Забавы Пилата, стр. 21

– Преждевременно. Может сломаться. Он и так на грани срыва. Нам не истерика нужна, а информация. Оставим на потом, если снова «в запор пойдет», – пояснил полковник. – Давай прикинем тактику допроса…

Выводной отворил железную дверь, и Баркас вернулся в камеру. Он выглядел усталым, осунувшимся и подавленным, будто первый раз на хату залетел.

Баркас молча лег на гладкие, отполированные доски и, не шевелясь, лежал так минут десять, тупо уставившись в серый потолок. Сухарик недоуменно посматривал на «камерного авторитета» и не понимал: что могло так испортить настроение тертому уголовнику? Остальные обитатели хаты во главе с Хулиганом тоже помалкивали, не решаясь пока трогать Баркаса. Вероятно, они ждали ночи.

– Слышь, Сухарь, – вдруг позвал сокамерника Баркас.

Тот подошел.

– Похоже, я сильно влип и тут надолго задержусь. Ты раньше на волю выйдешь. Когда освободишься, передай жене «издевку», – попросил он «первохода», уперев в него потускневшие серые глаза.

– Конечно. Записку? – уточнил парень, не очень надеясь на скорое освобождение.

– Ты что? Какая записка, – неодобрительно пробурчал Баркас. – Ошманают, найдут и в зад тебе засунут! Ты так запомни, на словах. Передай жене, чтобы, когда все утрясется, она посетила бабушку…

– Передам, конечно! Какой вопрос! Чего ты так нервничаешь, – улыбнулся Сухарик, оборвав сокамерника на полуслове. – Понимаю, родственница, все такое.

– Заткнись, баклан, и не перебивай! Слушай. Скажи моей бабе точно, чтобы посетила бабушку, – повторил Баркас. – Она мне дорога. Пусть позаботится о ней с умом, тогда всю жизнь в шоколаде будет. Бабушка объяснит. Понял?

– Да понял я все! – отозвался Сухарик, подумав, что авторитета били по голове и у того просто поехала крыша. Даже если эта бабушка водила его за ручку в детский садик и вытирала грязную попку, все равно – разве об этом передают сообщения на волю?

Баркас схватил Сухарика за грудки и, сильно прижав к стене, сдавил горло.

– Ты понял, что я тебе сказал? – прорычал он, глядя полубезумными глазами. – Передай слово в слово!

– Понял, понял, – испуганно подтвердил парень. – Ты что! – «Ну точно крыша съехала. Вот не повезло с приятелем! Связался же я с ним…» – думал он.

После этого Баркас назвал свой домашний адрес и, убедившись, что сокамерник запомнил все правильно, отстал от него. Он лег на гладкие нары и вроде задремал.

Хулиган заинтересованно косился на шептавшихся корешей противной группировки, но из их разговора так ничего и не понял. Он подумал, что его план разгадан, и решил подождать.

Ровно через полчаса в двери лязгнул замок. Раздался щелчок.

– Лодочников, на допрос! – крикнул контролер, распахнув скрипучую дверь. Баркас неторопливо поднялся, словно прямо сейчас ему предстояло пойти на смерть, и, привычно сложив руки за спиной, вышел из камеры.

Глава 3

СМЕРТЕЛЬНАЯ КУПЕЛЬ

Баркаса не было несколько часов, и Сухарик начал уже подумывать, что сокамерник больше не вернется. Того же мнения о «камерном авторитете», видимо, был и Хулиган. В отсутствие Баркаса он заметно осмелел. Хулиган снова начал насаждать свои порядки и придираться ко всем без всякого повода. Работяге из-за какого-то пустяка перепало несколько чувствительных тычков, а Сухарик, как кент авторитета, отделался лишь легкой словесной перепалкой.

Однако, когда маленькие квадратики тюремного оконца начали темнеть, обозначая заход солнца, в коридоре раздались шаги выводного. Привычный лязг замка напомнил, что жизнь течет по обычному распорядку. Дверь распахнулась. Баркас вернулся в камеру.

Хулиган встретил его неприязненным нагловатым взглядом и отвернулся, занявшись своим делом – ковырянием ногтей. Сухарик, проявляя сочувствие, приблизился к нему и осторожно спросил:

– Ну что там?

Баркас его как будто не замечал. Он опустился на нары и, сложив ладони лодочкой, уткнул в них лицо, как страус, спрятав голову в песок.

– Чего, братан? – подал скрипучий, нарочито участливый голос Хулиган. – Ментура тебя в оборот по-черному взяла?

Он то ли спрашивал, то ли констатировал, то ли просто издевался, решив использовать деморализованное состояние противника «для раздела сфер влияния». Он торопился воспользоваться случаем и установить свою диктатуру. Но Баркас замкнулся и ни с кем не разговаривал.

Прошло часа полтора, прежде чем Баркасом овладело желание поговорить хоть с кем-нибудь. Выбирать ему не пришлось.

– Завтра меня в Лефортово переводят, – доверительно поделился он с Сухариком.

– А чего в Лефортово – это ж «конторский» изолятор? – искренне удивился сокамерник. – Ты чего, родину продал?

– Дурак, что ли? Друзья похлопотали, – не захотел открываться Баркас. – Там условия лучше. Да и вообще я еще не знаю, где буду завтра. Ночью, может, себе «крестины» устрою. Терять мне нечего…

«Ну, точно у него крыша съехала, – подумал Сухарик. – На религию потянуло. Где он тут священника собирается искать? Ночью. Если только в соседней камере батюшка сидит?»

Около часа ночи, когда постояльцы хаты отошли ко сну, дремавший Сухарик услышал странный звук: то ли стон, толи тяжелое дыхание. Он прислушался, определяя источник странного звука. Приподнял голову и Хулиган. Вдруг около Баркаса что-то звякнуло о пол. Хулиган быстро сполз вниз и поднял железку. Это был остро отточенный обломок от застежки-«молнии». Рядом с Баркасом расплывалось поблескивающее черное пятно.

– Братан вскрылся! – громко крикнул Хулиган. Камера наполнилась невидимым, но ясно ощутимым возбуждением. Сухарик подскочил к Баркасу и увидел кровь. В испуге он отдернул руку и скорее вытер ее о колючую стену.

Хулиган схватил кружку и начал стучать в дверь:

– Начальник! Открой! Заключенному плохо! Эй! Вы!.. Баркас лежал на нарах и уже не шевелился, видно, много крови успел потерять. Минута-другая, и он труп. Сухарик растерялся и даже не подумал оказать раненому помощь. Зато Хулиган, изображая активность и заботу о сокамернике, специально не стал накладывать ему жгут.

– Надо бы перевязать его? – осторожно предложил не имевший права голоса работяга.

– Ты что – доктор? – рявкнул на него Хулиган. – Только хуже сделаешь и сам виноват будешь. Еще лет пять за убийство добавят.

Наконец подошел конвоир и заглянул в глазок.

– Чего орешь! – недовольно прикрикнул он. – В карцер захотел?

– У нас пацан вены вскрыл! – пояснил Хулиган, показывая на Баркаса. – Без сознания!

Громыхнула открываемая «кормушка». Охранник заглянул в камеру, внимательно осматривая залитого кровью арестанта, и задумался. Если действовать по утвержденной инструкции, то ему следовало вызвать помощь и ни в коем случае не соваться в камеру одному. Охранники безоружны, а в камере несколько уголовных рыл, готовых на все. Сколько раз персонал СИЗО убивали, захватывали в заложники… Но пока придет помощь, человек скорее всего умрет.

Охранник проявил гуманизм.

– Всем лицом к стене, руки за спину! – приказал он и, убедившись, что его требование исполнено, повернул в замке ключ.

Контролер вошел в камеру, кося глазами на вставших к стене заключенных. Вроде стоят смирно, не дергаются. Он приблизился к нарам и склонился над бессознательным арестантом.

В тот же миг Баркас ожил, схватил охранника за рукав и сильно ударил в голову. Потом вскочил и несколько раз рубанул его по шее…

Охранник медленно сполз на пол.

– Ты что?! – не на шутку испугался Хулиган.

Он лихорадочно соображал, что делать ему: поднимать панику, молчать в тряпочку или попытаться бежать на волю вместе с Баркасом? При удобном случае всегда находятся «беглецы за компанию». Есть даже категория заключенных, имеющая генетическую склонность к побегу, а в их личном деле стоят особые отметки. Бегают по разным причинам: из-за трагедии дома, на воле, из-за длительного срока, из-за угрозы жизни или от пожизненного заключения…