глухое гудение сообщило о прибытии поезда – как всегда почти пустого в это время. Карл на всякий случай придержал Спайка за ошейник, вошёл в вагон и, опустившись на сиденье, повернулся к мокрому окну. Некоторое время смотрел сквозь пелену дождя на дома, потом отвёл взгляд. Откинулся на спинку, вытянув ноги, и прикрыл глаза. Краем уха услышал недовольное ворчание Спайка, а потом звук, будто что-то тяжёлое упало на сидение. Он приоткрыл глаза… это запрыгнул пес и улегся рядом, немного поцарапав обивку лапами. К счастью, в вагоне не было людей, и никто не стал возмущаться по этому поводу. Хотя желание возмущаться обычно исчезало, стоило взглянуть на форменное пальто Карла.

Глаза у Ларкрайта слипались, и, как он ни старался держать их открытыми, ему этого не удавалось. Он ощутил, что голова сама клонится вниз, и в последний момент подхватил свалившиеся очки. Мелькнула неожиданная мысль: Рихард был бы рад, если бы они разбились, эти очки его раздражали. Тем более, комиссару было известно, что Карл неплохо видит и без них. Но всё же для того, чтобы выстрел по дальней цели был максимально точным, зрение было недостаточно острым. А стрельба могла понадобиться в любой момент. И к чёрту Рихарда с его привычкой придираться ко всему, особенно если это «всё» имело отношение к Карлу. Инспектор нахмурился и начал тереть пальцами виски – уже не столько борясь со сном, сколько пытаясь выкинуть из головы комиссара.