Астронавты в лохмотьях, стр. 23

Он должен был радоваться, что остался жив и здоров, имеет пищу, кров и страстную женщину, в то время как новая заразная форма птертоза истребила более двух третей населения империи. Но ему по-прежнему казалось, что жизнь проходит зря. Инстинктивно отрицая учение Церкви о бесконечной последовательности воплощений то на Мире, то на Верхнем Мире, он знал, что ему дарована лишь одна жизнь, и перспектива впустую растратить ее остаток была невыносима.

Несмотря на бодрящую свежесть утреннего воздуха, грудь Толлера тяжело вздымалась. Он будто задыхался, и его охватило состояние, близкое к иррациональной панике. Отчаянно желая избавиться от него, Толлер сделал то, чего не делал со времен ссылки на Хаффангер.

Он открыл ворота во внутреннем экране Башни, пересек буферную зону и вышел за внешний экран – постоять на незащищенном склоне Зеленой Горы.

Перед ним на целую милю простирались пастбища, с давних пор принадлежавшие сословию ученых, а нижний их край скрывался за деревьями и полосой тумана.

Воздух был неподвижен, и опасность нарваться на шальную птерту не грозила, но символический акт непослушания снял накопившееся внутреннее напряжение.

Толлер отцепил от пояса птертобойку и собрался спуститься вниз по склону, но тут неожиданно его внимание привлекло какое-то движение у нижнего края пастбища. На просеке лесочка, отделявшего территорию ученых от городского района Силарби, появился одинокий всадник.

Толлер вытащил любимую подзорную трубу, посмотрел в нее и увидел, что всадник– королевский посланник: на груди у него красовался синий с белым символ курьера – перо и меч.

Заинтересовавшись, Толлер присел на выступ вроде скамейки и стал наблюдать за гостем. Ему вспомнился предыдущий случай, когда прибытие королевского посланника освободило его от прозябания на опытной станции в Хаффангере. Сейчас обстоятельства были совершенно иными. После скандала в Радужном Зале Большого Дворца магистра Гло перестали замечать. В прежние времена гонцы часто привозили секретные королевские послания, которые нельзя было доверить солнечному телеграфу, но теперь просто не верилось, что король Прад желает связаться с магистром Гло по какому бы то ни было поводу.

Всадник приближался неторопливо и беззаботно. Если бы он выбрал чуть более длинный маршрут, то мог бы проехать до резиденции Гло под удушающей сеткой городских противоптертовых экранов. Но гонец, как видно, наслаждался открытым небом, игнорируя некоторый риск угодить под птерту. Толлеру пришло в голову, что посыльный похож на него: его тоже раздражают обязательные противо-птертовые предосторожности, символы осадного положения, навязанного уцелевшим.

Великая перепись 2622-го, прошедшая всего четыре года назад, установила, что в империи проживает почти два миллиона граждан с полным колкорронским гражданством и около четырех миллионов с подчиненным статусом. К концу первых двух лет чумы все население составляло менее двух миллионов.

Часть выживших уцелела благодаря необъяснимому иммунитету ко вторичной инфекции, но подавляющее большинство находилось в постоянном страхе и в борьбе за жизнь уподобилось ничтожным полевым вредителям, забившимся в тесные норы.

Дома, лишенные экранов, снабдили воздухонепроницаемыми уплотнениями, которые во время птертовой тревоги закреплялись поверх окон, дверей и дымоходов, а сельские жители покинули свои фермы и переселились в рощи и леса – естественные, неприступные для птерты крепости.

В результате сельскохозяйственное производство упало и не могло прокормить даже сократившееся население. Толлер, впрочем, с неосознанным эгоцентризмом молодости не задумывался о статистике, которая подтверждала катастрофу национального масштаба. Для него все это было нечто вроде театра теней, смутным мерцающим фоном, а центральной драмой являлись личные дела. И вот как раз в надежде узнать что-нибудь хорошее для себя он поднялся навстречу подъезжавшему королевскому посланнику.

– Добрый утренний день, – поздоровался Толлер. – Что привело тебя в Зеленогорскую Башню?

Мрачный худощавый курьер имел вид человека, уставшего от светской жизни, однако он остановил синерога и довольно любезно кивнул.

– Послание – но оно предназначено исключительно магистру Гло.

– Магистр Гло еще спит. Я Толлер Маракайн, личный помощник магистра Гло и наследственный член сословия ученых. У меня нет желания совать нос в чужие дела, но мой хозяин нездоров и рассердится, если я сейчас разбужу его, разве что дело очень срочное. Позволь мне узнать суть послания, чтобы я мог решить, как поступить.

– Свиток опечатан. – Курьер лицемерно вздохнул. – И мне не полагается знать содержание.

Толлер пожал плечами, принимая условия знакомой игры.

– Какая жалость! А я надеялся, что мы с тобой сможем слегка скрасить себе жизнь.

– А приятное у вас пастбище. – Курьер повернулся в седле, воздавая должное выгону, по которому только что проехал. – Надеюсь, хозяйство его светлости не пострадало от нехваток продовольствия…

– Ты, вероятно, проголодался, пока ехал в такую даль, – заметил Толлер. – Я с радостью угощу тебя завтраком, достойным героя, но не знаю, есть ли у нас время. Может быть, мне следует сейчас же идти будить магистра Гло?

– Наверно, разумнее все-таки позволить его светлости отдохнуть. – Курьер спешился и доверительно наклонился к Толлеру. – Король вызывает его в Большой Дворец на особое совещание, но до назначенного срока еще четыре дня. Вряд ли вопрос столь уж неотложный.

– Возможно. – Толлер нахмурился, пытаясь переварить поразительную новость. – Возможно, и не столь.

Глава 7

– …И я вовсе не уверен, что поступаю правильно, – сказал магистр Гло, когда Толлер Маракайн закрепил на нем раму для ходьбы. – Я думаю, благоразумнее, не говоря уж о том, что честнее по отношению к тебе, взять в Большой Дворец одного из слуг и оставить тебя… гм… здесь. Дома хватает работы, к тому же у тебя не будет неприятностей.

– Прошло два года, – ответил Толлер упрямо, – и у Леддравора было достаточно забот, чтобы напрочь забыть обо мне.

– Не стоит на это рассчитывать, мой мальчик. У принца определенная репутация в таких вопросах. Кроме того, насколько я знаю тебя, ты вполне способен напомнить ему о себе.

– С какой стати я буду столь неосмотрителен?

– Я наблюдал за тобой последнее время. Ты как дерево бракки с просроченным зарядом.

– Я больше не делаю ничего такого, – автоматически сказал Толлер и тут же подумал, что он и в самом деле здорово изменился после первой стычки с военным принцем.

Доказательством служило то, как он справлялся с частыми периодами беспокойства и неудовлетворенности. Толлер более не доводил себя до состояния, в котором малейшее недовольство могло вызвать опасную вспышку, и научился, как все, отводить или сублимировать эмоциональную энергию. Он научился радоваться маленьким удовольствиям и мечтать о великом свершении, осуществить которое суждено немногим.

– Ладно уж, молодой человек, – поправляя пряжку, сказал Гло. – Я поверю тебе, но не забывай, пожалуйста, что совещание крайне важное, и веди себя соответственно. Я ловлю тебя на слове. Ты, конечно, понимаешь, почему король счел уместным… гм… вызвать меня?

– Может быть, возвращаются времена, когда с нами советовались по поводу великих загадок жизни? Не хочет ли король узнать, почему мужчины имеют соски, но не могут кормить грудью?

Гло хмыкнул:

– У тебя та же склонность к грубым шуткам, что и у брата.

– Я сожалею.

– Ты вовсе не сожалеешь, но я все же просвещу тебя. Идея, которую я два года назад посеял в уме короля, наконец дала плоды. Помнишь, ты говорил, что я парю выше и вижу?.. Нет, это сказал Лейн. Но вот о чем тебе нужно… гм… подумать, Толлер. Я старею, мне немного осталось, однако я готов поспорить на тысячу монет, что ступлю на Верхний Мир до того, как умру.

– Не стану спорить с вами, – дипломатично ответил Толлер, удивляясь способности старика к самообману. Любой, кроме, пожалуй, Ворндала Сисста, вспоминал о заседании Совета со стыдом. Ученые угодили в такую опалу, что их наверняка выселили бы с Зеленой Горы, если бы монарха не отвлекла эпидемия и ее последствия. И все-таки Гло убежден, что король высоко его ценит и воспринимает всерьез фантазии насчет колонизации Верхнего Мира.