Звоночек 3 (СИ), стр. 53

— Несерьёзно это, баловство, — скептически отнёсся я к пожекту майора. — Не получится ничего путного.

— Откуда знаешь?

— Предвижу. Да ты сам головой подумай…

— Подумай! — перебил меня Касатонов. — Подумал уже! Других способов быстро высадить десант – нет! Шлюпки пытались на буксир брать – скорости нет, береговые батареи разобьют, а их у финнов понатыкано порядком. Так что надо пробовать, а не рассуждать! Это ведь ты любишь, говорят, повторять, что практика – критерий истины? К тому же, что-то ещё изобретать у меня времени нет. Сколько ты свою доску делал? Месяц, наверное?

— Да ладно! Неделю и то, после работы.

— Вот и отлично! Ещё время на тренировки и к концу августа будем на берег на лыжах выезжать.

— Людей, главное, не потопи и не покалечь.

— Типун на язык тебе, заботливый. За доску спасибо, за чай с баранками тоже! Побегу я, не обессудь, время позднее, катер ждёт, — засобирался Касатонов, добившись главного.

— Удачи тебе, майор!

— Взаимно, товарищ капитан! Увидишь наркома, передай, Батумский батальон ещё утрёт нос "потийцам", за нами не заржавеет.

Эпизод 9

Вылетев рано утром 11-го июля 1935 года из Ленинграда, к обеду я уже был в Москве. Настроение было совсем не рабочее, но по пути домой всё же заглянул в наркомат написать отчёт и закрыть командировку. В отделе меня встретил только Федосеенко, оставленный здесь в качестве "вывески", так как весь остальной личный состав работал в более комфортных условиях на "острове". Кроме того, сержант улаживал все административные вопросы и отбивал попытки отнять у нас помещение в здании центрального аппарата. Надо сказать, что кабинет внутри выглядел просто образцово – ни пылинки, ни соринки, новые тяжёлые шторы тёмно-бордового цвета отсекают яркое полдневное солнце, аккуратные ряды шкафов вдоль стен и всего четыре стола, два из которых, ближайшие к окну, снабжены табличками с моей и моего заместителя фамилиями. По сути же, здесь было не рабочее помещение, а нечто среднее, между архивом и библиотекой. Такая атмосфера как нельзя лучше располагала к написанию отчёта, с которым я справился довольно быстро.

Доложился о прибытии начальнику управления, который встретил меня, в целом, благожелательно, только слегка пожурил за выходку с "водной лыжей" и демонстративно, вслух, позавидовал "связям", в частности, с Кировым, который и увидел в вечерней ленинградской прессе заметку. Да, если бы не Мироныч, внимательно следящий за всем, что происходит в северной столице после его отъезда, последствия для меня могли быть весьма и весьма неприятными, включая сюда и выводы по партийной линии. Можно сказать, повезло. Мягко указав мне на необходимость "подтянуть" мой отдел, раньше всех укомплектованный личным составом почти по штату, но не давший пока никаких существенных результатов, Кобулов меня отпустил. Конечно, в течение всего двух месяцев сложно чем-то отличиться, но сказать начальнику, просто для порядка, что-то надо было. Ещё полтора часа отняли у меня кадры и бухгалтерия. Чтобы сдать документы и "подбить" деньги пришлось ждать в очереди таких же, как и я, вернувшихся из командировок сотрудников центрального аппарата, что как нельзя лучше свидетельствовало об активной работе НКВД.

Зато, после всей этой бумажной возни, я был свободен, как ветер! Хоть и оставалось до конца рабочего дня больше двух часов, но сегодня я ещё числился "в дороге", поэтому, заказав с чистой совестью такси, отправился домой. Кстати, именно тогда я в первый раз увидел легковой "ГАЗ" в новом кузове. Эта модель в "прошлой жизни" называлась ГАЗ-М1, а здесь её обозвали ГАЗ-40, что, впрочем, и было единственным заметным отличием. Нижегородцы умудрились утереть нос бросившим им вызов созданием "Тура" москвичам, первыми выпустив легковушку в массовом цельнометаллическом кузове. Руководитель советского автопрома, товарищ Лихачёв, осознанно или нет, но гордящийся "своим" заводом и постоянно ставившим его в пример "соперникам", используя при этом весь свой богатый арсенал шуток-прибауток, чем изрядно раздражал нижегородцев, создал между автозаводами состязательную атмосферу. Устроил, образно выражаясь, гонки Туров и Оленей. Теперь надо было ждать, чем ответят на ЗИЛе. У москвичей появился раздражитель в виде новеньких ГАЗ-40 в столичном, в первую очередь, такси.

То, что таксомоторные парки 30-х годов в СССР были не только извозчиками, но ещё и выставкой и испытательным полигоном, стоит сказать особо. В их колоннах числилось немалое количество "Туров", седанов и выросших из лимузина универсалов, которых обычно подавали к вокзалам, туда, где у пассажиров мог оказаться объёмистый багаж. Благодаря тому, что машины постоянно мелькали на улицах, создавалась иллюзия их многочисленности, шедшая в плюс имиджу СССР в глазах иностранцев. Большое количество перевезённых пассажиров оставляли свои отзывы, опираясь на которые совершенствовался интерьер. Кузов "Тура" "универсал" обязан своим появлением именно этому фактору. Точно так же интенсивная эксплуатация выявляла не замеченные ранее недостатки самой конструкции, которые оперативно устранялись. Если бы машины использовались только как служебный транспорт, всё это могло занять значительно больше времени.

Прокатившись на ГАЗ-40, салон которого щеголял крашеными под дерево стальными поверхностями и был напрочь лишён какой-либо отделки, хотел было написать кляузу в имеющуюся тут же книгу отзывов, но вспомнив незабвенный 469-й УАЗ, воздержался. К тому же, не стоило портить себе карму в такой радостный вечер, когда я, впервые за два месяца, увижу свою семью.

Высадившись в Нагатино у детского садика, забрал оттуда детей. Визгу и радости было полно, но Петька сорванец категорически отказывался идти домой, пока они с ребятами не спасут "челюскинцев", большую часть которых почему-то составляли девочки их группы. Пришлось выяснить его воинское звание и надавить на "военлёта" авторитетом капитана госбезопасности.

— Пап, они же все погибнут без меня!

— Вот завтра и проверим, — улыбнулся я в ответ на искреннее отчаяние своего сына, — а пока, вот, держи подарок от балтийских военморов.

Белая форменная бескозырка, самого наименьшего размера, которую Волков для меня выцыганил в где-то хозяйстве своего дивизиона, переместилась из рюкзака на детскую голову.

— Бал-тий-ски-й ф-ло-т, — частью по слогам, частью по буквам прочёл Петя, моментально схватив слегка великоватый ему головной убор.

— Гляди-ка, ты уже и читать научился! — искренне изумился я. — А ну-ка, что вот здесь написано?

Заголовок "Правды" оказался Пете не под силу, как он ни старался, смог только назвать буквы, но сложить их в слова не получалось.

— Вы, товарищ, от ребёнка слишком много хотите, — заметила наблюдавшая за нами воспитательница, — ему ведь неполных пять лет всего. А "Балтийский флот" у нас вон там, — она указала на лодку, вкопанную в землю в качестве песочницы, на борту которой красовалась именно эта надпись, — это у нас любой малыш знает.

Как бы то ни было, пришлось Петьке подчиниться. А вот маленькая Вика, наоборот, получив в подарок тряпичную куклу в красивом платье, никаких хлопот не доставила и сама потопала домой, увлечённо беседуя с новой игрушкой-подружкой о своём, о детском.

Как только мы заявились на охраняемую территорию острова, как дежурный на КПП немедленно известил Косова, который и перехватил меня ещё на полпути к дому.

— Товарищ капитан государственной безопасности… — как и положено, за три шага перейдя на строевой начал доклад мой заместитель. Видимо, специально меня ждал в готовности номер один, чтоб отрапортовать.

— Вольно! — срезал я его на взлёте. — Веришь, Николай, вот ничего слышать не хочу про службу сейчас. Залётов нет? — Косов, растерявшись, сначала кивнул а потом замотал головой из стороны в сторону. — Ну и хорошо. А про текучку завтра поговорим. А знаешь, заходи, картохи наварю, мяса нажарю на ужин, махнём по чуть-чуть, пока Поля с работы не пришла.