Оптимистка (ЛП), стр. 76
Ее слова вызывают у меня улыбку и тревога, которая нарастала в груди последние несколько часов, куда-то исчезает.
— Как ты узнала, что я здесь, с тобой?
Она смеется.
— Ты не настолько бесшумный как думаешь, Келлер Бенкс. Из тебя бы вышел ужасный воришка. Или ниндзя. Даже не думай менять свою специализацию еще раз.
Я перебираюсь поближе, прижимаюсь к ее спине и крепко обнимаю. Она такая теплая. Я мог бы лежать так целую вечность. Дважды целую ее в макушку.
— Спокойной ночи, Кейти.
— Спокойной ночи.
Наступает тишина, и я практически уверен в том, что она снова уснула.
— Келлер?
— Да?
— Спасибо за то, что пришел. Терпеть не могу спать одна. — Она переплетает наши пальцы, подносит их ко рту и целует тыльную сторону моей ладони.
— Я люблю тебя, детка. — Я должен был сказать эти слова, пока они не застряли у меня в горле, как и множество других.
— Я тоже люблю тебя, малыш... Я тоже люблю тебя, малыш, — повторяет она дважды, чтобы мне не пришлось просить ее сказать эти слова еще раз.
Я действительно люблю ее. Очень. Сильно.
Вторник, 20 декабря
Келлер
Мы практически заканчиваем грузить вещи Стеллы в машину Кейти. (Она сама предложила. Ей, конечно, нравятся пуфы в моей машине, но она посчитала, что сидеть на них несколько часов будет не слишком удобно для задницы. Ее слова, не мои.) Мы не можем взять с собой слишком много, потому что в квартире мало места, но у Стеллы будет все необходимое.
Кейти помогает малышке кормить мисс Хиггинс. Они собрали клетку и все для ухода за черепашкой. Господи, такое чувство, что мы перевозим чертов зверинец, а не одну маленькую мисс Хиггинс. Скажем так, она очень хорошо устроилась. Наверное, мисс Хиггинс уделяется столько внимания, сколько не получила ни одна черепаха за всю историю существования. Я еще раз обхожу гостиную, чтобы убедиться, что Стелла не оставила ничего, о чем потом будет скучать.
— Келлер, — неожиданно раздается голос отца, отчего я вздрагиваю. Он прочищает горло.
Папа всегда так делает, перед тем как что-нибудь мне сказать.
— Я могу поговорить с тобой до того, как ты уедешь?
Я знаю, к чему он ведет и не в настроении спорить сегодня. Он собирается попросить меня пойти с ним в кабинет матери, потому что именно здесь она лучше всего чувствует свою власть. Отец как мальчик на побегушках, который, как только мы переступим порог, закроет рот и не произнесет ни слова. Мать же станет высказывать мне, в чем я не прав. Я буду пытаться защитить себя. Она начнет повышать голос и будет пытаться запугать меня. Я проходил через это миллион раз.
Как уже было сказано, сегодня я не в настроении.
— Пап, без обид, но я в курсе, что "перекинуться пару словечек с тобой" и "разговор с матерью" — одно и то же. Так что спасибо, не сегодня.
Он еще раз прочищает горло.
— Это никак не связано с твоей мамой, сын. Это по поводу Кейт.
К этому моменту я уже стою спиной к нему, намереваясь уйти, но, когда я слышу ее имя, то разворачиваюсь. Я не могу не реагировать на это имя.
— Что такое?
Еще одно прочищение горла.
— Просто скажи то, что хочешь, отец.
Он сурово смотрит на меня, однако в выражении его глаз присутствует и мягкость, которую он обычно приберегает только для Стеллы. Папа обожает ее.
— Кейт очень больна?
Я киваю. Я ничего не сказал родителям о состоянии Кейти, но отец проводит достаточно времени среди больных людей, чтобы сразу распознать их. К тому же, он наблюдателен.
Он резко выдыхает.
— Я боялся, что это так. Какой у нее диагноз?
Я способен выдавить из себя только одно слово, потому что не хочу расклеиться прямо перед ним.
— Рак. — Ненавижу это чертово слово.
— Она получает лечение? — С деловым видом спрашивает он, но мягкость в его глазах никуда не исчезает.
— Последняя стадия, — все, что мне удается сказать.
Отец кивает головой.
— Сколько?
Я знаю, о чем он спрашивает, но не хочу говорить, поэтому просто показываю один палец.
— Один год? — делает предположение папа. Он знает, что это слишком оптимистично.
Я качаю головой.
Он вздыхает и снова кивает.
— Один месяц. — Это уже не вопрос.
Несколько секунд мы внимательно смотрит друг на друга, пытаясь осознать этот факт.
А потом в гостиную заходит Кейти, держа клетку с мисс Хиггинс в руках. Она вся сияет, не зная о том, что мы только что говорили о ней.
— Думаю, мисс Хиггинс готова к путешествию, Келлер. Она только что поела. Стелла говорит, что у нее нет таблеток от укачивания для рептилий, так что тебе придется ехать поаккуратнее, приятель. Ее хрупкая пищеварительная система в твоих руках. Ты готов принять вызов?
Это смешно, но я не могу выдавить из себя улыбку.
Отец просто стоит и смотрит на нее. В его глазах мягкость граничит с грустью, но присутствует что-то еще — восхищение. С легкой улыбкой на лице он поворачивает и пожимает мне руку.
— Позаботься о них, Келлер.
Я киваю и сглатываю ком в горле. Это не напутственное прощание, но, наверное, в первый раз отец обратился ко мне, как к равному, как к мужчине.
— Позабочусь.
В ответ на это он просто кивает.
— Звони, если понадобится.
— Мы будем в порядке, папа. Спасибо.
И мы уходим, так и не сказав "до свидания" матери.
Четверг, 22 декабря
Кейт
Сегодня я попрощалась с Питом. Ему было очень неловко, а мне грустно. Не люблю быть причиной мрачных чувств, особенно у тех, кто мне небезразличен. Он уезжает домой и вернется только в середине января, когда начнется новый семестр.
Пит сказал, что тогда мы и увидимся.
Но это не так.
И мы оба понимаем это. Он просто не знал, что еще добавить. Я сказала ему, что буду скучать.
Мы крепко обнялись.
Клейтон помог мне упаковать остатки вещей из общежития и сложил их в багажник моей машины, потому что я не смогла поднять их сама. В первый раз за все время я была смущена своей болезнью. Стать беспомощной — это так унизительно.
Я пытаюсь не грустить о том, что эта страница моей жизни заканчивается, но так тяжело знать, что Клейтон тоже скоро уезжает. Он собирается провести месяц с родителями, а потом переедет вместе с Моррисом в Лос-Анджелес. Я буду скучать по нему. Я знаю, что ему тяжело помогать мне, но я просто не могу просить об этом Келлера. На него столько навалилось, и я не хочу добавлять лишнего стресса, чтобы вычеркнуть еще один пункт из своего "последнего" списка. Сейчас все кажется "последним". Мы так быстро добрались до этой стадии в наших c Келлером отношениях, что просто несправедливо нагружать его еще и упаковкой вещей.
Воскресенье, 25 декабря
Кейт
— С Рождеством, Кейт. – Голос Одри всегда звучит для меня ангельски, даже по телефону. Я помню, как в детстве приходила домой к Гасу и с нетерпением ожидала встречи с ней, потому что Одри всегда беседовала со мной. И была очень милой. Моя мать не особо разговаривала с нами, а если и делала это, то только в виде крика. Одри никогда не повышала голос. Я всегда думала, что если когда-нибудь встречу ангела, то он будет говорить, как мама Гаса.
— С Рождеством, Одри. Вы с Гасом уже полакомились с утра булочками с корицей?
— Да. — Она улыбается, я слышу это. Гас приехал домой вчера. Она очень скучала по нему, пока он был на гастролях.
Булочки с корицей на пляже – это утренняя рождественская традиция семьи Хоторн. Каждый год в этот день, перед восходом солнца, Грейси и я приходили в пижамах к ним домой. Гас никогда, потому что был слишком возбужден. Он любит Рождество. Потом мы все вместе будили Одри, и она ставила в духовку противень булочек. Когда они были готовы, она вела нас на пляж недалеко от их дома и расстилала одеяло. Мы садились и ели, Одри не разрешала нам открывать подарки, пока мы не съедим все булочки. Так происходило из года в год. Это мои самые любимые воспоминания о Рождестве. Нам с Грейси всегда было грустно идти домой после этого. Мама обычно поднималась не раньше полудня, и Рождество не было исключением. Когда мы возвращались домой, она все еще спала и никогда не готовила для нас булочки с корицей.