Против Сталина и Гитлера. Генерал Власов и Русское Освободительное Движение, стр. 37

Однажды вечером, после нашего возвращения из поездки, Власов сказал мне:

– Я, кажется, уже говорил вам, что после того, как я видел эту вашу прекрасную страну, я хорошо понимаю немецкого солдата в его чувствах к своей родине. Но, думая дальше, я спрашиваю себя: это благосостояние, которого вы добились вашим трудом и вашим умением, сделало ли оно немцев лучше?

Мне пришлось ответить отрицательно.

– Вот видите! А эта война может быть выиграна только теми, кто способен принести лучший порядок. Нацисты должны были бы это знать: они пришли к власти в Германии в час ее нужды, потому что обещали лучший порядок, и сначала у них было искреннее желание выполнить свое обещание. Поэтому мне и трудно понять, как те же самые национал-социалисты отказались от своих собственных принципов. Высшая миссия не должна быть эгоистичной. Но вы, немцы, не только эгоистичны, вы хотите отнять у нас нашу землю и наши богатства. И поэтому вы проиграете войну.

Генерал казался в эту минуту пророком минувших времен, предсказывающим падение Третьего рейха.

– До 1946–1947 годов прольется еще много крови. Немецкие города будут разрушены до тла. Страх разольется по всей Европе. А когда война окончится, ужасы будут продолжаться, она будет вестись дальше иными методами, и народы не найдут мира. Черные восстанут на белых, угнетенные на угнетателей, которые забыли свой долг, свою миссию…

В этот момент, как бы подчеркивая его мрачные предсказания, завыли сирены, предвещавшие налет на Берлин. На Кибицвег не было общественного бомбоубежища, и Власов отдал распоряжение пускать всех соседей в небольшое бомбоубежище, оборудованное в саду виллы, в которой он жил (хотя вход на территорию виллы посторонним был строго воспрещен). Когда мы подошли к спуску в бомбоубежище, оно было уже полно людьми. Власов не захотел, чтобы из-за него кто-то должен был выйти, и просидел всё время до отбоя в саду около входа в бомбоубежище.

Развитие контактов

По возвращении из поездок по Германии обнаружилось, что положение Власова, вопреки всем неуспехам и враждебности «сверху», стало более прочным, чем нам казалось возможным. Без сомнения, это было следствием выдвижения его как пропагандной фигуры после запрета Кейтелем его активной политической деятельности и отказа Гитлера от создания национальной русской армии. Личность Власова, в двойственном свете противоречивых указаний различных ведомств, начала настолько заинтересовывать, что скачкообразно стало расти число лиц, искавших с ним контакта. Это были представители различных кругов немецкой и русской общественности из Германии и с занятых территорий. Конечно, этому немало способствовала и разъяснительная деятельность его ближайших сотрудников, и работа Дабендорфа. Без этого вряд ли был бы возможен рост его популярности, особенно если принять во внимание неосведомленность и дезориентированность общественности вообще.

Нелегко систематизировать и учесть все контакты Власова в этот период. К Власову ежедневно устремлялся поток посетителей, и личному его штабу стоило немало трудов регулировать этот поток. Много такта и осмотрительности проявили при этом мой друг Фрёлих и начальник канцелярии Власова, бывший полковник императорской армии К. Г. Кромиади.

Посетителей можно разбить на две основные группы: немецкую и русскую. К немецкой группе относились: «старые» друзья Власова из германского офицерского корпуса, знавшие его с 1942 года или же поддерживавшие его, не будучи вовсе с ним знакомыми; «новые» друзья, интересовавшиеся им и представляемым им русским освободительным движением, так как понимали растущую угрозу Германии; представители прессы; представители хозяйственных кругов.

К русской группе относились: представители русской эмиграции; офицеры с фронта; представители русского православного духовенства.

Русские православные священники в Берлине были люди высоких принципов и не могли пройти мимо тяжелой судьбы своих соотечественников. Они старались окормлять всех, кого могли. К тому же, они чувствовали, что Власовское движение открывает путь и к улучшению материальных условий, и к восстановлению свободы и иных ценностей, столь долгое время отрицаемых и подавляемых марксизмом.

Более сложным было установить хорошие отношения с эмигрантами: каждая из сторон подходила к другой с глубоким недоверием. У советских людей это недоверие было следствием окружающей среды и воспитания. Эмигранты же зачастую придерживались линии: «Что доброго может быть из Назарета?» (т. е. из Советского Союза). Старые эмигранты, которые, частично, признавали ген. Бискупского, или казаки, бывшие под командованием генерала Краснова, не могли принять и не принимали «красного генерала» как руководителя всего движения. Некоторые эмигранты отказывались понять, что борьба против Сталина может вестись только советскими гражданами и что перед старой эмиграцией стоят иные, но не менее важные задачи в сфере культуры, политики и экономики. С течением времени трудности эти частью были преодолены. Упорствующие оставались в оппозиции, другие согласились на сотрудничество, среди них проф. Руднев, полковник Кромиади, генерал Туркул, и офицеры Кравченко, граф Ламздорф, Путилин, Томашевский, барон Людингсхаузен-Вольф. Упомянуть хочу я и Д. Левицкого, Л. Papa, H. Рышкова и других, которые сначала несли службу по охране власовского дома на Кибицвег в Далеме, а потом, осенью 1944 года, создали и вели личную канцелярию Власова.

Возможно, я забыл некоторых, даже важных, помощников. Пусть они простят мне это. Мне пришлось восстанавливать все имена по памяти, так как тогдашние заметки не содержат ни имен, ни дат: я должен был считаться с тем, что мои записки могут попасть в руки Гестапо.

В дальнейшем описывается, в общих чертах, конечно, ряд типичных контактов Власова с представителями как немецкой, так и русской групп. Количество немецких посещений продолжало все время расти – казалось, что многие до тех пор незнакомые нам доброжелатели хотели во время наступившего безвременья выразить Власову свою солидарность с его целями.

«Старые» друзья Власова среди немцев были уже не раз указаны при изложении истории Движения. Часто появлялись доктор Кнюпфер из Восточного министерства, офицеры из ОКВ/ ВПр, мои бывшие товарищи из «клуба». К «новым» принадлежали высшие офицеры и чиновники министерств, а также представители промышленности и прессы (в частности, генерал Штапф, начальник Хозяйственного штаба, и полковник И. Г. Фрейтаг-Лорингхофен). Я не забуду полковника Крафта, коменданта лагеря военнопленных в Саксонии, который пришел с пачкой номеров газеты «Заря» и со списком вопросов. Он остался доволен полученными разъяснениями и мы скоро услышали, что он провел целый ряд мер, значительно улучшивших положение военнопленных.

Жиленков любил повторять: «Если мы не двигаемся с места, действуя через армейцев, мы должны пытаться пробиваться через политиков или через партийцев. А Зыков прибавлял: «Мы должны бороться на всех возможных фронтах».

Да. Но как завязать нужные контакты? Оказалось, что Жиленков познакомился с некоторыми офицерами войск СС. Они не были из высших кругов, но, казалось, проявили понимание истинного положения дел.

Фрёлих, со своей стороны, решил прощупать почву через своих друзей в Риге. Где есть желание, там найдутся и пути. И впрямь открылись какие-то возможности.

Контакты с промышленниками были установлены, прежде всего, через Клауса Боррьеса, личного референта начальника Главного управления железа и стали в министерстве Шпеера.

Клаус Боррьес, будучи офицером, пережил много тяжелого на разных участках фронта. После ранения он и стал личным референтом начальника Главного управления железа и стали. Под свою ответственность, он разрешил в свое время размножение «революционных» меморандумов капитана профессора Оберлендера, Гизельгера Вирзинга и Гюнтера Кауфмана. Точно также и теперь он стал действовать в пользу идей Власова и его новой европейской схемы.