Война «невидимок», стр. 41
– Выйдите, ребята, – без стеснения приказал Нордаль своим товарищам.
Парни один за другим не спеша поднимались и покидали комнату.
– Завтра гунны объявят, что дают сутки на отыскание русского, – сказал Хуль.
– Им не получить его! – воскликнул Нордаль.
– Через день они расстреляют заложников…
Нордаль вскочил и гневно уставился на Хуля, словно тот сам собирался расстреливать заложников.
– Не посмеют!
Хуль покачал головой.
– Как будто ты их еще мало узнал.
– Против них поднимутся камни – не только люди! – Тяжелый кулак Нордаля с треском опустился на стол. – Ладно! Расскажи подробней: что ты знаешь о намерениях гуннов?
Хуль принялся врать первое, что приходило в голову, лишь бы выглядело пострашней. Он надеялся, что удастся напугать Нордаля кровожадностью гитлеровцев.
Но, к удивлению Хуля, его усилия привели к совершенно обратному результату.
– Ну что ж, – сдвинув брови, сказал Нордаль, – придется нам вступиться за своих, несмотря на неравенство сил. Нужно выручить пастора, Адмирала и других заложников. А русского мы запрячем так, что ни одному гунну и в голову не придет.
Хуль замер от радости: Нордаль впервые открыто признался в том, что принимает участие в судьбе русского. Еще одно усилие и…
– Думаешь, на острове есть такие уголки, куда гунны еще не совали нос? – осторожно спросил он.
– Мы спрячем его там, куда дверь открыта всякому желающему. И знаешь кто поможет нам в этом? – Нордаль на мгновение умолк, испытующе глядя в глаза Хулю. Тот старался, не моргнув, выдержать взгляд. – Знаешь, кто спрячет русского?.. Ты, Оле.
– Я?!
– Да, да. Через час я приведу его в церковь. Ты оставишь дверь отпертой. Сделай вид, будто занят уборкой. Чтобы никому и в голову не могло прийти, что там кого-то прячут… Понял?
Оле не мог произнести ни слова. Горло его пересохло от волнения. Как сквозь сон, слышал он слова Нордаля.
– А утром я приду чинить замки и скажу тебе, что делать дальше.
– Понял, – едва слышно прошептал Хуль.
– Иди же, приготовь все.
С трудом заставляя ноги повиноваться, Хуль встал и побрел к двери. По-видимому, Торвальд заметил его волнение.
– Ты что, боишься, что ли? – спросил он.
Щелкнув зубами, как испуганный пес, причетник визгливо крикнул:
– Боюсь?! С чего ты взял?
Он поспешно выскочил из комнаты и побежал прочь от овощной лавки.
Смерть предателю!
Пока Житков сидел в домике пастора, Элли то и дело убегала. То нужно было наладить ремонт бака, то пополнить запас горючего. Наконец, она появилась – усталая, но со сверкающими торжеством глазами.
– Все готово! – воскликнула она. – Сегодня ночью мы снова выйдем в море!
– Увы, я не могу этого сделать!
Элли с удивлением посмотрела на него. Житков объяснил: он не считает себя вправе бежать с острова, пока жизнь заложников, взятых за него немцами, в опасности. Ведь в числе заложников и старый Глан!
При упоминании об отце лицо девушки омрачилось, на глазах показались слезы. Но она мужественно преодолела волнение.
– Вам пора в церковь, но… Но мне не хотелось бы вести вас туда. Лучше поискать другое убежище.
– Нет, Мы так условились с Нордалем. Он пришлет мне надежную охрану.
Когда они подошли к церкви, тяжелая дубовая дверь была приотворена. Внутри царила полутьма. Причетник возился с уборкой.
– Не лучше ли запереть дверь? – спросила Элли, когда они отвели Житкова в укромный уголок за органом.
Хуль испуганно пробормотал:
– Нет, нет!.. Нордаль велел держать ее отворенной, чтобы никому и в голову не пришло, будто здесь что-то неладно.
– Я боюсь, – тихо сказала девушка.
На колокольне глухо прозвенели удары часов. Их звон целый день преследовал причетника. Он с досадой сказал Элли:
– Уходи же!
Житков прислушивался из своего угла, как замирают на каменных плитах ее шаги. Хуль прекратил работу. Житкову казалось, что он слышит тяжелое дыхание причетника. Беспокойные мысли настойчиво лезли в голову. Осторожно выглянув из-за органа, Житков увидел то, что показалось ему странным: опасливо оглядываясь, причетник вытащил из-под алтаря связку веревок, оттуда же извлек большой мешок…
Житков снял ботинки и, неслышно ступая, юркнул в боковой притвор. Он видел, как Хуль осторожно выглянул из церкви и тихонько свистнул. Снаружи ему ответил такой же свист. В дверях появилось несколько крадущихся фигур. В одной из них Житков узнал лавочника Торвальда. Как только они вошли в церковь и направились к органу, Житков бросился к двери. Ему оставалось сделать всего несколько шагов, когда за спиной раздался выстрел, гулко прокатившийся под церковными сводами. В то же мгновение еще два или три человека показались на паперти. Они преградили Житкову путь. Завязалась борьба. Но силы были слишком неравны. Житков упал и тотчас почувствовал на себе петли веревки. Он успел еще заметить, как из-за угла церкви показалась худенькая фигурка Элли. Выстрел «гвардейца» повалил девушку на землю…
Больше Житков ничего не видел. На голову ему накинули мешок. Его подняли и понесли. Потом снова загремели выстрелы. Послышались крики, брань, топот тяжелых сапог.
Когда шум свалки затих в отдалении, Житкова унесли.
При появлении патриотов «синие куртки» без большого сопротивления уступили поле боя. Они заботились лишь о том, чтобы прикрыть отступление тех, кто уносил связанного Житкова. Приверженцы Нордаля, ворвавшись в церковь, нашли Хуля на каменном полу. Он скорчился от страха. Будь у парней больше опыта в такого рода делах, им ничего не стоило бы добиться от Хуля признания. Но при всей своей силе и отваге эти люди были простодушными рыбаками. Зато Оле знал, с кем имеет дело. Поняв, что рыбаки не убьют его в порыве первого гнева, Хуль стал искать выхода. Взгляд его упал на распростертое у церкви тело Элли.
– Проклятая девка! – стуча зубами, пробормотал Хуль. – Это она во всем виновата!
Великан Ульсен, один из парней Нордаля, бросился к Хулю, схватил его за воротник и поднял, как щенка.
– Не ври, Оле! – прорычал он.
– Я видел, как она привела их… – бормотал Хуль. – Разве я мог не пустить их?..
Хуль замолчал.
Послышался стон. Ульсен бросил причетника и склонился над Элли, которую все считали мертвой. Когда девушке смочили лицо, она открыла глаза и снова жалобно застонала. Едва шевеля губами, останавливаясь после каждого слова, она пролепетала:
– Русского… предал… Оле…
– Причетник?! – вырвалось у Ульсена.
– Оле Хуль… – едва слышно повторила она и в бессилии опустила веки.
Рыбаки хотели взять раненую, но Ульсен отстранил их. Он сам поднял Элли на руки и бережно понес.
– Придержите-ка Хуля, ребята.
Но причетника уже не было в церкви.
Стрельба переполошила поселок. Со всех сторон сбегались люди.
Народ плотным кольцом окружил церковь. Вдруг толпа дрогнула и расступилась. В образовавшийся проход вбежали плечом к плечу несколько человек из отрядов сопротивления во главе с Нордалем. Это был первый случай за время пребывания немцев на острове, когда патриоты держались так открыто.
Нордаль взбежал на паперть навстречу Ульсену. Великан-рыбак в нескольких словах рассказал о случившемся.
– Слушайте меня, друзья. Тот, кому мы верили, как брату, кого считали своим, кого принимали за норвежца, оказался предателем. Оле Хуль, причетник, продал гуннам русского. Из-за Оле Хуля, может быть, умрет Элли.
Толпа заволновалась. В задних рядах послышались крики. Перед папертью оказался Хуль, вытолкнутый сотнями кулаков. Толпа дрогнула, подалась вперед, готовая наброситься на предателя. Нордаль повелительным жестом остановил рыбаков.
– Вы будете его судить.
Он не мог продолжать. Крики заглушили даже его сильный голос.
– Смерть, смерть! – неслось из рядов рыбаков.
Сжавшись в комок, обхватив голову руками, Хуль лежал у ног Ульсена.