Сотовая бесконечность, стр. 76
На глазах изумлённого Тлапт’ыща иноземцы взялись за руки, постояли некоторое время, вполне достаточное, чтобы пронзить их копьём, если бы было кому это сделать… и вдруг исчезли.
Вот они были, и вот их уже нет! Освобождаясь от тени, благодарный за жертвы Бог явил величайшую милость, слизнув опасных пришельцев…
Не веря своему счастью, жрец подошёл к брошенному мечу, плюхнулся на колени в кровавую грязь и трясущимися руками взял невероятную драгоценность. Любовно прижал к себе. Равного этому клинку не найти во всём мире…
На вершине пирамиды появился старик. Слезящиеся глаза полезли из орбит, когда он увидел коленопреклонённого Величайшего из Великих и тела трёх мертвых жрецов. Сдавленно вскрикнув, старик развернулся, чтобы убежать. Но в это же мгновение, легко вскочив, Тлапт’ыщ прыгнул к нему и одним взмахом разрубил тело. Ещё миг две половинки держались друг за друга, а потом расцепились и покатились по ступеням. Тлапт’ыщ, впав в неистовство, принялся рубить мечом направо и налево, распластывая тела бывших помощников и бывшего слуги, разрубая черепа. В пылу даже пару раз рубанул алтарь, но драгоценный клинок, не сломавшись, только высек красные искры.
В это мгновение Сиятельный Бог Солнца освободился от тени и излил весь жар пламенной любви на своего истового слугу. Пронизываемый жгучими лучами, ослеплённый ярчайшим светом, чувствуя обжигающие прикосновения, Тлапт’ыщ ощутил себя божеством. Вместо тех, которые только что ушли. Да! Вне сомнений пришельцы были небожителями и ушли снова на небо, служить Полдпашк’ешу так же рьяно, как и на земле.
Сеять смерть. Смерть, смерть, смерть!!!
Для чего же ещё в мире появляются всепобеждающие мечи???
В мире, где почти все войны ведутся для того, чтобы боги исправно получали жертвенные подношения – человеческие жизни…
Глава двенадцатая
ФРОНТОВАЯ РОМАНТИКА
– Вот вы смеётеся, а я вам истинну правду баю! – обиделся старик. – Всё бы вам, молодым, «хи-хи» да «ха-ха»! Совсем былого уважения к старшим не стало!
Михалыч насупился, подбросил в костёр пару поленьев. Поёрзал, усаживаясь поудобнее на своём потрёпанном ватнике, расстеленном на бревне. Картинно, не обращая внимания на окружающих, достал кисет и набил трубку. Не спеша утрамбовал зелье в чубуке узловатым коричневым пальцем с лимонно-жёлтым толстым ногтем.
С третьей неторопливой попытки добыв-таки огонь из трофейной немецкой «бельзиновой» зажигалки, чинно прикурил.
И всё это с видом оскорблённого дворянского достоинства, хотя по жизни Михалыч к «голубой крови» не имел ни малейшего отношения. Был он мужик-мужиком, и не в первом поколении! От сохи, так сказать.
Яромир Михайлович Пантелевский, шестидесяти двух лет от роду, беспартийный, активный участник Великой Октябрьской социалистической революции, ветеран Первой мировой. Теперь вот – партизан в отряде майора Тимошенко. Отец двух сыновей, старший из которых, пограничник, погиб в первые же дни войны. Михалыч даже похоронку успел получить, прежде чем немец пришёл в его дом.
Затянувшуюся паузу никто из собравшихся у костра не нарушил. Все были люди бывалые, и знали, что за паузой должна воспоследовать какая-то байка.
Раскурив трубку, старый партизан пару раз пыхнул ароматным дымом и буркнул:
– Вот вы говорите, богатыри, дескать, на Руси перевелись…
«Пых»… «пых».
– А я вот вам скажу…
«Пых».
– Нет… Не перевелись!
Дед хлопнул себя кулаком по колену, соскользнул с бревна и плюхнулся на землю костлявой задницей. Однако быстро встал, оправился и примостился на бревно. Словно ничего такого и не бывало. Снова раскурил погасшую было трубку.
– Вот я и говорю! Не перевелись есчо на Руси богатыри! Лично о том ведаю!
– Да ладно тебе, Михалыч! – обнажил крепкие белые зубы в улыбке бывший сержант-танкист Серёга Маслов. – Расскажешь нам сейчас очередную свою байку? О том, как ты Гитлера чуть не споймал?
Остальные сдержанно хохотнули. Это было такой же частью ритуала, как ворчание Михалыча, подкреплённое неизменной паузой с набиванием трубки.
Всегда кто-нибудь из молодёжи подначивал старика, подзадоривал его какими-нибудь лёгкими шпильками.
Старик Яромир добродушно усмехнулся.
– Вот в прошлом годе, вас всех, молодых, есчё в отряде тода не было… Так от, в прошлом годе, едва наш отряд только зачинался… Да-а, – он отёр губы тыльной стороной ладони и приложился к трубке. – И товарищ майор Тимошенко есчё не начальствовал над нашим отрядом… Прибилися, стало быть, к нам два пограничника. Из тех, что до последней возможности героически Брестскую крепость обороняли.
Так вот, двое их, значитца, было! Старший – капитан Нечипуренко. Как щас помню – Кондрат Григорович! Во-о… А младшой, значитца, сержант. Молоденький такой!.. Лексеем его звали.
– Ну, и? – «подтолкнул» рассказчика неугомонный Маслов. – Дальше-то что? Эти твои пограничники танки вверх гусеницами переворачивали одной левой?
– Танки не переворачивали, да и силой нашему кузнецу колхозному Даниле Тимофееву куда как уступали… Погиб он, болезный, – после паузы продолжил старик. – На десятый день, как мы в лес ушли. Стычка у нас была с полицаями. Нашли-ись-таки и среди наших иуды!.. Борька Клюев, Микола Беспалков да Юрка Гончаров, что перед самой войной в село вернулся. Из техникума, гада, выперли за амарательное, значитца, поведение… Вот ентот Борька, мать его за ногу, Данилу случаем и поранил насмерть. Из ихнего немецкого ахтамата «шмасера»! У него одного из трёх иродов такой был! Больше всего ему, окаянному, хвашисты верили. Да-а…
«Пых», «пых».
– Мы их тогда на просеке встретили, когда они из Юхновки експроприированых поросей везли. На подводе, значитца, ехали, гады. А мы, стал быть, наперерез из леса!
Дед решительно взмахнул рукой с зажатой в ней трубкой.
– Вот тогда-то он, поганец, и зачал пулять из свово ахтамата! И Данилу пострелил…
Старик загрустил.
– Михалыч, ты дело-то говори! – подал реплику обычно отмалчивающийся Семён Велихов, бывший колхозный коневод. От него участия в разговоре ожидали в самую последнюю очередь. Когда немцы только нагрянули, сожгли они конюшню нашу с конями вместе! А Сёмка Велихов, верно, сдвинулся от дикого конского ржания. Всегда с тех пор был молчалив, говорил только в самых крайних случаях. – Знаем мы про Данилу. Ты про пограничников начал баять? Так и бай!
– Так ить я и говорю, – ничуть не смутился старый партизан. – Прибились к нам через месяца два пограничники, худые, оборванные, но с оружием! Откормили мы их на лесных-то харчах, вот…
– И что? – веско подала голос Валя Зартиссян, черноволосая девушка восемнадцати лет.
Валя попала в отряд с разбомбленного фашистами поезда. Спортсменка, комсомолка, ворошиловский стрелок, она стала «штатным» снайпером отряда. На счету этой суровой с виду красавицы, по которой втихую сохли все мужчины отряда, начиная от четырнадцатилетнего сопляка Веньки и заканчивая сорокапятилетним бобылём Ерошкой Хамаевым, за полтора года партизанской жизни числилось ни много ни мало, а сто двадцать восемь фашистов!
– Чем они так примечательны, эти ваши пограничники, если, по вашему же утверждению, они были гораздо слабее, чем ваш кузнец? Какие же они тогда богатыри?!
– А в том дело, девонька, – хитро прищурился Михалыч, – что богатырь не тот, у кого силы много, а тот, кто духом силён!
– Как это – духом? – не поняла Валя. Она поудобнее обняла свою неразлучную «подругу» – зажатую между коленями винтовку системы Мосина, образца 1891/1930 г., с трофейным оптическим прицелом.
– Потому как не во всех есть дух воинский! – старик последний раз затянулся и принялся выколачивать трубку о бревно. – Остальные-то народцы, оне, так… Жидковаты. Нет у них этого самого духа! Вялые оне. А вот мы, славяне, как раз этим-то духом всегда славились! Тоже, правда, далеко не каждый. Но всё ж таки!.. Так от, кто духом силён, кто воин истинный есть по призванию, тому не нужна сила. Он и так врага одолеет, каков бы тот ни был страшен.