Все сокровища мира, стр. 29
Но странные мысли охватывали рядом с мостом… Хотелось сесть на бережок и сидеть, долго-долго сидеть, бездумно глядя на струящуюся куда-то воду… А идти вперед и умирать – не хотелось.
Казалось, спутников моих посетили те же мысли. Майор глубоко задумался и не торопился отдать приказ на переправу. Ильза созерцала речку с отрешенным и безмятежным видом, а уж она-то никогда не умилялась красотам природы и прочим птичкам-цветочкам-бабочкам…
Такие настроения мне крайне не понравились. Стряхнув сонное оцепенение, я подошел к майору и вывел его из прострации способом, не принятым среди воспитанных людей, – чувствительно ткнул кулаком в плечо. Джей-Си скривился, но во взгляд вернулась осмысленность.
– Что это было? – спросил он, протирая глаза. – По действию схоже с клофелином. В очень слабой дозе…
– Не знаю. Никогда не сталкивался, – коротко ответил я, собираясь тем же способом привести в чувство Ильзу.
Но оказалось, что она и сама справилась с сонной отрешенностью – изучала берега внимательным, цепким взглядом. И, конечно же, не преминула язвительно откликнуться на мою последнюю реплику:
– Ты не сталкивался со шлюхами-клофелинщицами, дорогой?! Тогда я – непорочная девственница!
Вступать с ней в пикировку не было ни сил, ни желания.
– У тебя нет прибора, способного прощупать это место? – я кивнул на рюкзак Чеширского.
А сам достал из разгрузки и пристыковал к «Хеклер-Коху» другой магазин, с разрывными пулями. Чувствовал, что для них скоро найдется подходящая цель.
– Ничего нет… – сокрушенно покачала Ильза головой. – Но эта тварь, похоже, из разряда высших, предразумных…
– Не думаю, – усомнился майор. – Какая-нибудь безмозглая каракатица-переросток с зачатками эмпатии. Обладая мозгами, стоило бы сидеть тихо, никак не обнаруживая своего присутствия. И спокойно дождаться, пока мы зайдем на мост.
– Может быть, – на удивление кротко согласилась Ильза.
6
Казалось, что два бойца майора занимались абсолютно бессмысленным делом. Отложив в сторону громоздкие УОКи и вооружившись небольшими спецназовскими арбалетами, они методично обстреливали Волковку – один с правой стороны моста, другой с левой.
Стрелы были небольшие, но тяжелые, цельнометаллические, с четырьмя зазубринами на наконечнике, раскрывавшимися в стороны на манер якорька-кошки. Собственно, это и были якорьки – и крепившийся к ним тоненький, но сверхпрочный леер был способен поднять (при помощи мини-лебедки, входящей в защитный спецназовский комплект) на стометровую высоту «космонавта» в полном боевом снаряжении и с оружием.
Сейчас катушки с леерами были сняты с арбалетов. И те работали, как самое примитивное оружие средних веков, предназначенное для пальбы по рыцарской коннице.
Стрелы взлетали по крутой дуге и падали в речку: втыкались в береговой песок или, булькнув, уходили под воду – речка у моста была неглубока, не более полуметра, и дно везде отлично просматривалось.
По видимости, ничто опасное таиться здесь не могло. Но каждый, побродивший по Зоне хотя бы час-другой, знал, насколько обманчива видимость…
На двадцатом выстреле все началось? На тридцатом? Не знаю, не считал… Очередная стрела воткнулась в дно у противоположного берега, глубина там оказалась по щиколотку, не больше.
От растревоженного дна поднялась пара пузырьков – обычное дело. Потом еще пара, потом еще…
Потом вода рванулась вверх яростным фонтаном. Не только вода – донные ил и песок, водоросли. И кое-что еще… Все стволы нашей компании немедленно оборотились в ту сторону, готовые изрешетить появившуюся каракатицу-переростка.
Но появился всем переросткам переросток… Переросток всех времен и народов. За несколько лет регулярных походов в Зону я ни разу не видел никого, даже близко похожего по размерам…
Почва содрогнулась… Да нет, не содрогнулась, в буквальном смысле встала дыбом, затем резко ушла вниз и снова бросилась навстречу лицу… Я рухнул на четвереньки, остальные тоже не устояли на ногах.
Сверху падали комья земли и обломки бетона, больно ударяли по голове и плечам. За спиной, где-то на насыпи, раздавался оглушительный металлический скрежет.
Когда я наконец смог взглянуть вокруг – кто знает, секунды не исчезли, просто потеряли всякое значение, – кипевшее буйство неведомых сил все еще продолжалось.
Сначала в глаза бросились последствия землетрясения. (Землетрясения? Да черт его знает, я никогда не попадал в землетрясения, но ничего иного на ум не приходило, да и некогда было ломать голову.) Вставшая дыбом земля так и осталась вздыбленной – в виде вала, покрытого глубокими трещинами и разрывами дерна, широкого и невысокого вала: больше всего увиденное напоминало след исполинского, со слона размером, крота, проползшего у самой поверхности от насыпи к речке или, наоборот, от речки к насыпи…
Вал проходил метрах в пятидесяти-шестидесяти от моста и нашего отряда.
А там, где он пересекался с речным берегом, появилась каракатица-переросток… Вернее, продолжала появляться, вытягивая себя из содрогающейся земли.
Мы застыли, оцепенев.
Огромное цилиндрическое тело вытягивалось выше и выше, как будто решив добраться до неба или хотя бы побить питерский рекорд высоты, принадлежащий «Газпром-центру»…
Казалось, со дна реки в мгновение ока выросло исполинское, неохватное дерево, наверху даже имелось нечто вроде кроны – странной, непропорционально маленькой. Чтобы увидеть эту «крону», приходилось высоко задирать голову – словно туристам, пытающимся разглядеть ангела на шпиле Петропавловки…
Несколько мгновений растянулись в вечность. Вечность скатывались струйки воды с серой морщинистой не то коры, не то кожи. Вечность бурлила, пенилась и перекатывалась волнами Волковка на протяжении полукилометра вниз по течению. Вечность моя рука тянулась к «Хеклер-Коху» – и никак не могла дотянуться. Да и зачем…
Мозг охватили апатичная вялость и ощущение полной бессмысленности каких-либо действий. Хотелось лечь на землю, закрыть глаза и ждать, когда все закончится… Все и всегда когда-то заканчивается, так или иначе…
Затем живая колонна начала медленно изгибаться, как шея чудовищного лебедя. Изгибаться в нашу сторону. Псевдокрона псевдодерева приближалась. Можно было разглядеть: несколько десятков ветвей – вовсе не ветви. Не то хоботы, не то шеи – короче, то, что мы называли муренами. Вот и довелось увидеть их хозяина во всей красе…
И глотки мурен, и их зубы казались неопасными, мелкими и несерьезными по сравнению с размерами твари… Но лишь казались.
Страшно не было. Абсолютно.
Ильза что-то выкрикнула – хрипло, громко. Я не разобрал слов…
Вечность кончилась. Сонное оцепенение пошло трещинами и рассыпалось на куски. И все замелькало очень быстро.
Крики. Грохот УОКов. Взрывы гранат. «Хеклер-Кох» дергается в моих руках. Разрывные пули летят в цель. Ударяют в серую тушу одна за одной, в местах попаданий – огромные рваные раны, способные прикончить любую другую тварь. Но только не эту…
«Космонавты» стреляют в упор – по тянущимся к нам глоткам. Из ран монстра хлещет черная жидкость. Твари словно бы все безразлично. Круглые провалы щетинятся клыками – ближе, ближе, ближе, – и сейчас видно, что любой из них без труда затянет человека.
Ильза пускает в ход все ту же штуку, что проложила нам путь под мостом. Огненный смерч проносится над Волковкой. Ослепительная вспышка бьет по глазам, жар опаляет лица. Вода в речке не просто вскипает – испаряется мгновенно. Вспыхивают кусты и трава на берегу. Это не пожар – все вмиг сгорает дотла.
Обугленная тварь корчится. Хлещет по этому берегу, по тому, снова по этому. Неожиданно – совсем рядом – дымящаяся серая поверхность. Страшный удар в бок. Мир летит вверх тормашками… Я тоже куда-то лечу.
Черный бездонный провал – воронка в никуда. Белоснежные, загнутые назад клыки по краю – много, несколько рядов. И – все взрывается! Разлетается трепещущими комьями плоти. Я стреляю еще раз – в слепо тычущийся обрубок. И не понимаю: как, когда успел вставить новый магазин в автомат?!