Цыганские сказания (СИ), стр. 36

— Здравствуйте, — бормочу я.

— И тебе здравствуй.

Тётя Дина не убирает рук с моих плеч, так что её лицо очень близко к моему. От её кожи пахнет кориандром.

— Знаешь, я вчера перебирала свои шкатулки и заметила одну вещь, — говорит она мне почти что в самое ухо. — Кто-то взял все мои золотые булавки. Это сделала не Катарина, у неё свой набор. В одежде у Кристо их нет, я бы заметила. Лиляна, ты ничего не хочешь мне рассказать?

Святая мать и одиннадцать верных апостолов! Я готова броситься свекрови на шею и рыдать. Просто потому, что она — первый человек, не трясущий меня с требованием всё выложить, а предлагающий свою помощь. Но я не имею права впутывать её. Да и клятва...

— Я хочу. Я не могу.

— Дело в императоре? Ты в опасности из-за него?

Не представляю, как рассказывают во дворце историю с моим заточением и неудачным ужином с участием спагетти, но теперь ещё больше подозреваю, что годовщина была поводом убедиться в том, что я в порядке; нет, что нуждаюсь в помощи.

— Скорее, он в опасности из-за меня. И вы тоже. Я... — меня будто прорывает. — Половина проблемы в том, что я не могу совладать с волшебством, которое получила. Мне не хватает знаний. Мне нужна волшебная уздечка для этого коня. И я не имею представления, где её найти. Тётя Дина, помогите мне!

— Я? — свекровь чуть отклоняется, чтобы заглянуть мне в глаза. — Как могу я-то помочь? Я ничего не понимаю в волшебстве. Да я вообще колдунов боюсь, как солома огня.

— Но вы могли бы поговорить со старыми женщинами. Мне очень, очень-очень надо. Это вопрос жизни и смерти... ой, только не говорите Кристо. Если он мне сейчас помешает, то не спасёт, а сделает хуже.

— Потому что всего не знает, а рассказать ты не можешь. Я поняла. И что я должна спрашивать у старух? Или что им передать?

Я немного колеблюсь, подбирая слова.

— Ожерелье на моей шее сделано цыганом. Много-много лет назад. Оно действует по законам цыганского волшебства. Нет, не защищает от сглаза, а что-то другое. Чего я не знаю или не могу сообразить. Пойму, как работает, и мы — спасены. Все мы. И я справлюсь со второй половиной проблемы.

Тётя Дина поощрительно кивает.

— Когда ожерелье работает как надо, я могу сделать так, чтобы меня никто не нашёл и не заметил. И ещё так, что любая попытка убить императора проваливается. Ну, например, ружьё не стреляет, граната не взрывается... снайпер промахивается или вовсе спотыкается и падает с крыши. А сейчас оно работает так, словно мне... невероятно не везёт. Всё ломается. Всё происходит глупо. Я спотыкаюсь, те, кто рядом со мной, начинают вести себя странно или невпопад. Последний раз Госька сломала обе ноги, слышали? Мы ничего в этот момент не делали, сидели вместе на кровати, на отличной кровати, крепкой, дорогой, и ужинали. Можете себе такое представить? Я боюсь. Всего. Всё время.

Отстранившись, свекровь выпрямляется и смотрит на меня долгим взглядом — холодным, как прищур охотника.

— Как ты сказала? Не везёт? Нанэ бахт?

— Да. Не везёт, — повторяю я для ясности на немецком.

— Если уж переводить буквально, то «нет удачи», — поправляет тётя Дина и смотрит на меня многозначительно. Видимо, тут-то меня и должно осенить, но я могу ей ответить только гримасой недоумения.

— Я не тайнокнижник и не старуха. Я могу ошибаться, — вздыхает свекровь. — Мне просто пришла в голову мысль. Ну, знаешь ведь, все цыганские амулеты — или от сглаза, или от вампирских чар, или для удачи. Иногда для всего сразу. Редко.

Меня по прежнему не осеняет. Задумчиво оглянувшись, тётя Дина наклоняется ко мне:

— Удача — такая штука, которая словно рассыпана везде. На людях, в разных местах, даже в воздухе. Где-то плотнее, где-то реже.

Если быть точной, говоря по-цыгански, она использует слово «бахт» — не только удача, но и счастье, и судьба. Судьба — не то, что предписано раз и навсегда. Судьба — то, как складываются твои удачи и неудачи.

— Есть вещи и люди, которые словно притягивают к себе бахт, собирая ту, что слишком свободно лежит на других или рассыпана тут и там. Они накапливают её, чтобы потом потратить, когда удача нужна. Вроде как кнут барышника или такая штука, которой воры глаза отводят, понимаешь?

— Да это же суеверия. Как говорят — амулет на удачу помогает только везунчикам, — пожимаю я плечами.

— Ну? — тётя Дина снова испытующе смотрит мне в глаза. Я чуть не спрашиваю — «Что ну?», когда меня, наконец, осеняет.

***

Говорят, что в Надьбанье в дом цыганской семьи залез вор. Пока он крался по спальне, случайно разбудил бабушку, очень старую женщину. От зрелища мужчины с ножом в руке у неё ум за разум зашёл, и вместо того, чтобы начать звать на помощь, она закричала что есть мочи:

— Ура!

От её крика вор замер, а цыгане стали просыпаться. Ничего не понимая, но полагая, что бабушке виднее, каждый принимался кричать во весь голос:

— Ура! Ура!

Некоторые женщины разглядели в темноте чужого человека и решили, что крик старухи — это призыв к атаке. Подойти к вору с ножом было страшно, и они стали кидать в него подушки. За женщинами подушки принялись бросать и дети с мужчинами. Комнату заволокло перьями. И все кричали «Ура!» изо всех сил.

Вор бросил нож и попытался выпрыгнуть в окно, чтобы сбежать, но зацепился ботинком за раму и упал на землю вниз головой.

Соседи, выглядывавшие на крик, вызвали полицию и скорую помощь. Вор выжил, но у него шея перестала держать голову.

Глава XI. «Птице — небо, коню — дорога, цыгану —счастье». Цыганская народная пословица

Всю дорогу до своих покоев я шиплю на Катарину, чтобы она везла побыстрее, но девчонка, я думаю, к счастью, игнорирует мои слова. Если бы она побежала, мы бы превратились в плохо управляемую конструкцию, которая сбивала бы людей, словно чемпион — кегли на сельском празднике.

Поскольку император с утра в отъезде, мне приходится посылать сиротку Рац за Тотом, велев передать ему, что речь идёт о вопросе безопасности. Оставшись одна, я буквально бешусь от невозможности ходить туда-сюда во время ожидания.

— Так и знал, что до этого дойдёт, — заявляет Ладислав, едва переступив порог. — Заигрались с огнём, верно?

— Если кто и заигрался, то вы, мой милый, — парирую я. — Это именно вы сделали так, что ситуация вышла из-под контроля, и я теперь опасна для всех, а, главное, для самой себя.

— Вы всегда представляли для себя главную опасность, и время от времени — для всех тоже, — Тот, оглядевшись, опускается в кресло. — Что конкретно происходит?

— Моя удача закончилась.

— Не могу сказать, что когда-либо считал вас везунчиком. Так что если это единственное основание для вашей паники...

— Что вы знаете о цыганской магии?

— У цыган магии нет. Они боятся любого чародейства, это всем известно.

— Эти ваши «все» — идиоты. Если бы у цыган не было магии, стильное колье на моей шее никогда не было бы создано. Цыгане отлично управляются с чародейством, просто мы его используем ограниченно. То, что считаем безопасным. И то, что должно обеспечивать нашу безопасность.

— «Цыгане и безопасность» звучит примерно как... оксюморон.

— Дайте мне сказать! — взрываюсь я. Тот пожимает плечами и не очень убедительно изображает внимание на лице. — Сердце Луны работает на цыганской магии. Оно тратит удачу, чтобы организовать мне с императором невероятное везение. Сколько раз на жизнь Ловаша Батори покушались, и сколько раз покушение сорвалось? Снайпер ронял винтовку, экстремист забывал выдернуть чеку гранаты, что там ещё могло быть...