Мерзость, стр. 139

В тот момент я стоял, опираясь на свой ледоруб, и смотрел почти прямо вниз, мимо своих ботинок, и видел, как она поскользнулась. Правый ботинок с надетой «кошкой» опустился на присыпанный снегом камень, который должен был бы стать надежной точкой опоры — таких выступов в овраге было много, и мы использовали их, — но не стал. Камень сорвался и покатился вниз, а Реджи упала на бок и, громко вскрикнув, сразу заскользила по склону.

Надо отдать ей должное — при падении она не выпустила ледоруб, сумела перевернуться на живот и вонзила широкую лопатку в снег, начав самозадержание. Ее движения были уверенными и неожиданно грациозными, выдавая опытного альпиниста.

Но «кошки» с 12 зубьями — так помогавшие нам на склонах в последние несколько дней — глубоко зарылись в снег, и скользящая вниз Реджи перевернулась, выпустив из рук длинный ледоруб.

Теперь она съезжала головой вниз, приближаясь к крутому обрыву и острым скалам внизу. Пасанг мгновенно повернулся и огромными шагами запрыгал по оврагу, но шансов остановить падение Реджи у него не было. Она уже проделала две трети пути и, набирая скорость, неслась к 100-футовому обрыву над высшей точкой того небольшого углубления, в котором я нашел тело Мэллори. Дальше она кубарем покатится вниз и разобьется насмерть.

И тогда леди Кэтрин Кристина Реджина Бромли-Монфор проделала нечто невероятное.

Вместо того чтобы беспомощно цепляться за снег варежками или обтянутыми перчатками пальцами, тщетно пытаясь замедлить падение, как поступило бы большинство, она, продолжая скользить по расширяющемуся оврагу, ловким движением протянула руки к рюкзаку, который каким-то образом не слетел с нее, и достала два коротких ледовых молотка конструкции Жан-Клода, надежно закрепленных ремешками над боковыми карманами для бутылок с водой.

За несколько мгновений до того, как упасть с самого крутого участка Северной стены, Реджи продела запястья в темляки, оттолкнулась одним молотком, чтобы перевернуться лицом вверх, а затем подняла обе руки и глубоко вонзила клювы молотков в снег. Последовали еще три быстрых как молния удара, и Реджи перестала вращаться, хотя продолжала скользить вниз.

Потом еще два сильных удара, всем телом; молотки ушли в снег так глубоко, что не были видны варежки на руках, и Реджи остановилась всего в нескольких ярдах от обрыва, спускавшегося к самому подножию Северной стены.

Дикон с Пасангом продолжали огромными, опасными прыжками нестись вниз, за несколько минут теряя многие футы высоты, на преодоление которых ушло не меньше часа. Они почти одновременно остановились рядом с Реджи — та лежала на снегу лицом вниз, раскинув в стороны руки и ноги и подняв вверх «кошки». Мы с Же-Ка хотели спуститься к ним, но Дикон крикнул, чтобы мы оставались на месте — и так уже потеряно слишком много времени.

Через минуту Реджи уже сидела — ботинок с «кошкой» на ноге Пасанга служил ей упором, не позволяя соскользнуть вниз — и пила горячий чай из термоса, который протянул ей Дикон.

Ветер по-прежнему был такой слабый, что мы с Жан-Клодом слышали каждое слово Реджи, сидевшей в 100 футах ниже нас на почти вертикальном склоне.

— Дура, дура, — повторяла она. — Дура!

Пасанг осмотрел ее — просунул руки под верхние слои одежды, ощупывая руки, ноги и туловище. Глядя на него, я пожалел, что я не врач. Потом он крикнул нам, что с леди Бромли-Монфор все в порядке, за исключением нескольких синяков и ушибов.

— Нужно проверить ваши лодыжки. — В тоне Дикона чувствовалась тревога. Нередко резкое опрокидывание в результате торможения «кошками» при скольжении приводит к растяжению и даже перелому лодыжек или голеней, в чем мы сами убедились на примере Джорджа Мэллори. На нем даже не было «кошек», а он все равно погиб. Одни лишь тяжелые ботинки стали причиной перелома большой берцовой кости, белый обломок которой торчал из его ноги.

С помощью обоих мужчин Реджи встала и слегка покачнулась, но громадная ладонь Пасанга не дала ей упасть.

— Больно… лодыжкам, я имею в виду… но растяжения нет. И ничего не сломано.

Пасанг опустился на колени справа от нее, и на секунду мне показалось, что он молится. Потом я понял, что шерпа затягивает ремни на «кошках» леди.

— Вот ваш ледоруб, — сказал Дикон и протянул ей инструмент.

Реджи нахмурилась — я стоял выше ее на 100 футов и видел ее лицо в профиль.

— Это не мой ледоруб.

— А чей же еще? — удивился Дикон. — Я нашел его там, куда он отскочил, в овраге в двадцати футах правее вас.

— Вон мой старый ледоруб, в снегу примерно посередине оврага, — махнула рукой Реджи. — Глупо было выпускать его из рук. А это новый ледоруб Шенка.

— Вы не отпускали свой ледоруб, миледи, — сказал доктор Пасанг. — Его вырвало у вас из рук. Если бы вы затянули темляк — как с ледовыми молотками, — крутящий момент просто сломал бы вам запястье.

— Да, — рассеянно подтвердила Реджи. — Но чей же это ледоруб? Выглядит абсолютно новым, но дерево рукоятки темнее, чем у моего. И на нем три зарубки примерно в двух третях от конца…

— Три зарубки? — Голос Дикона звучал как-то странно. Он взял ледоруб из рук Реджи и внимательно осмотрел. Затем вытащил из рюкзака бинокль и начал изучать узкий овраг справа от того, в начале которого стояли мы с Же-Ка. С каждой секундой я мерз все сильнее, особенно ноги.

— Там что-то есть. — Рука Пасанга указывала наверх.

— Да, — подтвердил Дикон. — Человек. Тело.

Втроем — первый десяток шагов двое высоких мужчин поддерживали Реджи, неуверенно шагавшую на своих «кошках», — они стали подниматься по оврагу, но не назад, где почти у самого верха стояли мы с Же-Ка, а к более узкому и крутому, справа от нас. Там нас что-то ждало — или кто-то.

Глава 15

Я первым добрался до человека в другом овраге, потому что немного схитрил. Вместо того чтобы спуститься по своему оврагу, а затем снова подняться по соседнему, как разумно поступили все остальные, включая Жан-Клода, я использовал остаток сил, чтобы перебраться через девятифутовую гряду из камней, разделяющую два оврага, и спрыгнул с нее на снег, едва удержался на ногах, отчаянно размахивая руками, а затем поспешно вогнал в снег ледоруб. Эти глупые и опасные действия привели меня к трупу на несколько минут раньше остальных.

То, что это труп, я понял сразу. И — даже с учетом моего очень ограниченного знакомства с мертвецами — выглядел он странно.

Высокий мускулистый мужчина сидел на плоском камне всего в нескольких ярдах от того места, где после падения остановилось его тело. Он словно застыл.

Английский альпинист, сомнений в этом быть не могло. Как и у Мэллори, у него за спиной не было кислородных баллонов или рамы для них. На нем был потрепанный ветром анорак поверх норфолкской куртки, из-под которой выглядывали несколько шерстяных свитеров, на голове — остатки мотоциклетного или летного шлема, странно сдвинутого набок, а также лохмотья большой шерстяной шапки. Очки отсутствовали, и лицо было открыто всем стихиям.

Я наконец понял, почему его поза показалась мне странной: труп застыл в сидячем положении, сложив ладони вместе, то ли в молитве, то ли в попытке согреть руки. Причем ладони были зажаты между поднятыми коленями, так крепко притиснутыми друг к другу, что казались цельной замерзшей массой.

Собравшись с духом, я присел и посмотрел в лицо мертвеца.

Красивое лицо и, вероятно, очень молодое, хотя год пребывания на такой высоте, а также ветер и солнце оставили на нем свой отпечаток. Я видел глубокие следы в тех местах, куда прижималась кислородная маска в последний день его жизни: у переносицы красиво вылепленного носа и по обе стороны того, что когда-то было изящно очерченным ртом. Смотреть на его рот было жутковато, поскольку либо последний вздох, либо натянувшиеся уже после смерти связки приоткрыли его, отодвинув сморщенные губы от белых зубов и обнажив коричневые десны.

Глаза были закрыты — они глубоко ввалились, словно в них отсутствовали глазные яблоки — и заполнены снегом и льдом. Правая сторона некогда красивого молодого лица осталась практически нетронутой, если не считать странных, прозрачных полосок кожи, свисавших со щек, лба и подбородка. Рана на левой стороне лица, которую я поначалу принял за полученную при падении, при ближайшем рассмотрении оказалась делом воронов, клевавших замерзшую кожу, чтобы добраться до глубоких слоев. В результате обнажились кость левой скулы, все зубы с левой стороны лица бедняги, а также коричневые мышцы и связки. Признаюсь, мне стало не по себе — словно эта сторона лица трупа широко мне улыбалась.