Лишь бы не было войны или Краткий курс соцреализма, стр. 12
— Тону! Спасите!
Большому кораблю — большое плаванье!
Уже географы рассуждают именем какого народного совместителя новую речушку назвать, а Соцреализм-богатырь все думу думает: «Новая Эпоха — она сегодня не в дверь стучит, а звонит по кремлевскому телефону».
53. РАЗГОВОР ПО КРЕМЛЕВСКОМУ ТЕЛЕФОНУ (продолжение)
Может час прошел, может — два. Отлил, застегнул штаны, вернулся в подвал и продолжил телефонный разговор:
— На душе полегчало, товарищ Генеральный Совместителиусс!
— Какие у вас еще проблемы? — ласково спрашивает Чудесный Нацмен. раскуривая телефонную трубку. — Не стесняйтесь, облегчайте душу до дна. Можете по большой нужде сходить, я подожду… Нет?.. Ну, тогда просите у меня что хотите и режьте мне правду-матку в глаза, а то скучно что-то.
— В сыром подвале живу! — пользуется случаем Соцреализм-богатырь. — Все в людях да в людях, как завещал отец. А ордер во дворец мне ваши телефонисты не выдают, как внебрачному сыну пролетарского писателя! Не положено, говорят, внебрачному!
— Ну, ордер во дворец — это не ордер на арест. Что-нибудь придумаем. А вот слух до меня дошел, что обижены вы на Совместную Власть, собираетесь эмигрировать на остров Капри… Нет?.. На «нет» и суда нет. А как вы относитесь к Пастернаку?.. То же «нет»?.. Не кушали никогда?.. Хорошо. Выходите на угол Горькина и Тверской-Ямской, там в проходном дворе вас ожидает черный автомобиль типа «ЗИС». Смело открывайте дверь и садитесь, вас знают в лицо.
И положил в Кремле трубку.
54. ЭПОХА МОНУМЕНТАЛЬНОЙ ПРОПАГАНДЫ
Восстал Соцреализм-богатырь из сырого подвала, как из гроба. Повел плечами, как Илья Муромец в тридцать три года: в жизни всегда есть место подвигу — только не зевай! Надел ботинки «прощай молодость», окропил подвал керосином из примуса, разжег простреленную амбарную книгу с политическими анекдотами, бросил книгу на пол, закрыл дверь на ключ, вышел во двор и утопил ключ в богатырском ручье.
Прощай детство, в людях и его университеты!
Вышел Соцреализм на улицу имени Горькина, конспиративно огляделся по сторонам, слежки и хвостов не обнаружил. Зато видит — со всех углов смотрят на него с портретов Народные Совместители из Совместного Комитета: с усами, в пенсне, с бородками-козликом, в картузах и в фуражках или попросту лысые. Не поймешь где-кто — одних снимают, других вешают. Так сплотились вокруг себя, что все на одно лицо, вроде Чудища Лаяйющего, — наверно, чтобы народ узнавал: кому хлеб отдавать, молоко, масло, мясо и далее по списку.
На каждом же перекрестке какие-то гранитные макары стоят с острова Пасхи: профессор Карл Фридриксонн с полным гранитным собранием сочинений, экономист Н.Ильин дорогу вперед перстом указует, Чудесный Нацмен с телефонной трубкой, шинель снял, жарко; еще дальше — Максимильян Горькин в тюбетейке и в единственном пиджаке.
Куда ни плюнь — попадешь в портрет, куда ни кинь — торчит какое-то многопудье. Лафа художникам и скульпторам в Эру Художественного Оформления и в Эпоху Монументальной Пропаганды!
55. ЛОШАДЬ УПАЛА!
Смотрит Соцреализм дальше: улица корчится безъязыкая, мерной поступью идут по улице трудовые будни. Черны вороны разъездились, везут добычу из Бутырок в Кресты, из Матросской тишины на Лукьяновку. Счастливая дворняга крадется вдоль стен с человечьей берцовой костью в зубах, под стеной валяется чье-то мертвое тело в фуфайке — черт его разберет, то ли тело спьяну померло, то ли с голодухи, то ли на месте приведено к общему знаменателю за появление на улице в хмуром виде.
Костлявая лошадь, что и при Блоке, опять упала посреди трамвайных путей, а здоровенный Владим Владимыч, лучший поэт-лауреат Совместной Эпохи, склонился над ней и причитает своей знаменитой лесенкой, что по рублю за строчку:
«Лошадь упала!
Упала лошадь!
Лошадь, не надо.
Лошадь, слушайте…
Простите, товарищ лошадь!»
«Вот и одиннадцать рублей заработано», — прикидывает из-за угла фининспектор.
Веселый народ в промасленных спецовках с работы на работу спешит, старательно обходит хмурое тело в фуфайке, сам себе улыбается, в глаза друг другу не смотрит. У памятника Кремлевскому Мечтателю под грязною телегою рабочие лежат, и лозунг на телеге гласит:
«ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРЕ ГОДА ЗДЕСЬ БУДЕТ ГОРОД— САД!»
«Вот и еще семь рубликов привалило!» — радуется фининспектор.
Ну и жуткая очередина загибается в Елисеевский магазин. Слышны гармошка, шутки, смех. Заходит народ с карточками за хлебом, выходит народ без хлеба с карточками.
— Карточки на хлеб потерялись! — хохочет кто-то.
Похоже, спятил.
А в проходном дворе на Горькина и Тверской-Ямской притаился в подворотне черный бронированный «ЗИС» во главе с шофером Гулько Макаром Егорьевичем — тем самым, который экономиста Н.Ильина по дорогам жизни возил.
56. НЕХОРОШАЯ КВАРТИРА
Садится Соцреализм-богатырь на заднее сиденье «ЗИСа» как к себе домой и говорит:
— Давай, космонавт, потихонечку трогай! — говорит он шоферу Гулько Макару Егорьевичу, который однажды экономиста Н.Ильина в Беловежскую пущу на охоту возил, на зубра, а тот зубра пожалел — всех зубров! Добрый был человек — люблю, говорит, зубров, не могу по живым зубрам стрелять!
— И песню в пути не забудь! — говорит Соцреализм, развалясь на заднем сиденьи.
Тронулись.
Врубил шофер Гулько, который экономиста Н.Ильина из чайной ложечки кормил, когда тот грипповал, гимн зеков «Будь проклята ты, Колыма», едут. Недоволен Макар Егорьевич, в гробу он видал таких богатырей.
Заворачивают за угол, а там… Съезд и столпотворение пожарных машин! Пожарники рукавами соцреализмовый подвал тушат, но тщетно — горит подвал синим пламенем! Эпоха Кузьминична, соседка сверху, на которую огонь снизу набросился, мечется, как икра, пожарников за рукава хватает, кричит-надрывается:
— Я материально ответственное лицо! У меня там полная чаша казенного имущества! А главное — пишущая машинка «Ундервуд»! Иначе я под трамвай брошусь, и мне голову отрежет!
Не иначе, нелегального Булгакова читала. Видать, у нее там тайная нехорошая телефонизированная квартира.
«Так ей и надо! — злорадно размышляет Соцреализм-богатырь. — Больше на людей стучать не будет. А орден „Экономиста Н.Ильина“ на грудь нацепить не забыла, зараза!»
— Далеко ли едем, товарищ? — интересуется Соцреализм у шофера Гулько, который работу экономиста Н.Ильина «Как нам геогганизовать габкгин?» на машинке перепечатывал и в «Правду» относил, но в машинке буквы «р» не было, и никто ничего в той работе не понял.
57. КАМО ГРЯДЕШИ?
Не отвечает шофер Гулько, которому экономист Н.Ильин со своего плеча старое пальто с дыркой от пули Фаи Каплан подарил. И кепку со своей сократовой головы — да велика оказалась кепка шоферу.
— Вечером ко мне гости придут, надо бы обернуться к вечеру, — заводит разговоры Соцреализм.
Молчит Гулько Макар Егорьевич, который экономиста Н.Ильина в детстве на коленях нянчил и козой пугал. Молчит, глядит на дорогу.
— Гости придут, а меня дома нет, — вздыхает Соцреализм.
— Дама сердца, что ли придет? — догадался вечно молчащий шофер Гулько, у которого после революции с женщинами стало совсем туго — двадцать пять часов в сутки работает, забыл, бедняга, как койка выглядит. Иногда, правда, поспит на заднем сиденье «ЗИСа» с открытыми глазами, и опять за баранку.
— Соседка сверху, — охотно отвечает Соцреализм. — Эпоха Кузьминична. Первая шлюха 4-го отделения.
— Слыхал об такой, — подтверждает шофер Гулько, который однажды экономиста Н.Ильина под Брестом из-под ерманского обстрела вывез.
И опять молчит.
— Куда едем-то? — допытывается Соцреализм.
— В Абхазию, — неохотно отвечает Макар Егорьевич, которого экономист Н.Ильин за молчанье и личную преданность наградил именным браунингом и позолоченной саблей.