Грей. Кристиан Грей о пятидесяти оттенках, стр. 120
– Почему?
– Никогда не приходило в голову…
– Что ж, если она не готова стать вашей сабой, вы не сможете играть роль Дома.
Я сердито смотрю на него. Это не роль, это моя суть. И вдруг на ум приходит одно из ранних писем к Анастейше. Мои же слова: «Ты не понимаешь главного – в отношениях доминанта и сабы именно саба обладает властью. То есть ты. Повторяю, именно ты обладаешь всей полнотой власти, не я». Если она не хочет этого делать…
Внутри шевелится надежда.
Смогу ли я построить ванильные отношения с Анастейшей?
У меня шевелятся волосы.
Черт.
Может быть.
А если смогу, примет ли она меня?
– Кристиан, несмотря на ваши сложности, вы проявили себя невероятно способным человеком. Таких, как вы, мало. Задавшись целью, вы ее добиваетесь… обычно превосходя даже собственные ожидания. Сегодня я вас слушал и отчетливо понимал, что вы стремились привести Анастейшу в свой мир, но не учли ее неопытность и ее чувства. По-моему, вы так сосредоточились на достижении цели, что упустили из виду ваш совместный путь.
Перед моим мысленным взором мелькают события прошедшего месяца: как Ана упала у меня в кабинете, как искренне смутилась при встрече в магазине, вспоминаю ее умные, насмешливые е-мейлы… как она не лезла за словом в карман… как смеялась… тихое упрямство… И вдруг осознаю, что я наслаждался каждой минутой. Каждой бесящей, отвлекающей, чувственной, страстной минутой… О, да! Мы совершили удивительное путешествие, мы оба… Ну, уж я точно.
Мысли мои принимают более мрачное направление.
Она не сознает всей глубины моей испорченности, не знает темноту моей души, не знакома с моим внутренним чудовищем. Не следует ли оставить ее в покое?
Я ее недостоин. Она не может меня любить.
И, даже думая об этом, я уже понимаю, что не в силах отказаться от нее… если она меня примет.
Флинн привлекает мое внимание:
– Поразмышляйте, Кристиан. Вас, возможно, удивит то, что я вам сейчас скажу, но все, что вы мне рассказали, наводит на одну мысль. В вашем случае определенно наметился прогресс. То, что вы испытываете к этой девушке, Анастейше, имеет название. Это влюбленность, Кристиан. Самое нормальное из всех чувств. Вы можете быть счастливы с этой девушкой.
Я замер, потрясенно глядя на него. То, о чем он говорит, невозможно.
– Сейчас мы закончили. Давайте встретимся через несколько дней и обсудим некоторые другие моменты, о которых вы упомянули. Я попрошу Джанет связаться с Андреа и назначить время. – Он встает, и я понимаю, что пора уходить.
– Да, вы обеспечили меня материалом для размышлений, – говорю я ему.
– Работа такая… Нам следует еще многое обсудить, Кристиан. – Он ободряюще улыбается, пожимает мне руку, и я ухожу, а внутри зацветает робкий бутон надежды.
С балкона разглядываю ночной Сиэтл. Тут, наверху, я недосягаем. Как говорила Ана?
В башне из слоновой кости.
Обычно мне тут спокойно, но в последнее время мое спокойствие разрушено некоей голубоглазой девушкой.
«А вы не думали попробовать отношения в ее стиле?» Слова Флинна не отступают, манят огромным числом возможностей.
А смогу ли я завоевать ее еще раз? Какая пугающая мысль!
Делаю глоток коньяка. Зачем бы ей хотеть моего возвращения? Могу ли я стать тем, кто ей нужен? Я не перестаю надеяться. Нужно что-то придумать.
Что-то меня отвлекло – движение, тень, которую я ловлю боковым зрением. Я хмурюсь. Что за?.. Оборачиваюсь… Ничего. Померещилось. Возвращаюсь в гостиную, неспешно потягивая коньяк.
Среда, 8 июня 2011
Мама! Мамочка! Мамочка спит на полу. Уже долго спит. Трясу ее за плечо. Она не просыпается. Зову ее. Не просыпается. Его здесь нет, а мамочка все равно не встает.
Пить хочется. На кухне подтаскиваю стул к раковине и пью из-под крана. Вода брызгает мне на свитер. Свитер грязный. Мамочка все спит. Мамочка, проснись! Не шевелится. Она холодная. Тащу свое одеялко и укрываю мамочку, а сам ложусь возле нее на липкий зеленый коврик.
Живот болит. Есть хочется, но мамочка все спит. У меня есть две игрушечные машинки. Красная. И желтая. Зеленая потерялась. Машинки катаются по полу, а мамочка спит. Наверное, заболела. Ищу чего-нибудь поесть. В морозилке горошек. Холодный. Медленно ем горошины. От них опять болит живот. Сплю возле мамочки. Горошек кончился. В морозилке еще что-то. Странно пахнет. Если лизнуть. Прилипает язык. Медленно ем это нечто. Противное. Пью воду. Играю в машинки и сплю рядом с мамочкой. Мамочка такая холодная и никак не встает. Дверь распахивается. Я накрываю мамочку одеялком. Черт! Какого дьявола тут случилось? Ах ты, чертова шлюха! Вот дерьмо. Херня!
Убирайся, маленький ублюдок! Он ногой отшвыривает меня в сторону, и я ударяюсь головой о пол. Больно. Он кому-то звонит и уходит. Дверь запирает. Я ложусь рядом с мамочкой. Голова болит. Появляется женщина в полицейской форме. Нет! Нет! Нет! Не трогайте меня! Не трогайте меня! Не трогайте меня! Я останусь с мамочкой! Нет. Уйдите! Женщина в форме поднимает мое одеялко и хватает меня. Я кричу. Мама! Мамочка! Но слова не идут. Я не могу ничего сказать. Мамочка меня не слышит. У меня нет голоса.
Просыпаюсь, тяжело дыша, хватая ртом воздух, не понимаю, где я. Ох, слава богу… у себя в постели. Страх утихает. Мне двадцать семь, а не четыре года.
Я научился контролировать кошмары, от силы раз в две недели что случалось. Но ничего подобного прежде не было: ночь за ночью.
С тех пор, как ушла Ана.
Переворачиваюсь на спину и лежу, уставившись в потолок. Рядом с ней я спал хорошо. Она нужна мне и в жизни, и в постели! Она озаряла мою темноту. Я ее верну!
Как?
«А вы не думали попробовать отношения в ее стиле? Вы можете быть счастливы».
Ей нужна сопливая романтика. Могу я ей это дать? Я хмурюсь, пытаясь припомнить выпадавшие мне романтические моменты. Ничего… только Ана. Это ее «большее». Планеризм, блины, первый полет на вертолете «Чарли Танго».
А может, я и смогу?! Снова засыпаю, повторяя про себя, как мантру: «Она моя. Она моя»… и чувствую ее запах. Чувствую нежную кожу, вкус ее губ, слышу ее стоны. Весь измученный, проваливаюсь в эротический сон, заполненный только Аной.
Резко просыпаюсь. Мне не по себе, как будто я проснулся от чего-то внешнего, не внутреннего. Сажусь, тру руками лоб, медленно озираюсь.
Несмотря на чувственный сон, тело меня не подвело. Елена бы одобрила. Вчера она прислала сообщение, но Елена – последний человек, с которым я готов говорить… Сейчас мне нужно лишь одно. Встаю и одеваюсь в спортивную форму для бега.
Посмотрю, как там Ана.
На улице тихо и пусто, только громыхнул грузовик, доставляющий продукты, да прошел, насвистывая невпопад, какой-то тип, выгуливающий собаку. В ее квартире темно, шторы задернуты. Притаившись в укромном убежище, разглядываю окна, а сам думаю. Мне нужен план – как вновь завоевать ее.
В окнах отражается рассвет; я погромче включаю звук на айподе и под ревущую музыку бегу домой.
– Я съем круассан, миссис Джонс.
Она удивленно оборачивается, и я приподнимаю бровь.
– С абрикосовым джемом? – опомнившись, предлагает она.
– Спасибо.
– Разогрею вам парочку, мистер Грей. Вот кофе.
– Спасибо, Гейл.
Она улыбается. Всего лишь потому, что я ем круассаны?
Если ее это так радует, надо бы почаще есть.
Еду на заднем сиденье «Ауди» и составляю план. Нужно подобраться поближе к Ане, начать кампанию по ее завоеванию. Звоню Андреа, хотя знаю, что в 7:15 она еще не на работе, и оставляю сообщение на автоответчике: «Андреа, как только придешь, проверь мое расписание на ближайшие дни». Первый пункт в моем плане наступления: освободить время для Аны. Что там, черт возьми, у меня задумано на эту неделю? Понятия не имею. Обычно я все четко помню, но в последнее время все шло наперекосяк. А теперь у меня есть цель. Ты сможешь, Грей.