Найди это (ЛП), стр. 29

— Для вас. За свадьбу.

Я улыбнулась. У этой фальшивой свадьбы были свои привилегии.

— Спасибо, — сказала я владельцу.

Он положил руку поверх своего сердца и кивнул. Я быстро глотнула из бокала и одобрительно улыбнулась. Он показал на мое меню, и я запаниковала.

Я ткнула в первое, что увидела.

Schwarzsauer, [15] которое звучало подозрительно похожим на Шварценеггера, когда я произнесла это, но владелец кивнул.

— Да. Да. Хорошо.

Затем он повернулся к Ханту, который выглядел таким же потерянным, как и я. Он на что-то показал и владелец сказал:

— Да. Himmel und Erde. [16] Как вы говорите "Небо и Земля".

Великолепно. Я получила терминатора, а он получил небо и землю.

Владелец забрал наше меню и ушел. Я подняла бокал, вдыхая насыщенный, фруктовый аромат.

— Ты собираешься попробовать его? — спросила я.

Хант на мгновение посмотрел на бокал, а затем покачал головой.

— Нет.

— Хочешь пиво? Все-таки мы в Германии.

— Спасибо, но я в порядке.

— Хорошо, рассказывай. Тебе, сколько, двадцать пять...

— Двадцать семь.

Он на пять лет старше меня.

— Хорошо. Итак, тебе двадцать семь, и ты — экстренное сообщение — достаточно взрослый, чтобы пить.

— Я прежде много выпивал, Келси. Просто больше этим не занимаюсь.

— Плохой опыт?

— Плохая жизнь.

Его руки были неуклюжими и тряслись, когда она разворачивал свою салфетку.

— Что случилось? — спросила я, а затем через несколько секунд пожалела об этом. Большую часть дня он был очаровательным и веселым, а сейчас над ним сгустились тучи. В его плечах было то же напряжение, как в первые несколько раз, когда я его увидела. — Это было глупо. Ты не должен мне ничего говорить.

— Нет, все в порядке. Было то, что всегда происходит под алкоголем. Ничтожное становится большим, и моя жизнь становилась свободной после бутылки.

— Так ты...

— Алкоголик, да. В этот раз я не пью около года. Или не пил до определенной ночи.

— Не пил? — спросила я. Я напрягла свой мозг, чтобы попытаться вспомнить, видела ли я его пьяным. Может он снова запил перед тем, как я встретила его.

— Я выпил в ту ночь в баре.

— Когда? — Я рылась в своих туманных воспоминаниях.

Он пожал плечами.

— Это не важно.

— Что ты имеешь в виду под «это не важно»?

— Просто не важно. Это произошло. Это закончилось.

В моем разуме застряла как шип мысль. И может это была часть воспоминания, или просто потому что я знала себя, но сказала:

— Это была моя вина, не так ли? Что бы ни случилось... ты изменил своей трезвости из-за меня.

Мой желудок сжался, и мне стало плохо. Может, я всех довела до пьянства. Не только свою маму.

— Нет, принцесса. Это был мой выбор. Не взваливай это на себя.

Хотя он этого не отрицал. Он не отрицал этого, и моя голова закружилась. Он продолжил:

— Я не первый раз срываюсь и возможно, не в последний! — Его взгляд метнулся к бокалу с вином, и он добавил. — Но сейчас я в норме.

Я прочистила горло и отодвинула стул.

— Я сейчас вернусь. Я просто схожу в уборную.

Я попыталась уйти изящно, но ко мне подбежал владелец, как только я встала. Он спросил меня что-то на немецком, а я не поняла, поэтому просто улыбнулась и сказала:

— Уборная? Эм, туалет?

Кивая, он показал мне на темный коридор в другом углу ресторана. Я нагнула голову и практически побежала. 

Глава 17

Я открыла две кладовки, прежде чем нашла уборную без опознавательных знаков и проскользнула внутрь. Я оперлась руками на фарфоровую раковину и прислонилась головой к холодному зеркалу. Не знаю, почему это так сильно на меня повлияло, но мне казалось, что меня ударили в живот.

Джексон был хорошим парнем. Замечательным парнем. Меня накачали наркотиками, а он позаботился обо мне. Я с быстротой молнии колебалась между невероятной неудачницей и сучкой, а он был все еще здесь. И где-то посреди всего этого, я разрушила его годовой успех.

И теперь поражалась, что он продолжал отвергать меня.

Не в первый раз я задавалась вопросом, почему. Почему этому замечательному парню не плевать на меня? Думаю, он волновался о том, что произошло, больше меня.

Неважно, где я находилась или на скольких самолетах и поездах путешествовала, тьма всегда настигала меня. Не из-за невезения или кармы, или чего-то еще. Несчастья преследовали меня, потому что я была несчастьем. Я была ходячим, говорящим ураганом, и моя идея образа жизни всех тащила вниз за собой.

Я посмотрела в зеркало, которое было обрамлено ржавым металлом, а в отражении горел приглушенный желтый свет. В центре зеркала я увидела девушку с бледными волосами и розовыми губами. Объект для Королевы красоты. Именно так всегда говорила моя мама во время моего взросления. Она хотела, чтобы я была следующей Мэрилин Монро. Она говорила мне это по утрам, когда была пьяна и лежала в кровати из-за "головной боли". Но красота — это яд. Ложь. Это фасад и ничего больше.

Когда я смотрела в зеркало, то видела то, что они старались не видеть. Мешки под глазами. Размазанный макияж и впалые щеки. Очень тонкие руки и линии вокруг рта от морщин. Но все эти несовершенства не имели ничего общего с истрепанной душой, которая покоилась внутри.

Это я не могла изменить. Я могла закрасить макияжем. Отвлечься с помощью вечеринок, парней и путешествий. Но нельзя убежать от того, кто ты есть на самом деле... никогда.

И здесь, в этом маленьком кафе в маленьком немецком городке, возможно, с самым идеальным парнем в мире... эта тьма, наконец, меня настигла.

Раздался стук в дверь.

— Келси?

Господи. Как я должна смотреть ему в лицо, когда мы оба знали, что ему лучше без меня? Мы просто должны свернуть все это недельное путешествие и разойтись по разным сторонам. Он мог продолжать путешествовать туда, куда собирался. Я могла вернуться в Техас и выяснить, есть ли там центры реабилитации для вредящих себе сучек.

— Минутку.

Он не слышал, потому что через несколько секунд раздался еще стук, и дверь, которую я не заперла, распахнулась.

Я поспешила вытереть тушь под глазами и схватила бумажное полотенце, чтобы притвориться, будто мыла руки.

— Эй, — сказал Хант.

— Господи. Слишком нетерпеливый? Если продолжишь вести себя также плохо, я уберусь с твоей дороги.

Я практически прошла мимо него, когда он поймал меня за локоть и повернул к себе.

— Не надо, — сказал он. — Не делай этого.

— Не делать что?

— Не притворяйся, что все хорошо, когда это не так.

Весело. Ты должен знать, что настоящее, а что нет, чтобы прекратить притворяться, а я уже очень давно абстрагировалась от этого.

— Я не притво...

— Келси.

Черт.

Его глаза. Его проклятые глаза проникали в каждую суть меня.

— Почему тебя это заботит? — Я ужаснулась, когда услышала заминку в своем дыхании.

— А почему это не должно меня заботить, принцесса?

— Потому что я ужасная. Все, чем я занимаюсь, это порчу все. Включая тебя. Ты должен бежать в другом направлении настолько быстро, насколько сможешь.

— Но кто тогда будет заботиться о тебе, когда ты притворно подвернешь себе лодыжку?

Из меня вырвался смешок, который превратился во всхлипывание, и я прикрыла свое лицо руками прежде, чем он смог увидеть, как я распадаюсь на части.

— Видишь? Ужасно.

Он отвел мои руки, поэтому я опустила лицо.

— Ты не ужасная, Келси. Ты яркая и красивая, и ты горишь. Горишь так живо. Пожары могут разрушать, но они также красивы и полны жизни, и могут очистить все и дать шанс начать все с начала. Ты не ужасная. Совсем нет.

Мне хотелось слушать его, хотелось верить в те вещи, которые он говорил, но мой мозг, казалось, мог только сконцентрироваться на том, что он знал, что я разрушительна. Я всю свою жизнь прожила с желанием быть чем-то большим, быть замеченной, гореть как свечи в романах Керуака, но никогда не переставала думать о вреде, который могла причинить.