Слава, любовь и скандалы, стр. 88

Год спустя жарким летним днем Кейт Мистраль сидела в одиночестве после завтрака, дожидаясь, пока уедет муж. Уже несколько месяцев подряд он отсутствовал с утра до вечера. Мистраль никогда не говорил жене, где пропадает, но она достаточно хорошо знала его. Колесит по окрестностям в поисках вдохновения. Обычное дело. Довольно долго Мистраль ничего не писал и даже не заходил в свою студию. Кейт отлично понимала, что это связано с отъездом Фов из «Турелло». С тех пор Мистраль шесть раз отправлял письма дочери. Марта Полиссон, забиравшая почту у ворот, сообщила Кейт, что все они вернулись нераспечатанными. Интересно, как Жюльен пытался оправдаться, какую ложь сочинил? Когда Фов уехала, он сказал Кейт, что это всего лишь глупая ссора из-за того, что она проводит слишком много времени с сыном Авигдора.

Несколько недель назад Мистраль наконец решился написать Маги, и с тех пор Кейт со страхом ждала разоблачительного ответа. Накануне письмо наконец пришло, как раз перед отъездом Кейт в Апт, и Мистраль бросил его, не читая, в карман.

Вечером за ужином, который, как и все ужины после отъезда Фов, прошел в мрачном молчании, Мистраль выглядел сердитым, усталым и расстроенным. Он не замечал ни изысканных блюд, ни великолепно сервированного стола, ни ароматного ночного воздуха. Что такого написала ему Маги? Кейт должна была узнать об этом.

Как только она услышала, что машина мужа отъехала, Кейт немедленно поднялась в его спальню и заперлась там. Комната как всегда выглядела чистой и обезличенной, потому что настоящая жизнь Мистраля проходила не здесь. На ночном столике не оказалось письма, а только книга о евреях в Авиньоне, которую оставила Фов. Кейт видела ее и раньше, так как имела обыкновение обыскивать спальню Жюльена в его отсутствие. Зачем она ему понадобилась? Это так не похоже на Жюльена — намеренно мучить себя. Письменный стол тоже оказался совершенно пустым. Кейт открыла по очереди ящики, наткнулась на пачки писем от поклонников и наконец нашла нужный конверт, и прочла короткую записку от Маги.

«Жюльен,

Я не имею ни малейшего представления о том, почему Фов не отвечает на твои письма и даже не читает их. Я пыталась поговорить с ней, но она отказалась со мной разговаривать на эту тему. Она была очень расстроена, и должна сказать, что каждое твое письмо только ухудшает ее состояние. Когда девочка увидела, что ты написал мне, она сказала, что я могу ответить тебе так, как захочу, но впредь она не желает даже знать о том, пишешь ты ей или нет. Она попросила меня возвращать все твои письма и не говорить ей об их получении.

Мне ничего не известно о том, что произошло между вами, и я не намерена вмешиваться. Что бы ты ни сделал, чтобы оттолкнуть Фов от себя, зло уже совершено и ничего не исправить. Мой собственный опыт общения с тобой таков, что я не имею ни малейшего желания усомниться в правильности ее решения.

Маги».

Кейт дважды перечитала письмо, вложила его обратно в конверт и вышла из комнаты.

Теперь она в полной безопасности. Нечего больше беспокоиться, о письмах. Фов ни за что не напишет отцу и не сообщит, кто рассказал ей правду. Они спасены. Картины, земля, капиталовложения, счета в банке — все достанется только Надин. Будущее ее дочери обеспечено.

Кейт никогда не была чужда ирония, и именно она заставляла ее теперь спокойно сидеть на солнце.

Накануне она побывала в Апте у доктора Эльбера, когда-то принимавшего у нее роды. Она предпочитала его другим специалистам. На прошлой неделе у нее началось кровотечение, через пятнадцать лет после менопаузы, и она неохотно отправилась к врачу, у которого уже давно не бывала. Доктор Эльбер сообщил ей, что у нее рак матки, и метастазы распространились на кишечник. Сколько ей осталось? Год, может быть, чуть больше или немного меньше, мадам Мистраль, но на этой стадии сделать уже ничего нельзя.

Никто не может ничего предвидеть. Кейт оглянулась вокруг. Все в порядке, ее империя процветает, она в безопасности, чужие ей больше не страшны. Впервые с того времени, как Тедди Люнель переступила порог «Турелло», Кейт наконец смогла почувствовать, что все принадлежит только ей… На год, может быть, чуть больше или немного меньше…

27

В середине июня 1974 года на втором этаже «Русской чайной» праздновали двадцать первый день рождения Фов Люнель. На вечеринку собрались двести человек, от каждого из которых исходило удовлетворение. Их значимость оказалась признанной, их пригласили на этот праздник.

Фальк, которого близкие друзья по-прежнему называли Мелвином, рассматривал собравшихся из-за больших очков с толстыми стеклами. В зале болтали, смеялись, жестикулировали те, кто обладал властью решать, как захочет выглядеть американская женщина. Все, кроме Фов. Где же она?

В последние пять лет Фальк виделся с ней реже, чем ему бы хотелось. Пока девочка росла, они встречались почти каждую субботу и отправлялись осматривать галереи, но в начале осени 1969 года она буквально повернулась спиной к искусству. Фальк не сумел бы подобрать более удачного выражения, чтобы описать перемены, произошедшие в Фов. Она просто-напросто отказалась идти с ним на крупнейшую выставку современного искусства, проходившую в музее Метрополитен.

Господь свидетель, у любого голова пошла бы кругом. Тридцать пять галерей представили тридцать пять ретроспектив тридцати пяти величайших художников современности. Но Фальк считал, что шестнадцатилетней девушке вполне по силам переварить такой коктейль, хотя даже он, ветеран вернисажей, был оглушен грохотом рок-группы, избытком впечатлений и сбит с толку размерами шоу. Но Фов почти впала в истерику, заявив, что не желает больше видеть ни одного произведения искусства. Фальк был уверен, что это несерьезно.

Но время шло, и Фальк понял, что отвращение Фов к искусству стало глубже, переросло в печаль, как будто она оплакивала его гибель.

Фальк иронизировал над настроением Фов, пока не понял, что она перестала сама заниматься живописью. Когда он прямо спросил ее о причине, она так же прямо ему ответила. Зачем ей продолжать работать, если она не в состоянии сказать ничего нового?

Кто бы мог представить, что Фов, окончив школу в семнадцать лет, решит начать работать на Маги, вместо того чтобы отправиться в колледж? И кто мог предвидеть, что она окажется на своем месте? К девятнадцати годам Фов Люнель пользовалась не меньшей известностью, чем сама Маги.

Фальк поздоровался с Маги, они обменялись грустными, понимающими улыбками. Они знали, что думают об одном и том же, не решаясь произнести это вслух: если бы только Тедди видела это.

Фальк отогнал печальные мысли, как делал это тысячи раз, женившись трижды на известных фотомоделях, став отцом четверых детей, унаследовавших гены своих матерей и давно переросших его, и огляделся по сторонам. Фотограф очень любил своих детей, но Фов вошла в его сердце еще до его первого брака, и он относился к ней, как к их с Тедди дочери. Но где же все-таки Фов?

Прежде чем отправиться на вечер в честь дня рождения Фов, Маги Люнель в последний раз оглядела себя в трехстворчатом, от пола до потолка зеркале. Итак, ее внучке исполнился двадцать один год.

Совершеннолетие не означало начала зрелости и взрослой жизни. Фов изменилась пять лет тому назад, но Маги знала об этом не больше, чем в то лето, когда она неожиданно рано вернулась из Франции. Это дитя навсегда изменил Жюльен Мистраль. Но Фов хотя бы вернулась к ней.

Прошел год, и Маги смирилась с тем, что она, очевидно, так никогда и не узнает, что же произошло на самом деле. Фов, такая непосредственная, открытая, живая, полная энтузиазма, не умеющая скрывать свои чувства, научилась хранить секреты.

Ее внучка всегда была любящей и легко прощала, но в случае с отцом она оставалась непреклонной. Она вычеркнула его из своей жизни. Сначала Маги сгорала от любопытства, но, когда дело касалось Жюльена Мистраля, было просто неразумно копать чересчур глубоко.