Завтра нас похоронят (СИ), стр. 2

Вэрди усмехнулась и сделала один маленький шажок вперёд. Комиссар тут же опустился на свой стул и поставил локти на поверхность стола. Она приблизилась ещё немного и склонила к плечу голову:

– Вы, видимо, устали…

– Не дыши на меня.

– Бросьте… я всё же на самом деле не крыса. И не болею чумой.

– Мне всё равно, чем ты болеешь. Я знаю лишь, что я этим болеть не хочу.

– Неужели вы так боитесь умереть? – она приподняла брови и огляделась: – Вам есть, за что держаться? Тут довольно тухло.

– Найдётся.

– Хорошо… – Вэрди зевнула. – Я вас пощажу. Дадите кошелёк?

– Забирай, – устало отозвался он.

Девочка протянула руку. Склонила голову, и мокрая прядь волос упала на лоб. Комиссар нервно закусил губу. Он молился о том, чтобы она ушла как можно скорее. Но она медлила. Взяла кошелёк и постучала по столу короткими ноготками с облупленным лаком. Тихо рассмеялась:

– Мне иногда жаль вас – взрослых…

И Рихард Ланн мысленно взвыл, а вслух лишь холодно ответил:

– Мне вас тоже. Пошла вон. Немедленно.

Она некоторое время, казалось, сомневалась. Потом поднесла ладонь к губам и подула на неё:

– Пока.

Она вышла за дверь. Но комиссар почему-то не сомневался, что очень скоро вновь ее увидит.

Маленькая Разбойница

[Восточная Жeлeзнодорожная Колeя. 23:28]

Я шла обратно. Наш заброшенный поезд стоял на Восточной железнодорожной колее, рядом с лесополосой. С одной стороны путей было старое кладбище с покосившимися крестами, а с другой – большое озеро почти идеально круглой формы. Взрослые давно уже оставили эти места, и теперь здесь жили только мы. О временах, когда к озеру приезжали отдыхать семьями, напоминали только проржавевшие остовы летних кафе, откуда мы давно уже растащили всё, что годилось для использования, и несколько прогнивших деревянных причалов, уходивших в грязную илистую глубину.

Некоторые вагоны нашего «дома» были сильно покорёженными и даже без стёкол, но некоторые вполне подходили для того, чтобы в них спать. Здесь временами даже бывало уютно. А, засыпая, можно было представлять, что ты в дороге и куда-то едешь. Как в старые времена, когда родители возили на юг, к морю.

Из первого вагона до меня сразу донеслись требовательные визгливые крики. Этот вагон был теплее всех, и там спали живые овощи – так мы называли детей, которым не было еще трёх лет. Выброшенных на улицу, не успевших умереть и вовремя подобранных. За ними ухаживала Маара – недоразвитая дылда с бельмом на левом глазу, внучка машиниста, который когда-то водил этот поезд. Вот и сейчас я сразу увидела её массивную фигуру, отделившуюся от группки силуэтов, окружавших горевший неподалёку костёр, – видимо, ребята пекли картошку, оставшуюся от наших скромных запасов еды. Маара боится меня как огня, она знает, что я не люблю крики. Поэтому я сделала вид, что не увидела её, и замедлила шаг, позволив дылде скрыться в темноте.

– Вэрди! – светловолосый мальчишка в подранном джинсовом комбинезоне подлетел ко мне. Лицо его было измазано золой. – Как всё?

– Привет, Ал, – я тряхнула кошельком перед его глазами. – Нам сегодня подвезло.

– Круто! – на секунду он просиял. Но тут же нахмурился: – Ты велела докладывать, так вот… Карвен снова плохо, она только что убежала.

Я вздохнула и направилась в хвост поезда.

– Приходи потом. Я тебе картошки оставил! – крикнул он вдогонку.

Я не обернулась и лишь ускорила шаг. Картошка была сейчас последним, что меня волновало. Хотя еще минут пятнадцать назад я просто умирала от голода.

Карвен сидела на траве, низко опустив голову. Увидев меня, она приподнялась и вымученно улыбнулась:

– Всё уже в порядке. Не надо было бежать. Ты запыхалась.

Я молча села рядом и положила руку на ее спину, сразу почувствовав выпирающие лопатки. Ночная тишина мягко окутывала нас, и даже голоса ребят уже почти не доносились со стороны головы поезда. Карвен трясло. И всё же она нашла силы еще раз улыбнуться и спросить:

– Ну… как господин Ланн?

– Был кроток и благодушен, как и всегда, – хмыкнула я. – Не отобрал деньги, так что завтра сможем нормально поесть.

– Здорово…

Энтузиазма в ее голосе не было. Что неудивительно для человека, которого…

Новый спазм заставил Карвен со стоном согнуться пополам. Она успела лишь бросить:

«Отойди!» и резко отвернуть голову. Рука ее взметнулась к груди, точно она хотела еще сильнее продавить свою и без того впалую грудную клетку. А потом я услышала звуки рвоты. И даже в темноте отчетливо увидела, что трава окрасилась в красный цвет.

Карвен никто даже и не пытался удочерить, и большую часть времени она жила на улице.

Она сразу оказалась изгоем и среди ребят – даже в нашей разбойничьей компании многие считали ее слишком странной. Во-первых, она была очень худой. То есть, все мы из-за постоянного голода выглядели тощими, но даже в сравнении с нами она казалась скелетом. Скелетом с растрепанными волосами, местами поседевшими и похожими на волосы старой женщины. В сочетании с милым, почти кукольным детским личиком это выглядело пугающе.

Во-вторых, Карвен за свою жизнь прочла очень много книг и была нашим мозговым центром – логичная, строгая и аккуратная, она могла просчитать любую операцию так, чтобы она не провалилась. Если Карвен сама шла на воровство, ее никогда не заметали быки [2] – удача любила эту девчонку больше, чем всех нас вместе взятых.

Ну и в-третьих… Карвен видела мёртвых. Как и когда к ней пришла эта способность, она не говорила. Но мне казалось, именно с этим была связана непонятная болезнь, сгибавшая ее пополам.

Каждый раз, когда это случалось, Карвен убегала. Однажды я догнала ее… впервые увидела кровь и потом видела ее всякий раз. До дрожи боюсь вида крови. И всё равно с самого первого дня я упрямо стараюсь не оставлять Карвен в такие моменты – из страха, что однажды она выблюет свою печень, сердце или еще какой-нибудь нужный орган. Хотя чем я ей в таком случае помогу…

Вокруг нас задрожал воздух, и я привычно зажмурилась. Открыв глаза, увидела, что над Карвен склонился высокий светловолосый мужчина в блестящем шлеме и красной форме, кое-где обугленной. От него исходило слабое свечение, а сквозь его голову я видела маячащий вдалеке лес. Я вздохнула: он был одним из тех, кто приходил довольно часто. Некоторые, например, высокая дама в синем дождевике, являлись значительно реже, а этот был постоянным гостем… пожарный, погибший семь лет назад, как говорила Карвен… Их пальцы – живые девчоночьи и мертвые мужские – сплелись, лбы соприкоснулись… А потом призрак исчез. Я взглянула на Карвен: Она улыбалась, на щеках появился слабый румянец.

– Карвен… – с дрожью в голосе позвала я.

– Теперь всё хорошо, Вэрди.

Но мне не казалось, что регулярное общение с мертвецами хотя бы как-то можно обозначить словом «хорошо» – и даже то, что после этих встреч ей обычно становилось лучше, меня не успокаивало. Насколько же мне было легче от мысли, что Карвен просто чокнулась. Именно так я и считала, когда мы только познакомились. Пока сама не увидела это.

Карвен была для призраков помощником, хранителем, другом – чёрт знает кем еще, но в обмен они подпитывали её, давали ей какие-то силы, непонятные мне. И мне совсем не хотелось знать об этом больше. Только в одном ужасно хотелось увериться, но никак не получалось, – что Карвен не умрёт когда-нибудь прямо у меня на руках.

– Ты не хочешь поесть? – тихо спросила я.

Она покачала головой:

– Не стоит. Я немного побуду одна, а потом лягу спать. Иди.

– Может быть, ляжешь со мной? Ночь холодная, недавно была гроза.

– Нет, Вэрди. Спасибо, но я как обычно – до снегопадов сплю тут, ты же знаешь.

Карвен жила в этом последнем, наиболее сильно пострадавшем багажном вагоне. В нём почти ничего не было, кроме толстого матраца, где она спала, магазинной тележки без колес, заменявшей ей книжный шкаф, и сломанного старого рояля, который, видимо, перевозили на этом поезде – он почему-то выпирал из покорёженного вагона, и лишь половина находилась внутри. Последней достопримечательностью жилища была статуя какого-то политического деятеля, на которую Карвен вешала часть своей одежды.