Маскарад (ЛП), стр. 31
После первого всплеска страха я становлюсь совершенно без эмоциональным, холодным, как лед.
Нормальные люди побаиваются длинных теней, стелящихся фактически по земле, пересекаемые красными лучами, которые используют практически во всех галереях мира, для них они туманны и жестоки. Но не для меня. Я упиваюсь ими. Они превращают парящий сводчатый потолок в низкий, черный вакуум таинственности. Сухой острый запах воздуха, прошедший через ионизатор с угольным фильтром, существующий во всех музеях: это духи для меня. И камеры безопасности, установленные высоко на стенах, с помощью которых пугают вас, не разрешая ни к чему прикасаться, что ж, позвольте я скажу вам, они не настоящие, это слишком дорого. Большинство музеев не оснащено достаточно хорошо такой техникой. Если вы снимете итальянский шедевр со стены, то галерея сразу запечатает вас внутри с этим шедевром.
Когда я думаю о себе, то вижу себя исключительно тихо скользящим по крыше, или присевшим на корточки, или же балансирующем на парапете, сканируя передвижения по улице. Это то, ради чего я родился. Даже будучи еще ребенком, я мог раскачиваться на дереве, как коала.
Но иногда мне кажется, что я падаю с высоты семидесяти футов, сделав шаг вниз, на колья, торчащие в ограде. Они протыкают бедра у меня в двух местах. Я никогда не забуду боль снимая свое тело с неумолимого металла, оставляя на нем кровь и куски плоти. Я просыпаюсь иногда от этой ужасной боли. И мечтаю, чтобы колья в ночном кошмаре вошли мне в сердце. Даже несмотря на это, я не перестал бы заниматься этим, а повторил бы все сначала.
Даже свое падение.
Знаешь ли, настоящая жизнь, которую ведут большинство людей мучительно скучная. Она слишком скучна для меня. Я бы предпочел оставаться неизменным грешником, таким, каков и есть.
Я не рассказал Билли всю правду!
Я хотел, но не смог.
Да, я сказал, что вор и сказал, что делаю это только ради опасности. Несмотря на то, что я четко знаю, даже уверен, что это может быть в последний раз, я все равно продолжаю. Это моя самая большая страсть — красться по крышам, проникать в помещения, избегать новейших систем безопасности, чтобы получить трофей. Все это верно только до определенного момента.
Все было именно так. Я заполнял свой мешок трофеями до определенного дня, дрейфуя по светским вечеринкам сквозь нагромождение камней и яркого блеска, обычных бриллиантов из своего или из чужого сейфа, я вдруг увидел редкий и великолепный 40.63 карат, в форме сердца бирманский рубин на 155 карат в бриллиантовом колье.
Я не мог отвести от него глаз и от него шел такой стимул, такая энергетика. В данном случае воровство уже не выглядело, как половой акт, это было что-то гораздо более мощное, можно даже сказать любовь с первого взгляда. Это давало мне такое удовлетворение, какое не давала не одна женщина.
Я был пленен им, точнее сказать — загипнотизирован. Я понял, почему люди убивают за бриллианты. Для меня это было сродни стоять на палубе тонущего Титаника и обсуждать, что было бы, если бы мы не столкнулись с айсбергом, если бы мы шли немного медленнее или корабль повернул больше к северу. Но все уже произошло — корабль тонул.
Потребность украсть эти великолепные камни неслыханная и неопровержимая. Высшая недостижимая вещь, которую необходимо иметь любыми средствами. За свою жизнь я перепробовал все. Извращенный секс в странных ночных клубах, где нет никаких табу, но это даже не идет ни в какое сравнение с похищением этих красивых предметов.
Почему я не рассказал Билли это?
Потому что, если я бы я рассказал ей об этом, за этим последовало бы что-то еще, что ей однозначно не понравилось бы. Мой мобильный звонит, я бросаю взгляд на него — это Эбени. Что-то, что привлекает за собой Эбени, что-то незаконченное.
Глава 23
Билли Блэк
В тот день я просыпаюсь рано, не могу спать. Всю ночь я проворочалась. Джерон не ночевал со мной. Он сказал, что у него важное дело, как только он произнес эти слова, у меня возникло в животе ужасное ощущение — предчувствие.
— Что ты должен сделать? — спрашиваю я его.
— Это не опасно. Я просто должен помочь другу, — отвечает он.
— Мне страшно, — говорю я.
— Не бойся. Это пустяки.
— Могу я пойти с тобой?
— Ах, дорогая, я бы очень хотел взять тебя с собой, но не могу.
Именно из-за этого я плохо спала, проснулась еще до рассвета и провела время рисуя. Но до конца так и не смогла сосредоточиться, и мне совершенно не понравилось то, что я нарисовала.
Я несколько удивлена, когда в такую рань звонит телефон — это Лана.
— Я разбудила тебя? — спрашивает она меня.
— Я уже не сплю, — отвечаю я, ее голос звучит как-то странно и напряженно.
— Что случилось? — интересуюсь я. Мне кажется, что это как-то затронет меня. Я закрываю глаза и жду, и она сообщает именно то, чего я так опасалась.
— Нас ограбили этой ночью.
— Что? — сипло спрашиваю я.
— Не волнуйся, твой сапфир находится в банке. В сейфе было другое.
— Вас ограбили? — в шоке шепчу я.
— Они напортачили, и полицейские поймали одного из них — женщину.
Я чувствую, я реально это чувствую, как кровь отливает от моего лица.
— Женщину? — тупо переспрашиваю я.
— Да, женщина. Они посадили ее в тюрьму и...
— Лана, как ее зовут?
— Понятия не имею, — она удивленно замолкает. — Почему ты спрашиваешь?
— Мне просто необходимо знать ее имя. Ты не могла бы узнать?
— Конечно. Я попозже позвоню Блейку и узнаю у него.
— Нет. Сейчас. Мне нужно знать это сейчас. Пожалуйста.
— Билли, что происходит?
— Я обещаю, что все тебе расскажу. Просто узнай ее имя сначала.
— Хорошо, я перезвоню.
Я отключаюсь от разговора и набираю номер Джерона — его телефон выключен. Мои руки дрожат, я крепко соединяю пальцы, потом разжимаю и прислоняю к лицу. Должно быть какое-то другое объяснение всего этого. Я смотрю на телефон. На самом деле за эти минуты, я не могу ничего делать другого, только как смотреть на телефон, ожидая звонка. В голове не единой мысли, только пульсирующая боль, мне так хочется запихнуть ее в какой-нибудь плотный шар и заснуть. Раздается звонок телефона, я подпрыгиваю, словно испуганная кошка.
— Билли, — говорит Лана, и после этого ее слова я уже знаю. — Эбени.
Я закрываю глаза.
— Что происходит, Билли? Она обвиняет Джерона в том, что он это сделал.
Тихий, самопроизвольный звук слетает у меня с губ. Я вспоминаю, как она подначивала меня своим вопросом: «Так спроси его, почему он выбрал тебя? Спроси его, почему он вообще появился в твоей жизни?» Конечно, теперь все это приобрело определенный смысл. Когда он встретил меня на выставке, на Лане Баррингтон были украшения. Я помню тот вечер очень отчетливо, так вот как они действовали. Сейчас я понимаю, почему в самом начале ему было так любопытно узнать о Лане.
И я была такой идиоткой, которая привела его сама к этим королевским драгоценностям. Я сама привела его к Блэйку, причем сделала это легко. Я пытаюсь вспомнить, замедлился ли он, рассматривая дверной замок? Конечно, он с таким любопытством расспрашивал о Лане. Мои вдохи становятся нервными. Тоска, какую я никогда не испытывала прежде, и которую я даже никогда не могла себе представить, ударяет меня в живот. Я кажется собираюсь, бл*дь, заплакать.
— Мне нужно идти. Я позвоню тебе позже, — с трудом выдавливаю я.
— Билли, я приеду, — говорит Лана.
— Ладно, приезжай.
Она вешает трубку, и я чувствую, как мои глаза начинают заполняться невыплаканными слезами. Он использовал меня, все было ложью. Все, что было.
Внезапно я чувствую слабость и беспомощность. Мне хочется завыть от этой ужасной тоски и дикого ужаса, но я едва шепчу. Я пытаюсь сдержать злые слезы, но горло так першит, что они начинают катиться, я до боли сжимаю глаза, чтобы их не было. Дерьмо. Я на самом деле сейчас заплачу. Я пытаюсь моргать, но одна или две слезинки все равно начинают сползать по моим щекам. Я наблюдаю, как поменялось выражение моих глаз. Жалость? Черт с ним. Я не позволю никому меня жалеть. Я заставляю себя сесть и пытаюсь успокоиться. Но мое сердце сжато холодном, словно заиндевелый камень.