Поджигатели (Книга 2), стр. 1

Весна в 1938 году выдалась ранняя и тёплая. Вечера в Уорм-Спрингс стояли тихие и ясные. Но, несмотря на это, в кабинете коттеджа, который президент в шутку называл «маленьким Белым домом», пылал камин. Собственно говоря, это сооружение, такое же простое, как и все в этом доме, даже нельзя было назвать камином: несколько грубо отёсанных камней и незамысловатая решётка, ниша, прикрытая листом меди, — вот и всё. Это был простой очаг. Он топился теперь целыми днями. Не ради президента, который чувствовал себя хорошо, как всегда после лечебного курса на водах Уорм-Спрингс, а из-за того, что его главный секретарь и самый близкий поверенный, Гоу, был болен. Он с утра до вечера сидел в кресле, кутаясь в плед. Озноб тряс его, не затихая.

Поставив ногу на решётку очага и опершись локтем о колено, Додд не спеша поворачивал щипцами поленья и слушал более медленную, чем обычно, речь Гоу:

— Все это для нас не тайна, профессор. Хозяин отдаёт себе отчёт в том, где таится опасность для всех его начинаний.

— Это справедливо, Гоу, и… — Додд немного подумал и не выпуская из рук щипцов, придвинулся к собеседнику: — Честное слово, мне иногда обидно за президента!

— А что он может сделать? — Гоу с трудом выпростал из-под пледа руку и сделал ею слабое движение, как бы подтверждая бессилие президента. — Они делают всё, что хотят.

— И он это знает?

Гоу молча кивнул головой.

Додд с раздражением бросил щипцы, и они загремели на медном листе перед очагом.

— Но чего вы хотите, Додд? — Было видно, что Гоу трудно говорить. — Что он может? Если бы шайка Ванденгейма была в состоянии, она уничтожила бы всех нас… всех…

— Однажды они уже пробовали.

— И нельзя быть уверенным, что не попробуют ещё.

— Теперь-то уж нет! Народ не позволит.

— Народ… — с горечью произнёс Гоу. — Если бы средний американец не так легко поддавался обману!.. Газеты одна за другою скупаются банками. Скоро президенту негде будет сказать американцам то, что он думает.

— Это уж вы хватили через край, — рассмеялся Додд. — Не нацизм же у нас, в самом деле.

— Пока ещё нет…

Гоу произнёс это таким тоном, что можно было за него докончить: «Но скоро, повидимому, будет».

Он помолчал и все с тою же грустью сказал:

— Наши мероприятия проваливаются одно за другим. Нам не удалось даже провести законопроект об огосударствлении производства электроэнергии.

— Вы слишком многого захотели.

— А это был наш главный козырь.

— Знаете что, — с добродушной усмешкой сказал Додд: — наш президент порой кажется мне фантазёром, а иногда хитрецом, его не сразу поймёшь… Впрочем, оставим это. Хочу сказать вот что: чем дольше я сидел в Германии, тем больше убеждался: нацистов нельзя остановить никакими полумерами. Эта преступная шайка — Геринг, Гитлер, Геббельс — может пойти на любую дикую выходку.

— Они пять раз оглянутся, прежде чем прыгнуть в бездну! — возразил Гоу. — Уроки истории обязательны для всех.

Тоном нескрываемого презрения Додд заявил:

— В том-то и беда, Гоу, что у них психология убийц. А тут уже не до истории, даже если её знаешь!

— Это ужасно! Просто ужасно… — Гоу откинулся на пинку кресла. Он часто и тяжело дышал. Его бледное до прозрачности лицо отражало душевное страдание.

— Могу я вам чем-нибудь помочь? — сочувственно спросил Додд, растерянно перебирая склянки с лекарствами, которыми был заставлен весь курительный столик.

Гоу, не открывая глаз, отрицательно покачал головою.

После долгого молчания он прошептал:

— Где же выход?.. Выход?!

Он с трудом поднял веки и исподлобья следил за Доддом, молча рассматривавшим модели кораблей, расставленные вдоль стены кабинета.

Любуясь искусно сделанным клипером, Додд рассеянно проговорил:

— Мне кажется, что на свете нет ничего более располагающего к раздумью, чем вот такой чудесный маленький парусник. Как вы думаете?

Гоу болезненно улыбнулся:

— Я прежде всего думаю, что вы не это хотели сказать.

— Я всегда говорил президенту, что дипломат я плохой… Скажите-ка ему, пусть держит подальше от себя Буллита. Он слишком доверчивый человек, наш ФДР. Мне рассказывали кое-что об интригах Буллита в Москве, — совсем нечестная была игра… Впрочем, не нужно и рассказов, достаточно того, что я слышал от него своими ушами. А как это было отвратительно, когда он из кожи лез, чтобы доказать французам, будто соглашение с Россией равносильно безумию. Он так поносил советскую армию, так отзывался о платёжеспособности Советов…

— Могу себе представить, что этот молодец будет проделывать на посту нашего посла в Париже!

— Неужели Хэлл не может убедить хозяина убрать Буллита?

— Буллит как раз и есть первый, но довольно яркий образец резидента Ванденгейма на официальном посту американского посла.

Додд отошёл от моделей и вплотную приблизился к Гоу.

— То, что я вам хочу сказать, всегда лучше говорить с глазу на глаз.

Гоу приподнялся было в своём кресле.

— Нет, нет, лежите, лежите. — Додд склонился к его уху. — Я не стал бы спорить, если бы кто-нибудь сказал мне, что видел имя Буллита в списке агентуры Гиммлера и Риббентропа.

Гоу взглянул на него испуганными глазами:

— Это уж слишком!

— Путём несложных софизмов можно прийти к выводу что нет никакой разницы — получать ли деньги непосредственно от Ванденгейма или через руки Гиммлера, — с усмешкой сказал Додд.

Гоу снова сделал попытку приподняться в кресле, но без сил упал обратно. Его взгляд выражал почти ужас, когда он, жадно ловя ртом воздух, через силу проговорил:

— Профессор… мой дорогой… вы понимаете, что говорите?.. Ведь это же посол Соединённых Штатов!

Додд поднялся, сделал несколько шагов и с таким видом как будто почувствовал себя на профессорской кафедре, проговорил:

— Моё преимущество перед вами, Гоу, состоит в том, что я, как историк, уже научился относиться ко всему более или менее спокойно. Так, как если бы происходящее было только рассказом о давно минувших временах…

Гоу умоляюще протянул к послу дрожащую руку:

— Умоляю вас, замолчите!.. Ни слова хозяину. Да, да, Додд, пожалейте его!