Росомаха (СИ), стр. 11
Изо рта у него хлынула кровь, и в глазах потемнело.
КЕХА вытянула свои пальцы из шеи егеря, и его тело распласталось на земле.
Крысы, увидев, что двуногий неподвижен, заметались в клетке, поглощая воздух короткими жадными порциями. Они запрыгивали друг другу на спины, царапали когтями прутья, пищали. Они справедливо полагали, что им тоже достанется от общего пирога. Затем, заметив, что КЕХА не двигается, они замерли, опасаясь, что своим поведением лишат себя пищи.
Некоторое время КЕХА стояла, рассматривая тело егеря. Нет, она не убеждалась, что он мертв, она знала это с того момента, как ее пальцы проткнули шею человека. КЕХА размышляла, как практичней распорядиться этим подарком обстоятельств.
Еще два часа назад она не думала, что кто?то из людей сам придет сюда, прямо к ней в логово. Она планировала, что уже сегодня ей придеться найти второго ребенка, так как силы начинали блекнуть.
Она рисковала, что крысы, вовремя не получив пищи, начнут пожирать друг друга. Эти глупые прожорливые твари могли и уйти, но, скорее всего, чтобы не покидать такого необычного места, они для начала прикончили бы самую слабую самку.
Восстановить прежнее равновесие — антагонизм: крысы — Росомаха, будет не просто. И осуществимо, если только заменить этих тварей и начать все сначала.
Между тем КЕХА рисковала перейти ту грань, когда в поселке поднимется настоящая паника, но селение еще не будет зависимо от нее. КЕХА рисковала, пока не возведет здесь, на этой поляне, своеобразный макет селения.
С паучками вместо людей.
С паучками, спавшими одним большим клубком, который КЕХА держала в мешке из плотной ткани, зарытом в овраге.
Пришло время выпустить их на волю.
Прошло три дня.
Сытые крысы, развалившись, дремали. Изредка они открывали глаза, чтобы лениво посмотреть на застывшую КЕХА. Та стояла так долго, очень долго.
Сначала крысы проявляли любопытство, высовывали свои носы из клетки, следя за странными манипуляциями КЕХА. Она вырыла в земле углубление шириной в два человеческих шага и что?то положила туда. Из клетки ничего не было видно. Потом интерес у крыс пропал, и они предались приятной и продолжительной дреме.
Росомаха все это время лежала, свернувшись калачиком, и лишь по медленно вздымавшейся шерсти можно было понять, что Она дышит и жива.
Положив клубок из паутины, мха и ветвей на дно углубления, КЕХА принялась ждать. Когда солнечные лучи коснулись клубка, внутри послышалось движение. Тысячи лапок зашелестели, перенося тщедушные уродливые тельца по лабиринтам жилища.
КЕХА ждала.
Наконец, из клубка показался одни паучок. Затем второй, третий. Четвертый.
Они недавно проснулись и еще не покидали клубок. Они суетливо бегали снаружи, не решаясь спуститься на землю. Их становилось больше и больше, и вот некоторые стали покидать клубок. И отбегать на небольшое расстояние.
КЕХА ждала.
Со временем отдельные паучки стали выбираться из углубления, без труда одолевая его склоны. Но в любом случае паучки возвращались домой, как только наступали сумерки.
КЕХА по — прежнему ждала.
Паучки обживались на новом месте, привыкали к своим каждодневным маршрутам, которые, рано или поздно, заканчивались возвращением домой. Одни уходили далеко, другие не очень, третьи вообще не покидали углубления, где находилось их пристанище, но так или иначе все они приходили обратно.
Однажды перед рассветом, пока вся живность на поляне дремала, кроме Росомахи, настороженно следившей сквозь прутья клетки, КЕХА прочертила большим пальцем борозду на земле. В форме окружности, охватывавшей углубление.
Выждав какое?то время, КЕХА снова наклонилась и провела еще одну окружность. На этот раз шире в диаметре. Окружность охватывала и углубление, и первую окружность. Между линиями появился зазор шириной в два человеческих шага. Чуть позже, когда КЕХА почувствует, что солнце вот — вот появится на горизонте, она проведет еще одну окружность. Самую широкую.
КЕХА выпрямилась, глядя на свои художества, и Росомахе, следившей за ней, показалось, что та удовлетворенно улыбнулась.
Теперь обеим — и КЕХА, и Росомахе — оставалось ждать, когда взойдет солнце, и паучки станут покидать свое пристанище. Многое решится и станет ясным, когда первый паучок достигнет ближайшей борозды.
7
Аркадий, сорокачетырехлетний предприниматель, отъезжал от своего дома в центральной части поселка в приподнятом настроении.
Почему нет? Тепло, солнечно. Жена с детьми уезжает до вечера воскресения к матери, и ему даже не придеться объяснять, почему он поздно вернется домой. По большому счету, сегодня он вообще может не возвращаться, хоть всю ночь проведя со своей любовницей.
Девчонке всего двадцать, и энергия из нее прет так, что это передается окружающим. В последние дни Аркадий ощущал себя этаким студентом, чей пик сексуальности достигал апогея и все сильнее мешал выполнению лабораторных работ. Жаль только, что ему приходилось довольствоваться коротенькими свиданиями и все делать наспех.
Привести к себе любовницу Аркадий не мог, сама она жила с родителями. Не будь у Аркадия свободных часа — двух днем, пока девушка находилась дома одна, пришлось бы снимать квартиру.
Представив лицо любовницы, Аркадий улыбнулся. Последние дома поселка остались позади. Всего пару часов потерпеть, и он с ней встретится. Проверить торговые точки, переговорить с бухгалтером и продавцами, и — он свободен.
Потом они зайдут в какое?нибудь заведение с хорошей кухней, желательно оживленное, чтобы не очень бросаться в глаза. После чего… как только стемнеет, они даже могут поехать к Аркадию. Назад он отвезет ее ночью. Или под утро, пока все в поселке еще будут спать. И никто, ни один любопытный сосед, ничего не увидит.
С любовницы мысли перескочили на жену. Аркадий представил ее лицо, чуть нахмуренное, как будто женщина вспоминала что?то важное. Этот образ наполнил душу тоской.
Аркадий даже хмыкнул, настолько это было неожиданно.
Тоска усилилась. Замелькали образы еще молодой жены. Ее влюбленный взгляд, ее слезы, ее улыбка. Подумалось о детях. Сыну сейчас семнадцать, он уже выше отца, но выглядит таким беспомощным и неуверенным. Дочери — двенадцать. Аркадий почти не уделяет им внимания.
Внезапно захотелось обнять их, поцеловать. Это вдруг показалось вопросом жизни и смерти. Как будто, если он не сделает это в ближайшие пятнадцать минут, он их больше никогда не увидит.
— Что за фигня? — пробормотал Аркадий, сбавляя скорость.
Он не собирался разворачиваться. Что он, идиот, из?за каких?то сентиментальных переживаний возвратиться домой, когда его ждет работа и… молоденькая девица с упругой попой?
Через двести метров тоска стала нестерпимой, появился страх, и Аркадий, выругавшись, остановил машину. Приоткрыл дверцу, сплюнул на асфальт. Прислушался к урчанию мотора, огляделся.
Внутри все плавилось от тоски, и он не выдержал — развернул машину и поехал назад в поселок.
У своего дома он притормозил. Посмотрел на окна.
Шторы были раздвинуты — жена уже встала. Возможно, помогает собраться детям, готовит им завтрак.
Аркадий сидел, барабаня пальцами по рулю, и спрашивал себя, что с ним такое случилось? Какого черта он вернулся назад, поддавшись сентиментальному порыву?
Ответа не было.
Аркадий покачал головой и снова развернул машину, надеясь, что его неожиданное возвращение домашние не заметили. Он опять поехал к шоссе, ведущему из поселка, хмурясь, покусывая губы.
Он постарался не думать ни о жене с детьми, ни о любовнице, ни о работе. Просто ехал, глядя перед собой.
В какой?то момент, ощутив безысходность, тоску и необъяснимый стыд, как будто он стянул последние деньги у бродячей монашки, Аркадий непроизвольно вдавил акселератор — он не хотел мириться с этими ощущениями и снова возвращаться домой.