100 великих спортсменов, стр. 53

Рат продолжал доминировать в заголовках, а Гериг оставался «самым ценным игроком "Янки"». Возьмем, например Всемирную серию 1928 года, четыре игры, проведенные с «Бомбардировщиками» из Бронкса. Серия эта наиболее памятна тем, что в течение ее Рат совершил три пробежки вокруг базы в одной игре и имел показатель бэттинга, равный 0,625. Чего не помнят, так это того, что Гериг в той же самой серии имел четыре пробежки, 0,545 на бите – и, что характерно, девять RBI (против четырех у Рата).

Казалось, что Гериг навсегда был обречен оставаться крон-принцем при султане Рате, обреченным на ту же самую славу, что второй человек, пересекший Атлантику в одиночку.

Когда же ему на деле представилась возможность сменить Рата на вершине горки, составленной из пробегов вокруг базы, в 1931 году фортуна вновь позволила ему приблизиться и коснуться ее подола. Но не более. Это был тот год, когда посланные Геригом мячи попадали в стойки и отскакивали в руки центрального филдера, настолько силен был удар. Бейзраннер «Янки» только проводил мяч взглядом до рук центрфилдера, решив, что снаряд пойман, и помчался, чтобы занять свое место на поле, когда Гериг миновал его на дорожке вокруг базы, и был выдворен судьями с поля. Эта пробежка стала бы 47 у Герига. А так они с Ратом финишировали ноздря в ноздрю с 46 пробежками, поделив корону между собой.

На следующий, 1932-й, год во встрече с защищавшей свой чемпионский титул командой Филадельфии Гериг стал первым игроком двадцатого столетия, совершившим четыре пробежки вокруг базы в одной игре. К несчастью для Герига, в тот же самый день Джон Макгро оставил пост менеджера «Нью-Йоркских Гигантов», проведя на посту тридцать один год. И Гериг вновь остался без внимания публики.

А потом была серия 1932 года, которая навсегда останется в памяти как та, в которой Рат совершил свой «Заказной удар». Ее сопровождали страсти, родственные разве что наихудшим эксцессам Французской революции, и «Янки» и их соперники, «Чикагские Щенки», не брезговали выражениями, которые заставили бы покраснеть самого отпетого биллингсгейтского моряка. «Янки» обзывали «Щенков» «скрягами» за то, что те выделили своему бывшему одноклубнику Марку Кенигу только половинную долю, хотя тот вытащил их к вымпелу Национальной лиги. «Щенки» отбрехивались, используя всякое приходившее на ум слово из трех букв, в том числе и ненавистное крепкое словцо – «Рат». Тот восполнил весь реальный и вымышленный ущерб в третьей игра, забив хомер в три пробежки в первый и сделав «Заказной удар» в пятой. Чего не заметила захваченная драмой мгновения пресса, так это хомера Герига в третьей игре, и другого хомера, последовавшего за прекрасным движением Рата. Во всей серии Рат имел показатель бэттинга 0,333, забил два хомера и сделал шесть пробежек; Гериг настучал 0,529, забил три хомера и сделал восемь пробежек. Но вся слава опять досталась Рату.

И так было всегда. Гериг, обреченный играть вторую роль после гения бейсбола, представлял собой вторую половинку этой странной пары. Но Гериг, убежденный командный игрок, роль свою понимал и приговаривал: «Бейб – это одно дело… а я совершенно другое. Точным его подобием мне никогда не стать, – а я и не пытаюсь этого сделать, – я просто поступаю так, как считаю нужным». Болельщики, видевшие в этом тихом и непритязательном человеке олицетворение усердного и всеми забытого труженика времен Депрессии, прекрасно понимали, что если Бейб Рат – это дух «Янки», то Лу Гериг – это гордость команды.

В 1934 году, когда Рат, в буквальном смысле этого слова, уже почти что лишился ног, власть наконец перешла к Геригу, возглавившему список лиги по числу пробежек, RBI и среднему показателю бэттинга и увенчанному «Тройной короной». Когда в следующем году Рат оставил спорт, Гериг сделался лидером команды и воплощением самой сущности «Янки»: класса, традиций и уверенности. Пребывая в качестве лидера, он мог только шевельнуть бровью, поправляя боевые порядки команды, и уж совсем нечасто ему приходилось распекать своим высоким голосом какого-нибудь зеленого новичка, осмелившегося показаться на людях без пиджака.

После появления в команде Джо Ди Маггио в 1936 году, Гериг сделался почетным героем «Янки». Тем не менее он оставался лидером команды, ее «самым ценным игроком» и относился к каждой игре с пылом юного студента-футболиста, каковым он был некогда в университете Колумбии, продолжая серию своих успехов, растянувшуюся на двенадцать сезонов.

А потом, когда уже казалось, что Лу Гериг навсегда останется единственным первым бейзменом «Нью-Йоркских Янки», судьба коснулась его своим корявым крюком. Сперва его неловкая, едва ли не прихрамывающая походка казалась признаком приближающегося возраста, обыкновенной неприятностью, которую он одолеет, как одолевал все прочие хвори и травмы. И тут как гром с ясного неба обрушилось потрясающее, немыслимое известие о том, что Лу Гериг поражен болезнью, называющейся амиотрофическим латеральным склерозом, теперь более известным под названием «болезни Лу Герига», – редким заболеванием, разрушающим ткани спинного мозга.

2 мая 1939 года, имея в активе 2130 игр, проведенных после того, как он заменил Уолли Пиппа, Лу Гериг попросил менеджера Джо Маккарти вывести его из линии «в интересах команды». Через два месяца на «Дне», проводившемся в его честь, перед тысячами доброжелателей на стадионе «Янки», Лу Гериг горделиво прошаркал к микрофону и растроганным голосом объявил себя «самым счастливым человеком на свете».

Он умер два года спустя, не дожив двух недель до тридцать восьмого дня рождения. Его пережила его вдова Элинор, и его достижения, к которым относятся рекордный для всех времен «Большой шлем» в пробежках, рекорд американской лиги по числу RBI в сезоне, 13 кряду лет со 100 или более RBI, четвертый средний показатель по бэттингу среди членов Зала славы, 493 результативные пробежки и 2130 игр подряд – рекорд этот, простоявший 56 лет и превышенный Кэлом Рипкиным-младшим, представлял постоянное и живое напоминание о Лу Гериге. И мешал истинному восприятию всей глубины его колоссального таланта.

ДИЕГО МАРАДОНА

(родился в 1960 г.)

Наиболее заметной стороной карьеры Диего Армандо Марадоны была ее ослепительная несогласованность. На футбольном поле, всегда являясь центром притяжения, он был настолько неуловимым, что противникам никак не удавалось поймать его и попортить шкурку, но вне поля, всегда являясь центром противоречий, он никогда не мог сохранить ее в неприкосновенности. Одно неизменно вычиталось из другого.

Жизнь этого неподвластного дисциплине уроженца буэнос-айресских трущоб всегда складывалась одинаково. Усыпанная самыми немыслимыми сенсациями, жизнь его представляла на деле схему туристической поездки, скорее представлявшую собой не атлас достижений, а перечень выходок, в котором попадания в полицейский участок чередовались с появлением в заголовках спортивных газет.

Начальной точкой этой схемы является Вилья-Фиорито, Аргентина, милое на слух, но жесткое для жизни местечко на окраинах аргентинской столицы. Местная легенда утверждает, что в возрасте трех лет маленький Диегито получил от отца футбольный мяч, и, начиная с этого мгновения, этот предмет сделался его неотрывной частью, словно бы их соединяла какая-то пуповина, мальчишка днем пинал его, а на ночь клал рядом с собой в постель, не разлучаясь с верным другом. Нераздельная парочка устраивала на телеэкране представления во время перерывов в футбольных матчах, и Диегито развлекал публику, жонглируя невесомым мячом головой, плечами, грудью, коленями, лодыжками, ступнями, любой подворачивавшейся под руку частью тела, не позволяя мячу коснуться земли во время представления. Когда на экране обе команды возвращались на поле, толпа выражала свое восхищение волшебным мастерством Диегито и его мяча криками: «Останься! Останься!»

В возрасте девяти лет этот вундеркинд и волшебник попал в знаменитую аргентинскую детскую футбольную команду «Лос Себоллитос» – «Луковки». Играя в футболке под номером 10, который носил великий Пеле и который традиционно доставался самому результативному игроку команды, Диегито творил с мячом все что хотел. «Он не остановится, жонглируя мячом, – сказал один из тех, кто видел Марадону в тот первый день, когда он выбежал на поле под номером 10. – Он стал феноменом уже от самого рождения».