Табельный выстрел, стр. 49
Вдруг он как на стенку наткнулся. «Тяжкие телесные повреждения с целью завладения оружием». Тула. Нападение на бойца ВОХРа. К счастью, потерпевший остался жив. Но похищен револьвер системы «наган» с двумя патронами.
— Грек проявился! — прихлопнул будто муху ладонью Поливанов сводку происшествий.
— Почему, босс?
— Да потому что, как и обещал, движется к Москве. И теперь прибудет в столицу со своим «наганом».
— И с двумя патронами, — хмыкнул Маслов. — Куда вохровцы остальные дели?
— Да черт его знает, — Поливанов задумался. — И куда ему с двумя патронами?
— Не разгуляешься.
— А он именно хочет погулять в Москве. Значит, где-то будет доставать патроны.
— В каком магазине?
— Остались еще люди, у которых «маслят» прикупить можно.
— Еще бы и подход нам к ним найти, — поморщился Маслов.
— Ладно, будем работать дальше.
Следующим вечером, после всех повседневных рабочих забот по множеству других дел, Поливанов с Масловым опять уединились в кабинете и принялись перелопачивать многочисленные материалы, которые им поступили по беглому бандиту.
Перед Поливановым лежал длинный список тех, кто сидел с Греком во время последней отсидки. Поливанов пролистнул его. Потом вернулся обратно и прочитал:
— Зубенко Василий Васильевич, уголовная кличка Зуб. Не помнишь такого?
— Зуб? — переспросил Маслов. — А, это тот, который себя в убийстве своего приятеля оговорил, а мы его вызволили. Перед командировкой как раз.
— Точно. Знаешь пикантные подробности? Он москвич. Сидел вместе с Греком и даже поддерживал с ним хорошие отношения… И Зуб один из последних, кто втихаря приторговывает оружием для блатных.
— И до сих пор на свободе?
— Сильно аккуратен.
— Интересно.
— А ты знаешь, он мне по рабочему телефону звонил, благодарил и твердил, что за ним должок.
— Первый раз слышу, босс. Но ракурс интересный, — хмыкнул Маслов.
— Вот и посмотрим, как он долги платит…
Глава 46
Москва встретила Грека проливным дождем. Вскоре промокли и его шляпа, и низ брюк, не прикрытый новым болоньевым плащом. Зонта купить он не удосужился.
Он сошел с поезда на Курском вокзале. После того, как прибарахлился, отрастил интеллигентскую бородку и надел очки, милиция перестала обращать на него хоть какое-то внимание. Милиционер тоже живет устойчивыми понятиями: если фикса, татуировна и фуфайка — предъяви документы. А плащ и очки — проходите, гражданин, не задерживайтесь.
Грек зашел в продовольственный магазин рядом с вокзалом, приобрел две бутылки портвейна «Букет Молдавии», сыр и копченую колбасу. И направился по нужному адресу, найдя его в своей феноменальной памяти на дальней полочке.
Хоть и зарекался общаться с блатными после того, как его сдали, но сейчас вынужден будет сделать это. Ему нужны патроны. Ему нужны свежие идеи. И ему нужны подельники. И этот проклятый город, именем которого с ним всю его жизнь творили всякие бесчинства, упадет к его ногам.
В Арбатском переулке его ждал облом. Оказалось, что кореш съехал оттуда. Но подстегнутая трехрублевкой соседка заявила, что сосед переехал на Кастанаевскую улицу на западе Москвы, назвала номер дома и квартиры.
Не связываясь с запутанным городским транспортом, Грек поймал такси. И через полчаса стоял перед дверью, ничем не отличавшейся от таких же стандартных дверей.
Давил он на кнопку звонка долго.
— Кому неймется? — послышалось из-за двери.
— Свои.
— Свои дома сидят.
— Открывай, Зуб, не заставляй ждать.
Зубенко открыл дверь и недоуменно посмотрел на типа в очках и с бородкой на пороге.
— Тебе кого, папаша?
Грек снял очки, взял Зуба за майку, подтянул к себе:
— Ты что, зенки пропил? Не узнаешь?
— Грек? — прошептал Зубенко.
— А ты кого ждал? Пригласишь или в дверях стоять будем?
— Кончено, проходи.
Грек осмотрел комнату, обставленную скудно, но чисто. После того случая с убийством Зубенко перестал впадать в беспробудное пьянство. Если другим человеком он и не стал, то хотя бы понял, что может им стать при желании, и теперь накапливал силу этого желания.
— Хоромы у тебя, — хмыкнул Грек. — С балконом. Как у буржуя.
— Так я женат. Жена в отъезде. Она проводница.
— А дети есть?
— Дочка. У бабушки.
— Дети хорошо. Детей беречь надо, — как-то криво и зловеще улыбнулся Грек. — Они ведь маленькие, хрупкие.
— Да чего мы про детей-то? — отмахнулся Зубенко, ощутив, как внутри все похолодело. Умел Грек ударить по больному. И угроза прямо струилась от него мутным потоком.
— И правда, — кивнул Грек. — Ты-то как? Вкалываешь на Совдепию?
— В Апаковском трамвайном депо.
— Честный труженик, значит.
— Так сейчас все труженики. Иначе тунеядство — и все, воровать не надо, а уже в тюрьме.
— Совдепия и сильна тем, что вы все на нее пашете. Все боитесь.
— А ты не боишься?
— Ну уж не статьи о тунеядстве.
— Каждому свое.
Грек выгрузил продукты и вино из портфеля. Зу-бенко порезал закуску, вытащил вареную картошку и банку шпрот. Стол был накрыт. Выпили за здоровье. За братву.
— Какими судьбами? — спросил Зубенко, ощущая, что голову от спиртного повело.
— Кремль посмотреть. Себя показать. Немного прибарахлиться.
— В ГУМ, значит.
— Деньги платить? Нет. Я барахлишко и денежки сам заберу…
— Дело святое, — кивнул Зубенко.
— Есть задумки хорошие. Доля за мной не заржавеет. Так что давай, Зуб.
— Не, я сейчас не играю.
— А ты подумай. Иначе решу, что ты завязать решил. А это, знаешь ли…
— Да ладно, — смутился Зубенко. По старым понятиям завязка каралась жестоко, иногда даже смертью. Эти правила уже немного поистерлись за давностью лет, но от Грека можно всего ожидать. Он, как древний монстр из пучин, — всплывает, чтобы топить корабли. Опасен, очень опасен.
— Ты железом занимался вроде, — перевел разговор Грек.
— Когда это было!
— Мне «маслята» для «нагана» нужны.
— Э-э-э, — протянул Зубенко. — Где ж их возьмешь?
— А ты возьми. Я заплачу. Хорошо заплачу. Рубль у меня длинный всегда найдется.
— Грек, ну туго сейчас и с «маслятами», и с железом. Последний год и не занимаюсь этим. И так каждый день жду, что за старое притянут.
— Совсем ты соплей по жизни растекся. Надо бы тебя напрячь немного, Зуб… Я сказал — найди… Или…
Что «или», Грек пояснять не стал. Да Зубенко и не ждал этих объяснений. Ему было плохо уже от одного вида бывшего кореша, который, впрочем, в зоне корешем по большому счету и не был. А был опасной тварью, от которой все старались дистанцироваться или вести себя с ним подчеркнуто тактично и тихо.
— Ладно, посмотрю, что можно сделать, — Зубенко совсем погрустнел и опустошил стакан с портвейном. — Останешься?
— Нет, — сказал Грек, допивая свою порцию. — У меня есть где прилечь. А ты поторопись, у меня планы большие.
— Попробую.
— А ведь есть у тебя патроны, — удовлетворенно кивнул Грек. — Так что принесешь, никуда не денешься… Меня не ищи. Сам найду…
Глава 47
Три дня назад при обыске у шайки квартирных воров сотрудники отдела по особо тяжким изъяли новомодный компактный катушечный магнитофон «Весна», работающий как от батареек, так и от сети. Еще недавно магнитофоны воспринимались как эдакое чудо техники, но теперь, в принципе, любая семья могла поднапрячься и потратить на ту же «Весну» сто пятьдесят рублей. Поскольку можно спокойно копировать музыку с аппарата на аппарат, у народа появилась возможность переписывать песни. Сразу появились песни и музыка, живущие только на магнитофонах, передающиеся от человека к человеку. Тут и не приветствуемые властью «Битлы», и самодеятельная песня под гитару, иногда душевная и качественная, но чаще беспомощная и никчемная. И блатняк, эмигрантщина.
Вместе с магнитофоном изъяли огромную коробку с пленками. Поливанов для интереса вставил одну, перекрутил немножко вперед, с трудом вдавил заедающую кнопку воспроизведения. И услышал хриплый голос молодого московского артиста Владимира Высоцкого, который набирал в последнее время популярность не запрещенными, но и не разрешенными песнями, жившими на лентах, перепеваемыми в компаниях под гитару. Большинство песен были блатными, что Поливанов, понятное дело, не одобрял, но во всех были искренность и боль.