Амфитеатр, стр. 1

Тормозные двигатели неприятно вибрировали. Бернард Харбен грудной клеткой ощущал их вибрацию.

Он слабо разбирался в технике, но интуитивно чувствовал, как возникающие напряжения испытывают на прочность элементы конструкции спускаемого аппарата. Опыт подсказывал ему, что все механизмы — особенно его съемочные камеры — ведут себя прилично лишь при самом бережном обращении. Харбен на миг удивился, как пилот терпит такое издевательство над аппаратом. «Каждому свое», — подумал он. И, словно в награду за веру, проработав точно рассчитанное время, двигатели выключились. Аппарат перешел в свободное падение, и наступила блаженная тишина.

Харбен посмотрел через прозрачный купол и увидел, как материнский корабль «Кувырок», продолжая движение по орбите, превращается в яркую точку. Сверху спускаемый аппарат освещало солнце, внизу сверкали бескрайние жемчужно-белые просторы незнакомой планеты, и все находящееся в посадочной капсуле, будто светясь, ярко проступало на фоне космоса. Пилот, почти скрытый массивной спинкой противоперегрузочного кресла, управлял полетом, практически не двигаясь. Харбен невольно восхищался мастерством и отвагой, с какими он вел скорлупку из металла и пластика через сплошные облака к намеченной точке неведомого мира.

В эти секунды Харбен испытывал редкое для себя чувство — гордость за Человека. Он повернулся к Сэнди Киро, сидящей рядом, и положил ладонь на ее руку. Сэнди продолжала смотреть прямо перед собой, но по чуть дрогнувшим полным губам Харбен понял, что она разделяет его настроение.

— Давай заявим сегодня ночью свои права на планету, — сказал он. У них была тайная игра, согласно которой физическая близость наделяла их правом владения той местностью, где это происходило.

Бледные губы слегка разошлись, давая желанный ответ, и Харбен, довольный, расслабился в кресле. Через несколько минут тишину спуска нарушил тонкий настойчивый свист — лодка вошла в верхние слои атмосферы.

Вскоре ее движения стали более резкими, почти судорожными, и, когда Харбен посмотрел на пилота, тот уже утратил свою богоподобную неподвижность и трудился как простой смертный. Внезапно их окутала серая пелена, спускаемый аппарат превратился в самолет, борющийся с ветром, облаками и льдом. И пилот, словно пониженный в чине, стал старомодным авиатором, пытающимся совершить посадку наперекор внезапно налетевшей буре.

Сэнди, не привыкшая к таким маневрам, встревоженно обернулась к Харбену.

Он улыбнулся и указал на свои часы.

— Уже почти пора обедать. Как только разобьем лагерь, сразу поедим.

Его очевидная озабоченность будничными делами, казалось, успокоила Сэнди, и она вновь откинулась на спинку кресла, осторожно расправив плечи. И снова пилот оправдал доверие Харбена. Корабль вырвался из слоя облаков и лег на курс к появившимся внизу горным цепям и террасам, образованным сдвигами пластов, к темной растительности и блестящей паутине небольших рек. Харбен с профессиональной быстротой оценил вид, достал из нагрудного кармана панорамную камеру и заснял остаток спуска. На удивление скоро пилот посадил лодку в тучах пыли, поднятой двигателями, и все трое ступили на хрусткую почву незнакомой планеты.

— Вот радиомаяк Бюро, — сказал пилот, указывая на низкую желтую пирамидку, которая словно бы присосалась к скалистой поверхности метрах в ста от них. Пилот был довольно уверенным на вид молодым человеком с мягкими золотистыми волосами. Глядя на него, можно было подумать, что все на свете ему давно надоело… «Напускное», — решил Харбен, учитывая крайнюю молодость пилота.

— Вы посадили нас в самую точку, — сказал он, проверяя свою догадку. — Поразительное мастерство!

Пилот на мгновение просиял, но тут же опять сделал серьезно-деловую мину.

— Через десять минут наступит местный полдень. Аппарат вернется ровно в полдень через шесть суток. Вам предоставляется на десять минут больше, чем оговорено контрактом.

— Щедро.

— Так мы ведем дела, мистер Харбен, — отозвался пилот, после чего предупредил их о денежных начетах в случае опоздания и напомнил, чтобы они перевели часы в соответствии с 30-часовым днем Хассана-IV. — Корабль прилетит за вами точно в назначенное время, — заключил он, — можете не сомневаться. Хотя пилотом, возможно, будет кто-то другой.

— О, надеюсь, что вы! — воскликнула Сэнди, включаясь в игру Харбена. — Я была буквально потрясена… Вас зовут Дэвид, да?

— Верно, — пилот не смог сдержать широкой улыбки. — Ну, мне пора. Счастливой охоты!

— Спасибо, Дэвид.

Сэнди и Харбен подхватили снаряжение и отошли на безопасное расстояние. Аппарат вертикально поднялся на несколько метров, застыл на миг, устанавливая курс, и рванулся в облака. Он исчез из виду прежде, чем стих волнами доходящий до них рев двигателей. И лишь когда замер последний шепоток, окончательно оборвавший осязаемую связь с остальным человечеством, Харбен почувствовал, что стоит на чужой планете.

Несмотря на высокую влажность, видимость была на удивление хорошей. Вдали просматривались серые холмы, густая растительность и водоемы — свинцовые, черные или нежно-серебристые в зависимости от того, как падал свет. Температура держалась на уровне 10џ, а с востока дул постоянный ветер, насыщенный запахами озона, мхов и мокрых камней. Птиц не было, как, впрочем, и другой живности, но Харбен знал, что в этом районе охотится одно чрезвычайно своеобразное существо, чьи методы убийства он подрядился заснять.

— Славный мальчуган, — беспечно заметила Сэнди.

— Его уже нет, — напомнил ей Харбен, деликатно намекая, что лучше выкинуть земные дела из головы и сосредоточить силы на успешном обживании незнакомого мира. Через два месяца истекал срок их брачного договора, и, хотя Харбен непрестанно клялся, что возобновит его, Сэнди, как ему казалось, не слишком-то в это верила и отправилась с ним в экспедицию с намерением укрепить связь. Он был бы только рад этому, если бы не то обстоятельство, что предыдущая группа, снимавшая петраформы, бесследно исчезла. Попытки отговорить Сэнди наталкивались на возражения скорее эмоциональные, нежели логические, и в конце концов Харбен согласился при условии, что она полностью — физически и морально — разделит с ним бремя работы.