Разрушенные (ЛП), стр. 87

Две женщины разделились, прежде чем начали рыться в ведре полном игрушек. Блестящие пони, ярко-голубые пони и пони цвета радуги — все это было вытащено и помещено в корзину.

— Ты знаешь, я уверена, что сейчас она наблюдает за нами и смеется.

Зел подняла голову, ее кожа потускнела от горя.

— Что ты имеешь в виду?

Клу улыбнулась.

— Ну, сейчас у нее, вероятно, есть настоящий пегас и единорог. И она будет смеяться, думая, как много мы упустили. Какие глупые эти пластиковые штуки. — Она щелкнула по хвосту одной из светящихся в темноте лошадей.

Зел опустила взгляд на желтую пони в ее руках.

— Мне нравится думать, что она окружена всем, что любит. — Она шмыгнула носом, на ее лице появилась улыбка со слезами. — Я знаю, у меня было время подготовиться к ее уходу. Доктора говорили мне, чего ожидать и через какие стадии горя я пройду, но ничего не может подготовить к этому.

Клу перестала копаться в игрушках и перевела все свое внимание на Зел.

— Я продолжаю думать, что она где-то рядом. Я вижу кончики ее волос, исчезающие за углом здания, или слышу ее голос на ветру. — В глазах Зел стояли слезы, и мое сердце разбилось. — Я продолжаю надеяться, что она придет домой из школы или оставит следы от мыльных пузырей на полу. — Она потерла середину своей груди, когда ее голос стал слабым, наполненным печалью. — Я так чертовски сильно скучаю по ней, что это больно. Больно в моей голове, глазах, спине, в душе. Не имеет значения, что я знаю, что она в лучшем месте. И даже не становится легче от понимания того, что ей больше не больно.

Ее глаза встретились с глазами Клу, в них плескалась боль.

— Я не-не знаю, как двигаться дальше. — Она икнула, когда поток слез полился по щекам. — Это так чертовски тяжело. Так несправедливо остаться одной.

Клу быстро оказалась ближе и сгребла ее в крепкие объятия.

— Зел, все в порядке. — Она гладила ее волосы, раскачивая ее так же, как делала Зел, когда Клара умерла. Клу начала тихо плакать. И хоть она и плакала, она не переставала быть сильной ради своей подруги. — Ты должна дать себе разрешение.

— Разрешение? — Зел отстранилась, смахивая слезы с щек.

Клу кивнула.

— Причина, по которой тебе больно, — потому что ты цепляешься за прошлое. Ты не готова столкнуться лицом к лицу с будущим без нее. И это нормально. Это нормально скучать по ней, Зелли. Ты будешь скучать по ней каждый гребаный день, но ты также не можешь забыть о том, чтобы жить.

Она покачала головой.

— Клара бы не захотела, чтобы ты убивалась горем, и я тоже не хочу. Мы обе знали, что это случится. Тебе просто нужно найти признание и радоваться тем изменениям, что произошли в ее жизни, чем топить себя, желая другого исхода.

Зел моргнула, втянув воздух.

— Как ты справляешься? Ты такая сильная. Ты позволяешь мне так много на тебя опираться.

Клу отстранилась, потерев руку Зел.

— У меня есть Бен, когда становится слишком невыносимо. Он изумительный. И даже хотя в моем сердце всегда будет дыра в том месте, где была Клара, я не могу возмущаться или кричать на жизнь за то, что забрала ее. Она научила меня многому. Черт, она даже научила многому этого придурка из «Обсидиана». Что-то такое восхитительное, как Клара, не может длиться долго. Ты должна принять это, иначе никогда не будешь счастлива снова.

Зел засопела, и гнев заполнил ее глаза, замещая печаль.

— Я не могу поверить, что он ушел. Он оставил меня плакать над моей умершей дочерью и даже не мог заставить себя остаться. — Зел сжала желтую лошадь в руках. — Клара, может, и умерла в тот день, но он доказал мне, что я не могу ни на кого полагаться. Я выживала сама по себе и была глупой, что впустила его. Он дал мне надежду. Он заставил меня положиться на него. Он сделал ее смерть в десять раз сложнее, потому что я думала, что смогу разделить ее с ним. Найти комфорт вместе. Но он оказался мягкотелым трусом.

Клу закусила губу.

— Не обвиняй, пока не узнаешь всю историю, Зел. У него могла быть уважительная причина.

Зел холодно рассмеялась.

— Конечно, у него уважительная причина. К нему нельзя прикасаться. И я не могу обвинять его. Но это не значит, что я смогу простить его. Я покончила с этим. Мне нужно попрощаться с Кларой и найти новое начало.

Я больше не мог слушать. Я попятился, чувствуя, будто мои вены открыты и из них льется кровь. Она содрала с меня кожу, оставив мое сердце биться незащищенным.

Она никогда не сможет простить меня.

— Ты не плохой человек. Я люблю тебя, поэтому ты не можешь быть плохим человеком.

Я заработал любовь восьмилетней девочки, но не смог заработать любовь женщины, за которую я, черт побери, был готов умереть.

Не имело значения, что я делал, никогда не будет достаточно исправить прошлое и дать ей то, в чем она так нуждалась: мужчину, который мог поддерживать ее и бороться в битвах от ее имени. Я был борцом. Убийцей и наемником. Я мог быть так много кем для нее. Мне просто нужно разобраться, как быть остальным.

— Перестань ругаться с моей мамочкой. Я не хочу этого.

Я поклялся жизнью Клары, что найду способ быть всем, в чем Зел нуждалась. Каждое прикосновение по-прежнему было мучительным. Объятие было почти мистической мечтой. Но это было возможно, потому что я не остановлюсь, пока не сделаю ее своей навсегда.

Я сделал все, что мог, чтобы «исправить» себя, но отказался встречаться лицом к лицу с реальностью. Промывка мозгов, которую они сделали, была слишком глубоко внутри меня. Слишком встроена в мою психику, чтобы отпустить меня. Но у меня появилось больше силы. Силы над самим собой. Силы над своими мыслями. Это было начало.

Я найду способ.

Я буду, черт побери, любить Хейзел, разделю с ней будущее и буду с ней всегда.

Фокс умер в ту ночь резни в России.

Роан возродился.

Зел хотела нового начала.

И я точно знал, что сделать, чтобы воплотить ее мечты в реальность.

Хейзел

Я думала, что в моем сердце есть место, чтобы любить двоих человек. Чтобы разделить мою жизнь с другим. Думала, что смогу полюбить другого ребенка, чтобы заменить того, которого потеряла.

Я думала, что Роан изменится, что Клара покажет ему способ, как быть человеком. Думала, что даже если случится трагедия, я смогу справиться.

Я так много о чем думала, и все в конечном итоге оказалось ерундой.

Это превратило мое сердце в неживое и небьющееся. Это превратило его в свинец, бетон и камень, обрекая никогда не любить другого или даже больше нормально не биться.

Часть меня умерла в тот день.

Я бы хотела умереть в тот день.

Но я не могла.

Поэтому я держалась.

Одна.

Похороны состоялись на большом участке земли недалеко от Сиднея. Я не знала, чья это была собственность. Я знала только то, что повсюду были лошади. Пейнтхорсы, пегие лошади, английские чистокровные, арабские. Их длинные носы и бархатные мягкие уши так сжимали мое сердце, что я не могла дышать. Клара бы полюбила их. Она бы обняла каждую лошадь, спала бы в открытом поле и умоляла бы никогда не уходить.

Это было идеально место.

Боже, я скучаю по тебе. Обжигающие слезы никогда не покидали мои глаза.

Дождь, что был постоянным спутником, прекратился, когда мы прибыли. Как будто весь траур был поставлен на паузу, чтобы восхвалить жизнь того, кого забрали такой молодой.

Всю неделю я существовала как в тумане. Я не хотела ворошить мучительные воспоминания того, как Оскар нашел меня, когда я все еще держала Клару, или о катафалке, что приехал забрать ее. Мне не нравилось вспоминать ту боль и слезы, когда я рассказывала Клу, что наше маленькое трио разрушено. Я боялась, что Клу снова начнет резать себя, чтобы найти освобождение, но я не учла утешительное присутствие Бена.

Клу была такой удивительно сильной. Она поддерживала меня, пока я распадалась на части. Она плакала и смеялась со мной. Она держала меня в здравом уме. И это все было потому, что Бен был ее опорой, питал ее силой, давал ей безопасность, в которой она нуждалась.