Мерзость, стр. 145

Мы были слишком заняты, чтобы радоваться чудесной горизонтальной площадке на кромке гребня, прямо перед необычным, похожим на гриб камнем. Я знал, что такие выступы с массивной верхней частью, результат тектонической деятельности и ветра, принято называть столбами. Но самым главным был вовсе не этот дурацкий камень. После многих миль крутых и скользких каменных плит и скал заснеженная, но относительно ровная площадка по обе стороны грибовидного камня — приблизительно восемь футов шириной и двенадцать длиной — показалась всем нам огромным, безопасным футбольным полем.

— Идеальное место для лагеря, — сказал Дикон.

— Должно быть, ты шутишь. — Я продолжал кашлять, при каждом приступе снимая маску. — Мы забрались выше двадцати восьми тысяч футов.

Наши сердца были расширены, мышцы ослабели, почки, желудки и другие внутренние органы отказывались выполнять свою работу, кровь загустела, и в ней в любой момент могли образоваться тромбы; красные кровяные тельца не получали необходимого кислорода, мозг требовал его и работал как автомобиль на последних каплях бензина в баке. Мы были в нескольких дюймах, в переносном смысле, от переохлаждения — с его многочисленными ужасными симптомами, в том числе беспричинной агрессивностью и непреодолимым желанием сорвать с себя одежду, а не только вероятностью заснуть и замерзнуть насмерть, — а также в нескольких дюймах от 9000-футового обрыва с южной стороны и в нескольких футах от 10 000-футового обрыва с северной стороны.

Но в тот момент мы были очень счастливы. Вооруженных немцев не было видно, и мы достигли ближайшей поставленной цели.

Возможно, Дикон был прав. Это превосходное место для седьмого лагеря. С помощью баллонов с кислородом здесь можно неплохо выспаться — особенно в прочной, ветроустойчивой «большой палатке Реджи» — и очень рано, включив головные лампы валлийских шахтеров, выдвинуться к высочайшей вершине мира, до которой всего два или два с половиной часа пути.

Разумеется, если ночью не поднимется ветер. И немцы нас не пристрелят. И мы не успеем замерзнуть насмерть.

Но пока это не имело значения. Мы рухнули на маленькую заснеженную площадку с северной стороны «гриба», включили подачу кислорода на максимум и пять минут дышали живительным воздухом, молча глядя друг на друга через толстые стекла очков. Не сиделось на месте только Реджи, но ее действия показались мне бессмысленными.

На северном краю ровной площадки имелся крошечный скальный выступ, врезающийся в карниз из снега, который накапливался тут много лет, если не десятилетий. Даже в таком отупелом состоянии мы понимали, что ступившего на этот карниз ждет неминуемая смерть — один шаг, и человек провалится через слой снега и с огромной высоты рухнет на ледник Кангшунг с южной стороны гребня.

Реджи ползла на животе к каменному выступу и опасному снежному карнизу.

Же-Ка первым сообразил, что мы можем лишиться единственной женщины в нашей маленькой группе.

— Реджи, не надо! — крикнул он, сдернув маску. — Что вы делаете? Остановитесь!

Она оглянулась и подняла на лоб очки; ее лицо — по крайней мере, несколько квадратных дюймов вокруг глаз, остававшихся открытыми, — вовсе не выглядело безумным. Но те, кто страдает от переохлаждения, обычно кажутся абсолютно нормальными, когда их охватывает смертельно опасное безумие.

— Видите тот кусок обвалившегося карниза? — спросила Реджи. Голос ее был немного взволнованным, и дышала она часто, но рассуждала вполне логично.

Мы повернули головы и увидели — примерно в шести футах левее каменного трамплина в вечность.

— И что с того? — спросил я. — Возвращайтесь, Реджи, пожалуйста. Просто ползите назад.

— Заткнитесь, Джейк. — Ей приходилось перекрикивать свист и вой ветра. Она указала на то место, о котором говорила. В геометрически правильном, обтесанном ветром карнизе из снега и льда была «откушена» дуга шириной около пяти футов.

— Леди Бромли-Монфор имеет в виду, что здесь мог кто-то упасть, — сказал Пасанг с довольно приятным оксфордским акцентом. — Возможно, в прошлом году.

— Если год назад отсюда кто-то упал, — возразил я между приступами кашля, — карниз восстановил бы прежнюю форму.

— Не обязательно, — сказал Дикон. — Давайте, Реджи. Только осторожно.

Она поползла дальше, на крошечный каменный выступ — я бы точно не доверил вес своего тела этому жалкому осколку скалы над пропастью, — затем достала из-за спины бинокль, направила его вниз, несколько раз повела вправо-влево и замерла.

— Вон они, — сказала Реджи.

— Кто? — вскрикнул я. Моей первой мыслью было: немцы подбираются к нам с вертикальной южной стороны гребня.

— Майер и кузен Персиваль. — Голос Реджи не дрогнул.

— Но с помощью этого бинокля вы не можете видеть поверхность ледника, — сказал Жан-Клод.

Реджи покачала головой и крикнула сквозь рев и свист ветра:

— Они лежат недалеко и по-прежнему связаны. Веревка зацепилась за скалистый выступ примерно в ста футах ниже нашего гребня. Тело Майера лежит головой вниз на левой стороне скалы. Тело Перси висит в воздухе, поворачиваясь на ветру, головой вверх, с западной стороны.

— Каким образом «бельевая веревка» Мэллори не порвалась от сильного удара об острый камень и продержалась целый год на такой высоте? — прошептал Жан-Клод.

Реджи не могла его слышать из-за воя ветра — в отличие от Дикона.

— Кто знает… — произнес он. Потом повысил голос, обращаясь ко всем: — Теперь мы должны придумать, как поднять их обоих, пока старая веревка еще цела.

Я подумал об идущих за нами по пятам немцах с пистолетами. Добрались ли они уже до первой ступени? А до гладкого выступа на траверсе? В любом случае они преследуют нас, а Дикон сказал, что Бруно Зигль ни за что не отступит; И у этого нациста «люгер» и снайперская винтовка Дикона. Вместе с ним сюда поднимаются другие вооруженные нацисты.

Я решил пока не упоминать о немцах. И не думать о них.

— Размотайте веревки, — приказал Дикон. — Реджи, оставайтесь на месте. Мы идем к вам. Кого-то нужно спустить, чтобы он обвязал веревки вокруг каждого тела.

— Меня, — предложил Жан-Клод. — Я самый легкий.

Дикон кивнул. «Слава Богу, что не меня», — подумал я и тут же устыдился своих мыслей.

Затем мы — Дикон и Пасанг стоя, мы с Же-Ка на четвереньках — стали приближаться к Реджи и северному краю Северо-Восточного гребня.

Глава 18

Достать два болтающихся над пропастью тела с помощью веревки, узлов, обвязки, карабина и страховки было сложной задачей — по крайней мере, для усталых, страдающих от недостатка кислорода и плохо работающих мозгов на высоте больше 28 000 футов над уровнем моря.

Первым делом мы прикрепили четыре веревки к столбу в форме гриба, каменная «ножка» которого выглядела достаточно прочной, способной без труда выдержать вес нескольких роялей. Одну веревку передали Реджи, которая — по настоянию Пасанга и Дикона — пристегнула к страховке карабин обвязки. Но смотреть, как она лежит на узкой скале, а голова и плечи далеко выдаются над пропастью, все равно было страшно.

Привязав страховочную веревку к грибовидному столбу и положив два ледоруба на кромку карниза, чтобы веревки не прорезали снег и лед, мы с Диконом — Пасанг держал еще две веревки с навязанными на них узлами и петлями лассо, — мы медленно опустили Жан-Клода с края глубокой пропасти. Нашими глазами была Реджи.

— Вот так… медленно… хорошо… хорошо… медленно… хорошо… теперь он футах в пятнадцати выше выступа и тел… хорошо… медленно… стоп… нет, еще немного… есть!

Хорошо, что я не видел своего французского друга, болтающегося под нами на высоте десяти этажей рядом с похожей на гнилой зуб скалой с перекинутой через нее старой потрепанной веревкой толщиной в три восьмых дюйма, гнилые хлопковые волокна которой держали два мертвых тела, медленно поворачивавшихся на неослабевающем ветру.

— Он подает знак, что хочет сначала привязать Персиваля, — сказала Реджи. — Просит спустить ему около шести футов второй веревки.