Пятнадцатый рай, стр. 43

– Я вижу мир по-другому.

– О, я не сомневаюсь, – кивнул Коршунов, расправляя платье внизу, у ее ног. Его наглые, бесцеремонные прикосновения заставляли ее почти закричать, и она даже не хотела знать, что будет дальше. – Ты же девочка чистая, невинная. Именно это и было видно из фотографий моего сына, он хорошо сумел это подчеркнуть. Они мне очень, очень понравились. Нет, правда. Сломленная, уничтоженная невинность. Ты там была… словно тебя изнасиловала рота солдат. Я, конечно, говорю про последние кадры. Но, естественно, это только художественный вымысел. Вообрази, как прекрасны будут кадры, где тебя действительно изнасилуют? В этом Максим всегда был далеко от меня. Он никогда не шел до конца, всегда довольствовался полумерами. Любил играть с огнем, но всегда спрашивал сначала разрешения, да к тому же стремился, чтобы все были счастливы. Маленький розовый купидончик, честное слово.

– Он никогда ни в чем не был близок вам.

– Ну, об этом мы еще поспорим, Белоснежка. Ты голодна, кстати? Мне не нравятся тощие девчонки. Твоя подружка мне даже больше по вкусу, но у тебя такие прекрасные глаза, с этим не поспоришь. В общем, ты уже, наверное, догадалась, что я решил закончить начатое моим сыном. Сделаем такие фотографии, которые заставят очнуться даже самое черствое сердце. Правда, знаешь, в чем заключается самый омерзительный парадокс нашего милого маленького мира?

– Просветите меня, будьте так добры, – Арина прикинула, сколько еще ей удастся стоять, прежде чем она повиснет на цепи. Высота была рассчитана так, чтобы девушка никак не могла встать на полную ступню, стояла на цыпочках и периодически обвисала на запястьях от усталости.

– Давай-ка я сначала тебя приготовлю. Все нужно делать по уму, не считаешь? – Словно кролика из шляпы, Коршунов достал откуда-то из кармана небольшую косметичку. – Ты уж извини, у меня профессиональных визажистов нет. Но нам они и не нужны. Мы же не хотим никого больше, только ты и я. Красавица и Чудовище. Как считаешь, я правильно подобрал помаду? Белоснежка, как тебе кажется?

– Вишневая? Нужно еще немного ярче, мне так кажется! – ответила Арина с вызовом, но Коршунов только тихо рассмеялся, поймал ее подбородок и густо, щедро, не соблюдая границ, намазал ей губы. Затем достал из косметички кисточку и черные тени и быстрыми, размашистыми движениями нанес их ей на глаза. Он спешил, и Арина с ужасом заметила, как дрожат от нетерпения его руки.

– Еще немного потерпи, и будем веселиться. – Он расчесал ей волосы, отошел на несколько шагов назад и полюбовался на свое творение.

– Ну и как я вам? – полюбопытствовала она. – Может, еще подкрасите?

– Нет-нет, думаю, будет перебор! – покачал головой Коршунов, словно бы всерьез воспринял комментарий Арины. Он подошел ближе, поднес руку к вырезу не ее груди и замер. – Жаль, что ты волосы отстригла. Не твой стиль. Слушай, а ты не помнишь, какая грудь была у тебя открыта на фотографии? Правая или левая?

– Нет. Запамятовала, – процедила Арина. Коршунов вдруг разозлился, схватил ее за волосы, резко потянул их, заставив ее повернуть лицо в его сторону. Несколько секунд он буравил ее глазами, а затем отпустил – так же резко.

– Я сейчас освежу твою память. – Он отошел и вернулся через несколько секунд с… теми самыми фотографиями в руках. Он распечатал их, большие копии в очень хорошем качестве. Он поднес фотографию к Арине и сравнил. – Правая. Видишь, все мы узнали. От меня не может быть секретов.

Коршунов отложил фотографию и неожиданно рванул корсет на ней. Раздался звук рвущейся ткани, и Аринина грудь открылась горящему взору Константина Коршунова. Он не удержался, глубоко вздохнул и почувствовал, как волна наслаждения прокатывается по его телу, отдаваясь между ног, проникая в его кровь, оставаясь в виде эрекции. Коршунов достал из кармана черный маркер с толстым пером и подошел ближе к Арине.

Шестьсот восемьдесят два. Цифры получились ровные, красивые, глубокого черного цвета. Вот оно! Именно такой он и хотел ее видеть, когда задумывал свою маленькую эскападу. Коршунов засунул руку в карман и достал оттуда мобильный телефон.

– У меня, конечно, нет такого оборудования, как у Максимки, но я думаю, что подлинность твоих эмоций компенсирует не слишком высокое качество фотографий. – Коршунов принялся щелкать камерой мобильного телефона. – Мы потом еще и видео сделаем, хорошо? Впрочем, можешь не отвечать. Я знаю, что ты этого хочешь. Ну, улыбнись.

Арина подняла голову и растянула губы в нелепой, безумной, злой улыбке.

– Так? – спросила она. Коршунов замер, покачав головой.

– Боюсь, ты не понимаешь, как серьезно твое положение, Белоснежка. Думаешь, это все шутки?

– Я думаю, это несправедливо.

– Что именно? – спросил Коршунов с невольным интересом.

– Я тоже хочу взглянуть! – неожиданно для него вдруг потребовала Арина. Он поднял взгляд и столкнулся с ее горящими синими глазами. Коршунов присвистнул и улыбнулся.

– На фотографии? Думаешь, я дам тебе в руки телефон?

– Зачем телефон? Зеркало-то у тебя найдется? Или ты совсем нищий?

– Что ж… – Коршунов постоял несколько мгновений в глубокой задумчивости, а затем отошел и исчез. Несколько минут его не было. Несколько мучительных минут, в течение которых Арина в истерике пыталась освободиться от ремешков-наручников – безуспешно. Звук открывающейся двери поставил точку. Все было кончено, Коршунов приблизился к ней с большим овальным зеркалом в позолоченной раме.

– Смотри, моя Белоснежка. Тебе понравится моя работа, я уверен. Может быть, ты действительно единственная в своем роде и тоже получишь удовольствие от нашей маленькой игры. Как думаешь?

Арина в ужасе смотрела на свое отражение в тусклом свете старого зеркала. Гротескная, безумно вульгарная, с нанесенной как попало помадой, похожая на проститутку. Три цифры на лбу смотрелись, как номер заключенного из концлагеря. Черные круги теней густо обвели дикие, перепуганные синие глаза.

– Ну что, все в порядке? – спросил Коршунов в искреннем нетерпении.

– Нет, не все, – прошептала Арина.

– А мне кажется, что ты совершенно готова. Так что, любишь ты боль, а, девочка Арина, невеста моего сына?

– Я думаю, тут не хватает кое-чего для комплекта. Чтобы все было совершенно идеально, – пробормотала Арина.

Коршунов отставил зеркало и повернулся к ней:

– Чего же, дорогая?

– Колокольчика в правом соске! – произнесла она твердо. И посмотрела Коршунову в глаза. Его глаза остекленели, стали ледяными… от ужаса.

19

Этого не может быть. Она действительно знает! Коршунов застыл, словно его хватил удар, и теперь, парализованный и потерянный внутри собственного слабого, старого тела, он не может снова обрести контроль за своими нервами. Руки не слушались его, надкушенное яблоко выпало из них и покатилось по полу. Он смотрел на Арину не моргая, пытаясь взять себя в руки и обливаясь холодным потом.

Она знает! Она понимает, о чем говорит. О ком говорит!

Никто не может знать, а она знает. Он сам почти забыл ту историю, забыл лицо Екатерины, ее смех, звон ее колокольчика. О нет, тут он лукавит. Он хотел бы забыть, но он помнит. Он все помнит. И то, как ему нравилась эта маленькая деталь, этот колокольчик, такая редкость по тому времени. Как же он возбуждал его. С этого колокольчика все началось, если бы не он, ничего бы не случилось. Проколотый сосок свел тогда Коршунова с ума, он навевал мысли куда более горячие, острые, опасные, как открытое пламя. Екатерина сама показала ему колокольчик, хотела подразнить его, возбудить, привлечь. Даже сейчас, если закрыть глаза, он может вспомнить, как это было.

Он стоит в туалете ресторана «Прага» и смотрит на свое отражение в большом чистом зеркале. Он заинтригован, слегка удивлен, он не знает, чего ожидать и стоит ли ожидать чего-либо.

Через минуту она тихо появится у него за спиной, он заметит ее отражение в зеркале и улыбнется.