Все сокровища мира, стр. 65

Я подумал: попросит пристрелить его или нет? Очень многие, оказавшись в такой ситуации, просят… Но я недооценил Чеширского. Невеликий остаток своей жизни он планировал потратить с толком. Первым делом заявил:

– Все наши договоренности аннулированы. Форс-мажор, сам понимаешь. На Полигон ты пойдешь один.

– Да у меня там, собственно, дел никаких не осталось.

– Есть дело. Отключить Триггер. Настоящий. Тогда тот, который ты ищешь, исчезнет сам собой.

– Это очередная теория зоноведческой науки? Или ты сам только что выдумал, чтобы загнать меня на Полигон?

Тратить время, отвечая на мои ехидные слова, Чеширский не стал. Вместо того вывалил на меня целый ворох встречных вопросов.

– А у тебя есть выбор? Сколько ты зарабатывал на свой прибор? Пеленгующий, кстати, псевдо-Триггер с сомнительным успехом… А сколько еще будешь зарабатывать на прибор, его отключающий? На его разработку? На изготовление прототипа? Ты вообще уверен, что кто-то такой прибор способен разработать?

Речь Чеширского доказала: знает он много, но далеко не все… О функциях Пеленгатора, например, он осведомлен. Но только тех, над которыми работал Коала… Недаром мудрые люди придумали правило: никогда не складывайте все яйца в одну корзину.

Однако свой резон в словах Чеширского имелся. Отчего бы не пообещать без пяти минут мертвецу совершить экскурсию на Полигон? Взамен можно узнать что-нибудь интересное, а он, мертвец, никогда не узнает, исполню я обещанное или нет. Я и сам не знал. Если задача выполнима, отчего бы и нет. Но на верную смерть не полезу, надоели игры с воскрешениями.

– Убедил, – коротко сказал я. – Где именно находится Полигон?

Чеширский объяснил. И рассказал, что нужно сделать. По его словам получалось, что Триггер смогу отключить даже я, познаниями в технических науках не блещущий, – достаточно вырубить источник питания.

– Но есть одна загвоздка, – добавил Чеширский. – К Полигону пытались пройти многие. Но там стоит защита. Ни по земле, ни по воздуху не подобраться. Профессор Черный считает, что ты защиту пройдешь.

– С чего бы такая уверенность? Пророчество древних друидов? Или я таскаю на себе, сам не замечая, знак Избранного?

– Понятия не имею. Знаю одно: твоя операция на суставе была… в общем, не только на суставе. Больше ни о чем не спрашивай. Иди. «Костоломка» дошла до бедер. Скоро не смогу прикрыть спину.

– Ты и так не сможешь. Наши «друзья» залезли вон на ту крышу. Переправа для них сейчас как на ладони. Если повезет, мне дадут сделать один шаг по тросу. Если очень сильно повезет, то два. А если оставаться реалистами и не рассчитывать на везение, то застрелят еще на мосту.

– Иди по льду.

– Хм…

Я с сомнением посмотрел на движущуюся белую ленту, покрывавшую реку. Льдины со скрежетом сталкивались, наползали друг на друга, иные – те, что поменьше, – раскалывались, дробились на куски, а куски дробились снова, превращались в ледяное крошево. Точно так же будет раздавлен и раздроблен человек, угодивший в воду.

Кое-где ледяная мелочь, никак не способная выдержать человека, шла широкими полосами – не перепрыгнуть и не обойти.

Но все же маленький шанс имелся… Некоторые льдины – не то самые прочные, не то самые удачливые, – сокрушив собратьев-недомерков, неторопливо и уверенно плыли дальше, в сторону Финского залива… Если оседлать такую льдину-победительницу, то можно надеяться, что рано или поздно ее притрет к набережной или иному месту, пригодному для высадки. Но надежда больно уж хилая… Шанс превратиться в кровавое месиво значительно выше.

И я предложил Чеширскому альтернативный вариант. С честью погибнуть в бою, а Полигон посетить в следующей реинкарнации. Смерть от пули менее болезненна, чем от ледяной мясорубки.

– Не говори ерунды! – разозлился он. – Никто тебя убивать не станет! Еще не понял, как в нас аккуратно сегодня стреляли? Совсем не так, как поначалу. Они трижды тебя убивали и сменили тактику. Тебе прострелят ноги и не позволят умереть и воскреснуть. Иди!

И я пошел.

4

Льдина была одна из самых больших, метров пять в длину и почти столько же в ширину, я специально дождался такую, надеясь уплыть на ней подальше. Но и она треснула, не выдержав моего прыжка с пятиметровой высоты.

Можно было бы спрыгнуть с меньшей высоты, но я хотел, чтобы мост прикрыл мой маневр от взглядов людей в черном, особенно от тех, что вскарабкались на крышу.

Прикрыть-то он прикрыл, но удар от прыжка оказался слишком сильным – ноздреватую и неровную поверхность льда рассекла трещина. В первые мгновения казалось, что льдина, даже надколотая, все же сохранит целостность. Но нет, трещина оказалась сквозная, и две половинки удерживались вместе только за счет ледяных собратьев, стиснувших с боков, – и едва напор ослаб, трещина превратилась в щель, та начала увеличиваться, а моя половинка льдины стала крениться, заваливаться на нос, не выдерживая веса пассажира.

Пришлось прыгать, уже не особо выбирая, и новая льдина тоже оказалась куда менее грузоподъемной, чем выглядела. И не только она, пропитанный водой лед имел крайне паршивую плавучесть… Я прыгал, и прыгал, и прыгал, отталкиваясь от скользких и уходящих из-под ног опор.

Один раз не успел вовремя покинуть тонущую льдину и окунулся в воду ногой выше колена. Вода оказалась обжигающе холодная, но я даже обрадовался – действие капсулы, принятой на рассвете, закончилось, а новую перед ледяным экстримом я не стал глотать, решив, что и в самом деле пора завязывать… Это решение стало ошибкой, но кто ж знал, что вместо спокойного плавания предстоит этакий марафон.

Не было бы счастья, да несчастье помогло: холод сыграл роль анестетика, поумерил на время боль, я стал совершать более уверенные и расчетливые прыжки и добрался наконец до льдины матерой, обширной и толстой, на четверть метра возвышавшейся над своими собратьями. По здешним меркам – настоящий айсберг, «Титаник» не потопит, но мой вес с оружием и снаряжением выдержал с большим запасом…

Сил не осталось. Я скинул рюкзак на мокрый лед и уселся на него, не желая промочить ту часть одежды, что еще не успела промокнуть. Все, хватит, напрыгался, буду теперь плыть, куда вынесет.

За время скачек с препятствиями я изрядно удалился от берега, выбравшись на фарватер. Здесь было самое стремительное течение, и мой «айсберг» быстро удалялся от Троицкого моста.

А там, на мосту, что-то происходило… Стрельба стихла – я не обращал на нее внимания, пока скакал, как напуганный кенгуру, воспринимал периферией сознания, как привычный звуковой фон. Но когда выстрелы смолкли, сразу встревожился.

«Костоломка» доконала Чеширского, или не разминулся с пулей, не так уж важно. Главное, что сейчас люди в черном обнаружат мое исчезновение, начнут искать, и поиски увенчаются успехом после первого взгляда на реку – я красовался на своей льдине словно клоп на белоснежной простыне и не мог ни спрятаться, ни укрыться.

За перилами моста вроде бы мелькнули какие-то фигуры, но видимость сквозь туманную дымку была паршивая и не позволяла их разглядеть… Я поднес к глазам бинокль: они и есть, люди в черном… Ну, вот и наступил момент истины: проверим, ошибался Чеширский или нет. Дистанция немногим более трехсот метров – для прицельной стрельбы возможность сохраняется, даже сквозь сгущающийся туман, но гарантировать, что цель будет ранена, а не убита наповал, никто не сможет…

С моста прозвучала короткая, на три патрона, очередь. Над соседней льдиной взлетели три фонтанчика из талой воды и ледяных крошек. И на том все поползновения в мой адрес завершились.

Надо полагать, сие демонстративное послание означало: не расслабляйся, еще увидимся…

Чеширский, мир его праху и удачного воскрешения, не соврал и не ошибся. Интересно, в другом он тоже прав? И я, сам того не заметив, стал подопытной морской свинкой для профессора Черного?

Оперировали меня в приличной клинике, давно известной и дорожащей своей репутацией… Поверить, что там занимаются нелегальными операциями, я бы еще смог. Но операциями без согласия клиента, втайне от него… Крайне сомнительно. В любом случае, если вернусь живым, надо пройти полное обследование на предмет несанкционированных изменений в организме… А до тех пор нечего забивать себе голову. Если даже злокозненные эскулапы имплантировали что-то лишнее, здесь, в Зоне, сделать я ничего не смогу, даже получив каким-то чудом полную информацию о проведенной операции. Хотя наши находчивые алкоголики даже «эспераль» вилкой выковыривают, но я не сторонник такого самолечения.