Ледяной холод, стр. 71

Осознание того, что за ней наблюдают, заставило женщину вырваться из объятий Дэниела слишком поспешно. Она увидела мрачное беспристрастное лицо Сансоне, и Джейн, которой явно было неловко, и которая пыталась не встретиться с ней взглядом. Возможно, я и вернулась из мертвых, подумала она, но изменилось ли что-нибудь? Я по-прежнему все та же женщина, и Дэниел все такой же мужчина.

Он отвез ее домой один.

В темноте ее спальни они раздели друг друга, как и много раз прежде. Он целовал ее синяки, заживающие царапины. Ласкал каждую впадинку, все места, где ее кости сейчас слишком сильно выпирали. Моя дорогая бедняжка, ты потеряла так много веса, сказал он ей. Как он скучал по ней. Оплакивал ее.

Утро еще не наступило, когда она проснулась. Она села в постели и смотрела на него, пока ночь царила за окном, и заучивала наизусть его лицо, звук его дыхания, прикосновение и запах. Всякий раз, когда он проводил с ней ночь, рассвет всегда приносил печаль, потому что означал его уход. Этим утром она снова ощутила это, и ассоциация была настолько мощная, что ей захотелось узнать, сможет ли она когда-нибудь вновь наблюдать за рассветом без укола отчаяния. Ты и моя любовь, и мое несчастье, подумала она. И я твоя.

Она встала с кровати, пошла на кухню и сварила кофе. Стоя у окна, она потягивала его, пока зарождался день, обнажая газон в инее. Она думала о тех холодных и молчаливых утренних часах в Царстве Божьем, где она, наконец, столкнулась с правдой о своей собственной жизни. Я попала в ловушку в своей собственной снежной долине. И я единственная, кто может спасти саму себя.

Она допила свой кофе и вернулась в спальню. Наклонившись над Дэниелом, она увидела, как он открывает глаза и улыбается ей.

"Я люблю тебя, Дэниел", — сказала она. "Я всегда буду любить тебя. Но для нас настало время попрощаться."

38

ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА СПУСТЯ

Джулиан Перкинс держал поднос с ланчем в школьном кафетерии и искал взглядом свободное место, но все столики были заняты. Он увидел, как другие школьники таращатся на него, заметил, как быстро они отвернулись, боясь, что он неверно истолкует их взляд и примет его за приглашение. Он понимал значение этих упрямо сгорбившихся плеч. Он не был глухим и слышал хихиканья, шепотки.

Боже, он странный.

Должно быть, культ высосал его мозги.

Моя мама говорит, что он должен быть в колониии для несовершеннолетних.

Джулиан, наконец, заметил свободный стул, и когда он сел, другие дети за столом быстро вскочили и стремглав умчались прочь, словно он был радиоктивен. Возможно, и был. Может быть, он испускает лучи смерти, которые убивают всех, кого он любит, всех, кто любилего. Он ел быстро как всегда, как некоторые дикие животные, боящиеся, что их пищу отнимут, он отправлял внуть индейку и рис несколькими хищными укусами.

"Джулиан Перкинс?" — позвал учитель. "В кафетерии есть Джулиан Перкинс?"

Мальчик сжался, словно чувствовал каждого обернувшегося на него. Ему хотелось забраться под стол, чтобы никто не нашел его. Когда учитель кричит твое имя на весь кафетерий, это совершенно точно не может быть ничем хорошим. Другие школьники радостно показывали на него, и мистер Хейзелдин уже направлялся к нему, как обычно в галстуке-бабочке и нахмуренный.

"Перкинс."

Джулиан опустил голову. "Да, сэр", — пробормотал он.

"Директор вызывает тебя в свой кабинет."

"Что я натворил?"

"Ты, наверное, знаешь ответ на этот вопрос."

"Нет, сэр, не знаю."

"Тогда почему бы тебе не пойти и не узнать?"

С сожалением выбросив недоеденный шоколадный пудинг, Джулиан поставил поднос в окошко для грязной посуды и направился к кабинету директора Горчински. Он и вправду не знал, что такого неправильного сделал. В предыдущие разы, ну да. Он не должен был приносить свой охотничий нож в школу. Он не должен был брать машину миссис Прайббл без ее разрешения. Но на этот раз он не мог припомнить никакого нарушения, которое могло бы объяснить вызов к директору.

Когда он добрался до кабинета Горчински, у него были наготове все возможные извинения. Я знаю, что это было глупо, сэр. Я никогда не сделаю этого снова, сэр. Пожалуйста, не звоните опять в полицию, сэр.

Секретарь директора Горчински едва глянула на него, когда тот вошел. "Ты можешь пройти прямо в его кабинет, Джулиан", — сказала она. "Они ждут тебя."

Они. Множественное число. Это звучало все хуже и хуже. С непроницаемым, как обычно, лицом, секретарша ничего не сказала, просто продолжая стучать по своей клавиатуре. Остановившись перед дверью Горчински, он готовил себя к какому-либо наказанию, ожидающему его. Вероятно, я заслужил это, подумал мальчик и шагнул в кабинет.

"Вот и ты, Джулиан. К тебе гости", — сказал Горчински. Улыбаясь. Это было внове и необычно.

Мальчик посмотрел на трех человек, сидящих напротив Горчински. Он уже узнал Беверли Купидо, его нового соцработника, и она тоже улыбалась. Что за причина всех этих дружелюбных лиц сегодня? Это заставило Джулиана нервничать, потому что он знал, что жестокие удары слишком часто сопровождаются улыбкой.

"Джулиан", — произнесла Беверли. "Я знаю, что этот год был действительно тяжелым для тебя. Потеря матери и сестры. Все эти вопросы насчет заместителя. И знаю, что ты был разочарован тем, что доктора Мауру Айлз не утвердили в качестве твоего приемного родителя."

"Она хотела забрать меня", — сказал мальчик. "Она сказала, что я смогу жить с ней в Бостоне."

"Это была бы неподходящая обстановка для тебя. Для любого из вас двоих. Мы должны взвесить все обстоятельства и подумать о твоем благополучии. Доктор Айлз живет одна и у нее очень ответственная работа, иногда с ночными вызовами. Ты бы оставался один слишком часто, без какого-либо присмотра. Это не те условия, которые нужны такому мальчику, как ты."

Мальчику, которому было место в колонии для несовершеннолетних, вот что она имела в виду.

"Вот почему эти люди пришли к тебе", — заявила Беверли, указывая на мужчину и женщину, которые поднялись со своих стульев, чтобы поприветствовать его. "Чтобы предложить тебе альтернативу. Они представляют школу Ивенсонг в Мэне. Очень хорошую школу, могу добавить."

Джулиан узнал человека, который приходил навестить его, когда он еще лежал в больнице. Это было неясное время, когда его сознание было затуманено болеутоляющими лекарствами, и там постоянно была толпа детективов, медсестер и соцработников, заходящих в его больничную палату. Он забыл имя мужчины, но определенно помнил пронзительный взгляд, который смотрел на него с такой силой, что мальчик чувствовал, что все его секреты известны этому человеку. Смущенный этим взглядом, Джулиан принялся разглядывать женщину.

Ей было около тридцати лет, стройная, с каштановыми волосами до плеч. Хотя она была одета в консервативную серую юбку от костюма, невозможно было скрыть тот факт, что она была хорошенькой и чертовски горячей. То, как она стояла, дерзко выставив вперед стройное бедро, как озорно наклонила голову, навевало странное сходство с уличным панком.

"Привет, Джулиан", — сказала женщина. Улыбаясь, она протянула руку для рукопожатия, как если бы она думала о нем, как о равном. Взрослом. "Меня зовут Лили Сол. Я преподаю античную литературу." Она помолчала, заметив его непонимающий взгляд. "Ты знаешь, что я имею в виду?"

"Мне жаль, мэм. Нет."

"Это история. История Древней Греции и Древнего Рима. Очень увлекательный материал."

Его голова опустилась. "У меня двойка по истории."

"Возможно, я смогу изменить это. Ты когда-нибудь ездил на колеснице, Джулиан? Касался Испанского меча, меча армии Рима?"