Люси Краун, стр. 30

По мокрой лужайке она поспешила к дому.

Открыв дверь, она увидела Джефа, стоящего в середине комнаты с грамофоном под мышкой, готового к отступлению. Он казался таким маленьким, проигравшим и утратившим всю свою важность, что сразу было видно, что Оливер получил все, чего добивался.

Оливер стоял в другом конце комнаты, бесстрастный и неизменно вежливый.

Люси бросила короткий взгляд на Джефа и повернулась к Оливеру:

— Уже все?

— Полагаю, что да, — ответил он.

— Люси… — начал Джеф.

— Иди, Джеф, — сказала она, намеренно не закрывая за собой дверь.

Подавленный с покорным видом Джеф вышел, неуклюже ступая от тяжести грамофона.

Оливер смотрел ему вслед. Затем он неспеша размеренными движениями закурил сигарету, ощущая присутствие жены, которая застыла возле двери, наблюдая за каждым его жестом.

— Приятнейший молодой человек, — наконец нарушил молчание Оливер. -Очень даже.

Я не справлюсь, поняла Люси. Не сегодня. Не под этим его насмешливым взглядом. Не перед лицом такой снисходительности и самоуверенности. Она ощутила дрожь и уже даже не могла вспомнить, что намеревалась делать там стоя у озера. Все чего она хотела сейчас — это как-то пережить ближайшие несколько минут, перетерпеть.

— Ну? — спросила Люси.

Оливер устало улыбнулся в ответ:

— Он кажется… Слишком привязался к тебе.

— Что он сказал? — настаивала она.

— О… Ну что обычно говорят, — иронизировал Оливер. — Что я не понимаю тебя, что ты чистая и хрупкая. Что во всем виноват он сам. Что он хочет жениться на тебе. Что ничего подобного с ним еще не случалось. Очень рыцарский поступок. Но ничего нового.

— Он лжет, — сказала Люси.

— Ну, Люси, — Оливер сделал усталый едва заметный жест рукой.

— Он лжет, — упрямо повторила Люси. — Он безумный мальчишка. Он был здесь все прошлое лето. Я его не встречала, но он следил за мной из-подтишка, следовал за мной повсюду. Никогда ни словом не обмолвившись со мной, он просто наблюдал. Все лето. — Она затараторила, стараясь потоком слов захлестнуть мужа, не дать ему вставить слово. — И теперь этим летом он приехал, только потому что узнал, что я буду здесь. И однажды я совершила ошибку. Я признаю это. Это было глупо. Я позволила ему поцеловать себя. И все вылезло наружу. Как он влюбился в меня с первого взгляда. Как преследовал меня. Как всю зиму писал мне десятками письма и не отправлял их. Как невыносимо ему не видеть меня. И прочие детские глупости. Я хотела позвонить тебе и все рассказать. Но я думала, что ты будешь нервничать. Или устроишь сцену. Или подумаешь, что это моя уловка, чтобы избавиться от него. Или посмеешься надо мной за то, что я сама не могу справиться с таким мальчишкой. Или еще скажешь — ну вот как всегда, она нуждается в помощи и не может сама о себе позаботиться, как все взрослые люди. Я уговаривала себя, это всего на шесть недель, всего на шесть недель. Я старалась не подпускать его к себе. Чего я только не придумывала. Я высмеивала его. Я не скрывала свою скуку, я злилась, я предлагала ему обратить внимание на других девушек. Но он настаивал на свое. И возвращался со словами «И все равно…». Но ничего не было. Ничего.

— У него совсем другая версия, Люси, — спокойно возразил Оливер.

— Естественно. Он хочет скандала. Он сам сказал мне. Однажды он даже пригрозил, что напишет тебе и скажет, что мы любовники, чтобы ты вышвырнул меня из дома и чтобы я осталась с ним. Что мне сделать, чтобы ты поверил? — Ничего, — сказал Оливер. — Потому что ты лгунья.

— Нет, — сказала Люси. — Не смей говорить такие вещи.

— Ты лжешь, — повторил Оливер. — И ты мне противна.

Все ее сопротивление было мгновенно сломлено, все притворство улетучилось, и она вытянув вперед руки как слепая шагнула вперед:

— Не надо… Пожалуйста, Оливер.

— Не подходи ко мне, — отрезал Оливер. — Это еще хуже. Ложь. Это непростительно. Со временем, я наверное, смогу забыть твоего летнего студентика. Но ложь! Особенно ложь по отношению к Тони. Боже, что ты пыталась сделать? Что ты за женщина?

Люси опустилась на стул, уронив на грудь голову.

— Я сама не знала, что я делаю, — почти беззвучно произнесла она. -Мне страшно, Оливер. Мне так страшно. Мне так хочется спасти нас, нас обоих, нашу семью.

— К черту такую семью, — сказал Оливер. — Ты лежала в его объятиях, смеялась надо мной, жаловалась, А твой сын стоя снаружи наблюдал за вами через окно, потому что вам так не терпелось прыгнуть в постель, что не заботились даже о том, чтобы плотно задернуть шторы.

Люси застонала:

— Все было совсем не так.

Оливер стоял над жней, яростно выкрикивая:

— Так это нашу семью ты собиралась спасать?

— Я люблю тебя, — прошептала она, не поднимая голову и не глядя на Оливера. — Я люблю тебя.

— Предполагается, что здесь я должен растаять? — спросил Оливер. — Ты ожидаешь, что я скажу, что все в порядке, что это нормально, что лгала мне все пятнадцать лет, и что собираешься лгать еще пятнадцать? И только потому что когда обман раскрылся, у тебя хватило наглости сказать, что ты любишь меня?

— Это первый раз, — без всякой надежды в голосе сказала Люси. — Я никогда раньше не лгала тебе. Клянусь. Не знаю просто, что на меня нашло. Мне нельзя было оставаться одной. Я же умоляла тебя. Ты обещал приехать и так и не приехал. Я сказала ему, что больше не хочу видеть его. Можешь спросить у него.

Оливер резко взял в руки свою шляпу, пальто и походный чемоданчик. Люси испуганно подняла глаза.

— Ты куда?

— Не знаю, — ответил он. — Подальше отсюда.

Люси встала, протягивая ему руку.

— Я пообещаю тебе все, что захочешь. Я сделаю все, что угодно, взмолилась она. Только не уходи. Не уходи. Не оставляй меня, пожалуйста.

— Я еще не оставляю тебя. Мне просто нужно побыть одному и решить, что делать дальше.

— Ты позвонишь? — спросила она. — Ты вернешься?

Оливер сделал глубокий вдох будто ужасно устал.

— Посмотрим, — сказал он и вышел. Через несколько секунд Люси услышала, как завелся мотор. Она так и осталась стоять посреди комнаты, без слез, опустошенно прислушиваясь к реву мотора. Дверь в коридор распахнулась и на пороге появился Тони.

— Где папа? — резко спросил он. — Я слышал шум машины. Куда он уехал? — Не знаю, — сказала Люси. Она протянула руку, чтобы дотронуться до плеча сына, но он отпрянул и бросился на крыльцо. Она слышала, как он побежал по дороге, зовя отца, голос его все удалялся и удалялся вслед исчезающему шуму мотора, который наконец полностью растворился в ночи.

Глава 12

Следующие десять суток Оливер старался как можно больше избегать всяческого общения, он мало появлялся на работе, сторонился друзей. Он отпустил темнокожую прислугу, сказав, что собирается питаться в кафе и ресторанах, и она отправилась в Вирджинию к своим родным, оставив его одного в пустом доме.

Каждый вечер, прийдя домой из офиса, Оливер сам готовил обед и съедал его в столовой его с суровой ритуальной безучасностью. Потом тщательно вымыв посуду он отправлялся в гостиную и садился перед камином и замирал в этом положении до часу или двух часов ночи, не открывая книгу, не включая радио, просто сидел не сводя глаз с холодного пустого очага, пока усталость не брала верх и не заставляла его лечь.

Он не звонил Люси и не писал ей. Перед тем, как наконец встретиться с ней, он хотел точно определить, что именно он собирается делать дальше. Всю жизнь решения давались ему нелегко, после длительного и тщательного обдумывания. Он не был тщеславен, но не отличался и излишней скромностью. Он верил в свой разум и умение прийти к правильному выводу, который выдержит испытание временем. Теперь ему предстояло принять решение относительно своей жены и сына и себя самого, и он не спеша в одиночестве предавался раздумьям.

Принятие решения на этот раз оказалось более длительным и трудным процессом, чем он ожидал, потому что вместо того, чтобы обдумывать проблему, он то и дело представлял себе Люси в объятиях Джефа, слышал их шепот, тихий смех в темноте комнаты и невыносимые жесты любви. В эти мгновения, одиночество и пустота дома подталкивали его написать Люси и сказать, что между ними все кончено, что он больше не желает видеть ее. Но он не поддавался соблазну. Может через неделю другую письмо будет написано, но оно должно быть результатом серьезных размышлений, а не самоистязания. Он дал себе передышку, чтобы прийти в себя; и только когда он полностью овладеет собой и своими чувствами, он будет действовать. Ревность, если это была ревность, принесла ему больше мучений, чем любому другому мужчине, привыкшему постоянно испытывать это чувство. Ревнивец всегда рассчитывает на то, что его предадут. Он находится в состоянии осады, он убежден, рано или поздно в его крепости образуется брешь, и нужно заранее подготовиться к поражению. Оливеру никогда в жизни не приходила в голову мысль о возможной измене, он был не готов к этому удару и почувствовал себя беззащитным и безоружным.