Тигр на свалке, стр. 49

В итоге усталость все же взяла свое, Роди уснул. Меня же полет вполне устраивал. Внизу плескались воды Мексиканского залива. Мы летели в другой мир.

Как нарисовать тигра.

Часть вторая

Россия плюс

Боинг заходил на аэродром со стороны столицы Франции. Париж, шикарный город, с высоты самолета, идущего на посадку, выглядел будто фантастическое, инопланетное поселение. Огромнейшие дискообразные строения, зеркальные купола, шпили, высотные здания, назначение которых я пока не знал. Огромный город, по масштабу вряд ли уступающий Мехико.

Самолет тряхнуло, протестующе визгнула по бетону резина, неприятно простонал уставший металл – старинный «Боинг-747» плюхнулся на взлетно-посадочную полосу. Взревел реверс. Одиннадцать с лишним часов в воздухе должны были когда-нибудь кончиться. Мы прибыли на французскую землю. Старенький «Боинг», сам когда-то считавшийся крупнейшим аэробусом, стал «осторожненько» пробираться к терминалу мимо суперсовременных европейских лайнеров. Мы подползли по рулежке к зданию аэропорта Шарль де Голль. Вздох облегчения вырвался из груди П. Алекса.

– Все-таки добрались. Полмира осталось позади. – Роди не торопился выбираться из кресла, видимо ждал, когда основная часть пассажиров (особо торопливых) выберется из салона. – Давненько я не летал так далеко. Последний раз мы с Марией справляли рождество в Лондоне, прекрасные были времена. Полицейское управление выделило путевку за полцены. Тогда все турагентства просто помешались на рекламе северных стран. «Рождество под брюхом Санта-Клауса», кричали вывески и ролики. Помню, меня ужасно развеселил тот ролик. Ну, смекни, что может находиться под брюхом у Санты! А? Да и почему они решили, что это находится в Туманном Альбионе? После того, как меня выписали из госпиталя, ну, когда тигр перегрыз мне ногу, я «заслужил» Пурпурное сердце. До сих пор не пойму, почему именно эту медаль [47]. Вроде уже давно как не военный. Впрочем, Пурпурное сердце, насколько я наслышан, в последнее время дают за что попало. В общем, комиссар похлопотал за меня насчет путевки, и мы слетали с женой в зимний, промозглый и серый Лондон. Ну, все равно было неплохо.

– У тебя есть боевая медаль? – удивленно спросил я, так как никогда до этого не видел официально признанных героев.

– Да, и не одна. Некоторые медали лучше никому не показывать. Еще подумают приписать мне военные преступления. Я участвовал в Тибетской и Уральской кампаниях. Три года лазил по горам и туннелям и несколько месяцев пропадал по тайге. Да и к тому же все мои награды сплавились внутри сгоревшего дома вместе с женой и лабораторией, о которой я мечтал полжизни. – Это П. Алекс произнес с какой-то печалью в голосе. – Восстановить же почетные былые подвиги будет проблематично. Да и к чему? Чтобы медали несли впереди траурной процессии на атласной подушечке? Мне тогда уже будет все равно. К тому же, в связи с последними событиями, процессия как видно накрылась желтым сомбреро. – Роди улыбнулся. – Хоронить будут втихомолку.

– Брось, Алекс. – Я похлопал его дружески по плечу. – О смерти думать рановато. Мы еще такие дела наделаем, что мир содрогнется.

– Мне бы твой оптимизм. Ну да ладно, пошли отсюда.

П. Алекс поднялся и поплелся по проходу между кресел. Мне пришлось тащиться за ним с сумкой – временным домом Элизабет.

В здании аэропорта мы заняли очередь к стойке с парочкой чиновников в строгих черных, как положено говорить, «траурных» костюмах. Они проверяли документы, расспрашивали, задавая как бы несерьезные, как бы не по делу вопросы, а сами в этот момент опытным взглядом определяли перевозчиков контрабанды, оружия и наркотиков. И хотя в Европе наркоту любых видов можно было купить везде, официально разрешены были только «детские шалости» наподобие марихуаны или «коктейлей экстези». «Европа – центр цивилизации», – нескромно гласил лозунг на плакате, что был приспособлен прямо напротив таможенного поста.

Когда мы стали подходить ближе, я заметил, что каждый паспорт чиновники сверяли через компьютер. Пришлось поволноваться. Я даже шепнул Алексу о своей тревоге.

– Да ну, – махнул он рукой и, наклонившись к моему уху, тихо произнес: – Я не думаю, что Ватикан подсунул нам явную подделку. Вот увидишь, все будет ОК. Меня больше беспокоит сумка. Что, если эти парни захотят проверить ее? Конечно, собака – это не страшное преступление, и нас, оштрафовав по-маленькой, отпустят, но вот в отчете чиновники об этом обязательно упомянут. Соответственно, электронная версия подобного отчета будет висеть в банке данных аэропортов.

Таможенник старался выглядеть адекватно своему положению: строго и в то же время вежливо со всеми. Видимо изображал непредвзятость. Он взял протянутый паспорт П. Алекса, раскрыл и спросил:

– Алекс Продиджи?

– Oui, – ответил Роди, пытаясь показать, что владеет французским – и парень отдал документ напарнику, который стал проверять данные через комп.

– Le but de votre visite? – чиновник хитро прищурился.

– Notre destination finale est Londre. Moi et mon neveu, nous avons eu une idee d'arreter a Paris pour une paire de jours, d'observer les debris de la Tour Eiffel – et les autre monuments, bien sur.

Таможенник странно посмотрел на П. Алекса и со всей серьезностью в голосе произнес:

– La Tour est a sa place.

– C'est une blague, – ответил серьезно Роди.

– Je peux vous donner un conseil, Monsieur. Abstener-vous de ce genre des blagues ici. Vous risquez d'etre pris comme le terroriste.

– D'accord, regle. – Алекс не хотел неприятностей.

Парень за компьютером, пробив данные, протянул паспорт назад и удовлетворенно мотнул головой. Другой поставил штамп на предпоследней странице и, положив перед Роди документ, произнес:

– Bienvenue a l'Europe unie, Monsieur Prodigy [48].

Ту же операцию провели и со мной, но говорил я на английском, так как французский не знал. Отвечая на вопросы, я немного нервничал, мне казалось, что эти парни дивятся моему странному акценту. Прокатило. Если акцент и был зацепкой, то таможенных хрящей это нисколько не смутило, тем более, что мы по документам, жили в Североамериканском округе, куда входили территории Канады и Гренландии. А, как известно, гренландцы, став свободными от датского протектората, поначалу принимали на остров эмигрантов из любых стран. Территория огромная, нужны были рабочие ресурсы. Там жители всегда отличались странноватым произношением. Да и по всему Североамериканскому округу люди перемещались без виз и досмотров. К тому же, по словам П. Алекса, мы как бы летели в Лондон, тогда какой смысл наседать на транзитников?