Вечер в Византии, стр. 54

– Черт подери, Джесс! – кричал Клейн по телефону. – Я десять раз пытался до вас дозвониться. Где вы сейчас?

– В Кассисе, – сказал Крейг. Он остановился там перекусить на обратном пути и звонил из ресторана у самой гавани. Гавань была голубая и словно игрушечная. Сезон еще не начался, у городка был сонный, пустынный вид, с лодок после зимы еще не сняли брезент. Был час обеда.

– В Кассисе, – повторил Клейн. – Именно тогда, когда человек тебе нужен, он оказывается в Кассисе. Где этот чертов Кассис?

– Между Марселем и Канном, – ответил Крейг. – А о чем вы хотели со мной говорить?

– Кажется, у меня будет для вас контракт. Вот об этом я и хотел с вами поговорить. Когда вы приезжаете?

– Часа через три-четыре.

– Я буду ждать, – сказал Клейн. – Весь день никуда не выйду.

– Можете сделать мне одолжение? – спросил Крейг.

– Какое? – Позвоните Мэрфи и попросите его зайти к вам в пять часов вечера. – Ему показалось, что Клейн на другом конце провода поперхнулся, даже закашлялся от замешательства.

– Зачем вам Мэрфи? – спросил он наконец.

– Хочется пощадить его самолюбие, насколько это возможно.

– Это – нечто новое: чтобы клиенту хотелось щадить самолюбие агента-посредника, – сказал Клейн. – Мне бы такого клиента.

– Я не агента щажу, а друга, – возразил Крейг.

– Мэрфи, конечно, читал рукопись, – сказал Клейн.

– Конечно.

– И не хотел за нее браться?

– Нет.

– Ну что ж, – нехотя согласился Клейн, – если вы настаиваете…

– Я думаю, так будет лучше во всех отношениях. Но если вы не хотите, чтобы кто-то заглядывал вам через плечо, когда вы работаете…

– К черту, – сказал Клейн. – Пусть хоть сам папа римский заглядывает мне через плечо. Ладно, позову Мэрфи.

– Вот умница.

– Конечно, умница. Что бы обо мне ни болтали.

– В пять часов я буду у вас, – сказал Крейг и положил трубку. Собственно говоря, он просил позвать Мэрфи не только из дружеского расположения к нему. Он хотел, чтобы тот присутствовал при начале переговоров о контракте. Себя он считал плохим защитником своих интересов, не любил и не умел торговаться, и Мэрфи при подписании контрактов всегда следил за тем, чтобы все было в порядке. Тем более что нынешние переговоры обещали быть сложными. Правда, он написал сценарий не ради денег, которые мог на нем заработать, но по долголетнему опыту работы в кино знал, что, чем больше тебе заплатят, тем легче потом отстаивать свою позицию в других вопросах. Хотя старая формула «деньги против искусства» и продолжает во многих случаях действовать, он пришел к выводу, что в кинематографе, применительно к нему лично, более точной была бы формула «деньги приумножают искусство».

Крейг сел за столик возле окна, откуда открывался вид на гавань. В ресторане он был единственным посетителем. Приятное одиночество, маленькая, залитая солнцем гавань, предвкушение обеда, Клейн, который буде! ждать его до самого вечера, – все это действовало успокаивающе. Он попросил анисовой водки и не спеша принялся за изучение меню.

Он заказал дораду и бутылку белого сухого вина, а пока маленькими глотками пил водку. Средиземное море от этого казалось еще прекраснее, в памяти всплывало множество таких чудесных дней. Общество Констанс сказалось на нем благотворно. Он подумал о ней с нежностью. Он знал, что если бы употребил это слово в ее присутствии, то она пришла бы в ярость. Все равно. Неплохое слово. Люди относятся друг к другу недостаточно нежно. Они говорят, что любят друг друга, но в действительности стремятся лишь использовать друг друга, опекать друг друга, властвовать друг над другом, терзать друг друга, уничтожать друг друга, плакать друг о друге. А они с Констанс, если не всегда, то в большинстве случаев, наслаждаются друг другом, и слово «нежность» применимо к их отношениям так же, как любое другое. Мысль о Сан-Франциско он отгонял от себя.

Он сказал Констанс «Я люблю тебя» и сказал Гейл «Я люблю тебя» – и в обоих случаях говорил правду. Возможно, слова эти относились и к той и к другой одновременно. Здесь, в лучах солнца, за рюмкой молочно-белого холодного южного напитка это казалось ему вполне возможным.

Не мог он не признаться себе и в том, что ему доставляет удовольствие сидеть и смотреть на безлюдную гавань, зная, что такой занятой человек, как Уолтер Клейн, звонил ему вчера десять раз и даже сейчас с нетерпением ждет его приезда. Он полагал, что уже утратил способность наслаждаться сознанием своей силы, теперь же не без удовольствия понял, что это не так.

«Ну что ж, – подумал он, – после всего случившегося ясно, что не такая уж это была плохая мысль – приехать в Канн». Он надеялся, что к вечеру, когда он туда прибудет, Гейл уже не окажется в городе.

Подъехав в начале шестого к дому Клейна, он увидел на площадке автомобиль с шофером: значит, Мэрфи уже здесь. Мэрфи не любил водить машину сам. Он побывал в трех авариях и, по его выражению, «получил повестку».

Мэрфи и Клейн сидели возле плавательного бассейна с подогревом. Мэрфи что-то пил. В последний раз – это было во время званого вечера – Крейг встретил здесь Сиднея Грина, безработного режиссера, которого хвалил журналист из «Кайе дю синема». Грин вышел к нему из кустов, помочившись на дорогую лужайку Уолтера Клейна. «Лужайка для побежденных», – пошутил тогда про себя Крейг. Хотя он и сегодня еще не чувствовал себя победителем, но к побежденным тоже себя не причислял.

– Привет, друзья, – сказал Крейг, подходя к бассейну. – Надеюсь, не заставил вас долго ждать. – Он быстро сел, чтобы освободить их от необходимости решать, как с ним здороваться – стоя или сидя.

– Я только что приехал, – сказал Мэрфи. – Успел сделать лишь глоток виски.

– Кое-что я уже объяснил Мэрфи по телефону, – сказал Клейн.

– Что же, – грубовато сказал Мэрфи, – если нашелся дурак, готовый дать под этот сценарий миллион долларов при сегодняшнем положении дел на рынке, желаю ему удачи.

– Миллион? Откуда ты взял такую цифру? – спросил Крейг.

– Я просто прикинул, во сколько это обойдется, – сказал Мэрфи. – Миллион как минимум.

– Финансовую сторону я ни с кем еще не обсуждал, – сказал Клейн. – Все зависит от того, как вы его собираетесь ставить и с кем.

– Вы говорили, что какой-то режиссер уже читал сценарий, – сказал Крейг. – Кто этот режиссер?

– Брюс Томас, – ответил Клейн. Он быстро взглянул сначала на одного собеседника, потом на другого, наслаждаясь произведенным впечатлением.

– Ну, если Брюс Томас хочет его ставить, тогда будут и деньги. – Мэрфи покачал головой. – Никогда бы не подумал, что Томас согласится. Почему вдруг? Он же сроду ничего такого не делал.

– Именно поэтому. Так он мне и сказал. – Клейн повернулся к Крейгу. – Теперь о сценарии. Томас, как и я, считает, что он нуждается в переработке. Как вы думаете, Мэрф?

– Еще в какой.

– И Томас хотел бы привлечь другого сценариста, – сказал Клейн. – Лучше было бы, чтобы он работал один, но если возникнут возражения: то совместно с этим Хартом. Как вы договаривались с Хартом, Джесс?

– Никак не договаривался, – помолчав, ответил Крейг.

Мэрфи встревожено засопел.

– Что значит «никак не договаривался”? – спросил Клейн. – Сценарий принадлежит вам или нет?

– Да, – сказал Крейг. – У меня на него все права.

– Так в чем же дело? – спросил Клейн.

– Я сам его написал. Собственной старой авторучкой. Никакого Малколма Харта в природе не существует. Я просто взял первое попавшееся имя и поставил на титульном листе.

– Зачем ты это сделал, черт побери? – сердито спросил Мэрфи.

– Долго объяснять, – сказал Крейг – Но факт остается фактом, давайте исходить из него.

– Для Томаса это будет неожиданностью – сказал Клейн.

– Если ему понравился сценарии, подписанный Малколмом Хартом, – сказал Мэрфи, – то понравится и в том случае, если на нем будет стоять имя Крейга.