Разрушенные (ЛП), стр. 53

Я сказала себе заткнуться. Я сделала только то, что думала могло сработать. Я приложила все свои усилия, чтобы в итоге быть отвергнутой самым худшим способом.

Его бедра вдалбливались жестче и вместо того, чтобы отстраниться, я толкнулась назад, намеренно пронзая его сильнее.

Он тяжело дышал.

— Бл*дь. Бл*дь. О, боже.

Желая, чтобы это закончилось, я сжала свои внутренние мышцы вокруг него, качнувшись назад, отдавая ему все, что у меня осталось.

Его дыхание участилось, стало грубее, когда он вдалбливался снова и снова. Он был жестоким и грубым, каждый удар больше измерялся болью, чем удовольствием. Он ударился о верхнюю часть моей киски, делая мне очень больно.

Свернувшись возле меня, он погрузил зубы глубоко в мою шею. Я закричала, когда он снова толкнулся, полностью наполняя меня.

Затем он кончил.

Горячие, влажные струи потоком хлынули внутрь меня. Все дальше и дальше.

Его руки на моих бедрах сжались сильнее, а затем он прикусил сухожилие между моей шеей и ключицей.

И затем это закончилось, и его рваные стоны превратились в мучительные проклятия.

— Бл*дь.

Он отстранился, в спешке споткнувшись. Звук, застегивающихся ремня и молнии, был единственным шумом, помимо нашего тяжелого дыхания. Все болело. Синяки пульсировали.

— Бл*дь! — зарычал он, ходя вокруг меня с не застегнутыми штанами и опустошенностью в своем голосе. Я не смела пошевелиться, но упала на бок и свернулась в клубок. Пряча свою наготу, скрывая свой позор.

Фокс упал на колени передо мной. На его шее выделились вены, когда он тяжело дышал через широкие ноздри. Он вытянул руку, чтобы дотронуться до меня, но затем остановился. Его стон содержал всю печаль и сожаление мира.

— Мне так чертовски жаль, Хейзел.

Я не сказал ни слова. Мне нечего было сказать.

Я закончила.

Фокс встал и пошел от меня. Глядя ему в спину, я без сомнения знала, что он найдет способ, чтобы причинить себе боль. Он выглядел потерянным и испуганным. Он выглядел как человек, готовый умереть.

Я пыталась заставить себя, чтобы мне было не плевать. Я пыталась найти сочувствие глубоко внутри себя, но я была пустой.

Я уже отдала ему все и ничего не осталось.

Фокс вошел в ванную и закрыл дверь за собой.

В момент, когда он ушел, я села и позволила потоку слез хлынуть по моим щекам.

Собрав свою разбросанную одежду, я оделась, и последний раз повернулась спиной к Обсидиану Фоксу.

Роан

Никто не знал.

Никто.

Ни мой куратор, ни знакомые.

Но это было то, что даровало мне свободу.

Природа сломила хищника. Жизнь дала мне второй шанс.

Это не произошло в одночасье, а было медленно, постепенно, как будто зверства, что я совершал, запятнали мои глаза до того, что они больше не хотели быть свидетелями моих грехов.

Потребовалась одна жертва, чтобы раскрыть мою слабость. И я буду всегда благодарен ей.

Я завалил миссию, и моя цель показала мне, что я страдаю от физического недостатка.

От того, что я даже не замечал.

Новости распространились, и мои кураторы записали меня на лазерный кератомилез (прим. пер. — коррекция зрения) и другие предполагаемые чудесные исцеления. Но это не потребовалось. Доктора сказали, что в физическом плане со мной все в порядке. Это было связано с психикой.

Я слепну.

Я бился головой о дверь ванной, отгоняя бездушные извращенные приказы, игнорируя, затмевающие всё, желания, которым я никогда не дам свободу.

Бл*дь.

Мой мозг не переставал проигрывать изображение Хейзел на коленях, пока я яростно вбиваюсь в нее. Красная отметина на ее щеке из-за того, что я прижимал ее лицо к ковру. Звук ее криков и мольбы.

Я ублюдок. Нет, я хуже. Я бездушная машина.

Сегодня нехороший день. Я проснулся с сильным побуждением условного рефлекса. Первое число каждого месяца было особенным, днем подведения итогов для агентов. День, когда мы укрепляли нашу подготовку с еще большей абсурдностью.

Я предупреждал ее!

Я, черт побери, предупреждал ее сохранять дистанцию и, тем не менее, она продолжила подталкивать и подталкивать, и подталкивать.

Я развернулся и ударил кулаком в дверь. Стиснув зубы от боли в костяшках, я посмотрел в зеркало.

Я был чертовым дикарем. Потерявшим контроль. Бродяжным агентом, который должен был принять таблетку еще два года назад и закончить свое жалкое существование. Шрам на моей щеке зудел от воспоминания, унося меня туда, в место, в которое я никогда не хотел возвращаться.

— Держите его.

Мое двадцатиоднолетнее сердце разрывало себя на кусочки, когда мой куратор поднял короткое лезвие в форме полумесяца. Я заковал его. Я превратил сталь в предмет. В нашем обществе я был известным, одним из лучших мастеров по металлу. И сейчас мое творение будет использовано против меня.

— Я подчинился. Я сделал то, что вы сказали.

Мой куратор остановился рядом со мной, глядя на меня без эмоций.

— И все-таки нет, Фокс. Ты думаешь, что можешь пренебрегать правилами. Ты не можешь. Ты принадлежишь нам, и ты убьешь, кого мы тебе скажем убить.

Два мужчины держали мои плечи прижатыми к столу, ворча, пока я боролся. Но это было без толку.

Острый кончик ножа вонзился рядом с моим ртом, двигаясь по мягкой гладкости моей щеки.

— Каждый раз, когда ты будешь смотреть в зеркало, будешь видеть, что случается, когда ты пытаешься бороться за контроль.

Боль взорвалась в каждой клеточке моего тела. Я закричал и подавился собственной кровью, когда моя щека была поделена надвое.

Я ненавидел его. Я хотел, черт побери, убить его и каждого Призрака здесь.

Бросив нож на пол, он приказал:

— Наложи ему швы. Никакого морфия.

Комната кружилась вокруг меня, фантомная боль ныла в моей щеке. Привкус у меня во рту был грубым и незнакомым. Агрессивное воздействие после воспаления превратило аккуратную линию стежков в рваный беспорядок.

Я забыл о сообщении, которым они напугали меня. Модели моего мышления не были моими собственными, мое тело не подчинялось ничему, кроме запрограммированных правил и команд.

Почему я вообще думал, что у меня есть шанс? Я бы хотел перемотать время и никогда не взглянуть на Зел. Я бы хотел стереть себя и всю боль, что причинил ей, из ее жизни.

Мои белые глаза встретились с моим отражением.

«Как ты мог причинить ей боль»

«Ты такой слабый».

«Ты потерял ее».

«Ты не заслуживаешь ее».

Я тяжело вздохнул, опустив голову.

Я не хотел видеть Зел снова — не после того, как так сильно обидел ее. Каждый раз, когда она приходила ко мне, я был основой всего плохого, что случилось с ней.

Это было несправедливо. Я не буду больше этого делать.

Я хотел, чтобы она ушла.

Весь прогресс, которого она добилась в ту ночь, когда ударила меня ножом, исчез. Что бы мы не нашли в теплице, все это распалось. Я надеялся, что она пробьется и направит меня на путь исцеления, но это было на одно мгновение. Одно хрупкое мгновение, которое было разрушено, и теперь все кончено.

Она превратила меня из убийцы в мужчину — так сладко облизав меня, подарив мне кое-что, что я никогда не получал прежде, и все что я сделал в ответ — вернулся в шкуру бесполезного, несчастного агента, без шансов жить нигде, кроме ада.

Я больше не мог ничего просить у нее. Я не мог ждать, что она останется. Не после всего, что было.

Минуты шли. Я хотел выйти, но не мог рисковать вернуться в спальню.

Схватив небольшой молоток с туалетного столика, я зашел в душевую кабину. Опустившись на колени, я нащупал стык спрятанного люка, который соорудил. Я бы никогда не вошел в комнату только с одним выходом. После жизни в клетке я знал ценность двух путей для выхода. Это означало разницу между выживанием и смертью.