100 великих спортсменов, стр. 3

Однако особенно памятна присущая Брауну манера неторопливо и уверенно возвращаться к схватке после каждого переноса. Медленно оторвав свое тело от земли, он как бы с опаской возвращался к схватке, так, словно ноги его болели, всеми движениями изображая, что ему потребуется по меньшей мере две недели, чтобы вернуться в строй к очередной игре, в то время как на самом деле его инертность была отчасти вызвана желанием рассмотреть оборонительные порядки противника или скрыть полученные ушибы, а также, когда он отталкивался от земли костяшками пальцев, нежеланием касаться холодного грунта ладонями, что, по его мнению, могло бы спровоцировать схватку. А потом вдруг, внезапно и незаметно, словно бы услыхав где-то вдали отзвуки трубы Архангела Гавриила, Браун впивался руками в мяч, словно механическая игрушка, и бросался на противостоящих линейных.

Но главное в том, каким другие игроки запомнили 32-й номер. Спрашивать некоторых – все равно что интересоваться у фонарного столба его отношением к мародерам из собачьего племени. Чак Беднарик, вездесущий игрок «Филадельфийских Орлов», назвал его сверхчеловеком. Алекс Каррас, великий полузащитник оборонительного плана, выступавший за «Детройтских Львов», сказал: «Чтобы его остановить, нужно было давать каждому игроку защитных линий по топору». Дик Модзелевски, один из самых широкоплечих защитников в широкой обороне «Нью-Йоркских Гигантов», утверждал, что «лучшего фулбека просто не сотворил Господь. Если НФЛ просуществует еще две тысячи лет, второго столь же хорошего фулбека уже не будет. Чтобы повалить Брауна, мне была нужна помощь всей нашей обороны и Сэма Хаффа». Ну а сам Хафф, сделавший карьеру на борьбе с Брауном, как-то раз устало молвил: «Джима Брауна можно остановить, только пристрелив его на выходе из раздевалки».

Однако в 1962 году его победам пришел конец. В самом буквальном смысле слова. Повредив в начале сезона левое запястье, он был вынужден носить мяч в своей разрушительной деснице. И теперь Браун сделался, по крайней мере в собственных глазах, обыкновенным смертным, забегание его составило «всего» 996 ярдов, пронос за пробежку снизился до 4,3, а чемпионство в заносах перешло к Джиму Тейлору – «Упаковщику» из Грин-Бея.

Весь сезон 1962-го превратился в сплошное разочарование, и не только для Дж. Брауна, но и для П. Брауна и «Кливленд Браунз». Пол Браун обменял Бобби Митчелла за драфтовые права на Эрни Дэвиса, который должен был усилить нападение «Бурых». Однако обладателя «Приза Хисмана» [5] сразила лейкемия, прежде чем он успел стать профессиональным игроком, и Джим Браун остался без поддержки, без собрата, способного отвлечь на себя противника. После лишенной блеска компании, в которой Пол Браун постепенно стал удаляться от команды все дальше и дальше – настолько, что можно было уже испытывать уверенность в том, что команда и тренер не займутся пересдачей карт на Рождество, – Пол Браун был выведен из команды ее владельцем Артом Моделлом после непродолжительного бунта самого игрока.

Освободившись от ограничений Пола Брауна, выражавшихся в постоянной смене опекунов и сигналов, Дж. Браун вернул форму в 1963-м, промчавшись по зеленому полю 1863 ярда и заслужив этим еще один чемпионский титул. На следующий год он вновь стал чемпионом, а «Кливленд Браунз» победили в чемпионате НФЛ, опередив «Балтиморских Жеребят», причем Дж. Браун участвовал в тридцати играх при суммарном проносе в 151 ярд. А потом, завоевав свой восьмой чемпионский титул за девять лет, в 1965 году Джим Браун оставил футбол в возрасте двадцати девяти лет, покинув футбольное поле задолго до того, как роль его могла оказаться сыгранной.

Объясняя причины столь раннего завершения карьеры, Браун сказал: «Я оставил игру еще до того, как сделался похожим на многих моих знакомых – сидящих на скамье в шрамах и синяках и подозрительно поглядывающих на всех молодых парней, полагая, что очередной пришелец может занять их место».

Но хотя ему предстояло сменить футбольный стадион на сцену Голливуда, никто еще не сумел занять место Джима Брауна, атлета, так точно определяющего собой слово «великий».

ДЖИМ ТОРП

(1888—1953)

Повесть о Джиме Торпе начинается в 1904 году, когда правнук вождя индейского племени сок и фокс был принят в Карлайл, правительственную школу для индейцев, расположенную в Карлайле, Пенсильвания, и принадлежавшую к числу тех восточных школ, где коренных американцев просвещали путем приобщения к футболу и прочим видам спорта. Всего лишь за год до этого выпускник Карлайлской школы Альберт «Вождь» Бендер с бейсбольной битой в деснице вступил в Главную лигу, где пробыл достаточно долго, чтобы выиграть 210 игр и заслужить избрание в Зал бейсбольной славы. Однако шестнадцатилетний Торп, чей рост тогда составлял всего 147 см, а вес – 52 кг, не испытывал особого интереса к спорту и вместо этого взялся за портняжную иглу, работая в школьной мастерской. Однако по прошествии трех лет рост его увеличился на тридцать сантиметров, чуть позже вес возрос на тридцать два килограмма, а к списку занятий добавился футбол. И не только футбол.

Сказители повествуют, что начало спортивной карьеры Торпа пришлось на весну 1907-го. Торпу, всего лишь год назад сделавшему свой первый и робкий шаг на спортивной арене (он выступил за команду портных в первенстве школы), поручили убрать стадион, после того как легкоатлетическая команда завершила дневную тренировку. Торп, приступивший к своим обязанностям, оказался в секторе для прыжков в высоту, где планка осталась установленной на высоте пяти футов восьми дюймов (примерно 175 см), что соответствовало лучшему результату дня. Прикинув на глазок высоту планки, Торп пробормотал нечто вроде «но это же совсем невысоко». Один из соучеников поинтересовался: «А ты когда-нибудь прыгал в высоту?» – «Не через планку», – ответил Торп. А потом, еще раз глянув на планку, он добавил: «Но если ее может перепрыгнуть конь, то и я тоже сумею». После этих слов он одним движением ноги стряхнул с себя брюки и туфли и непринужденно перелетел через планку.

Единственным свидетелем рождения этой легенды был легкоатлетический и футбольный тренер Гленн С., «папаша» Уорнер, которому самому предстояло стать тренером-легендой. Оценив потенциал молодого прыгуна опытным взглядом сержанта, оценивающего возможности новобранцев, Уорнер решил немедленно взять молодого человека под свою опеку и научить его началам спорта, избавив при этом от любых стилистических погрешностей. Но если Торп и страдал от чего-нибудь, то, пожалуй, от широты интересов, так как он не только играл в футбол и участвовал в соревнованиях по легкой атлетике, но и боролся, играл в баскетбол и лакросс, превосходно боксировал, плавал и стрелял.

Будучи разносторонне талантлив, Торп, поиграв полузащитником в футбольных командах в 1907 и 1908 годах и после трех лет участия в легкоатлетических состязаниях, весной 1909-го покинул Карлайл, отправившись на поиски долларов. Многие, в том числе и Уорнер, полагали, что он просто вернулся в свою родную Оклахому. На самом деле он в обществе двух бейсболистов из Карлайла отправился в Северную Каролину, где все они были приняты в команду «Рокки Маунт» из Восточнокаролинской лиги, младшей лиги, принадлежащей к классу D. В течение последующих двух лет Торп принял участие в восьмидесяти играх, набрал 248 очков и выиграл 19 игр в качестве питчера [6]. Тем не менее этим, как ему предстояло убедиться впоследствии, он нарушил правила, по крайней мере с точки зрения Любительского атлетического союза.

Летом 1911-го Уорнер, не зная об обстоятельствах жизни выдающегося атлета, прислал ему записку со следующими словами: «Если ты вернешься в Карлайл, я думаю, у тебя есть шанс попасть в будущем году в Олимпийскую команду Соединенных Штатов». И Торп вернулся через несколько недель, а на вопрос Уорнера: «Где ты был?» ответил легкомысленно: «Играл в мяч». Не зная того, что Торп скомпрометировал свой статус любителя, Уорнер начал готовить его к Олимпийским играм 1912 года.