Рельсы, стр. 71
Но, спасибо Насмешнику Джеку, ангела, сторожившего вход на мост, больше нет. Благодаря усилиям сальважира исчез и второй ангел, который загораживал вход. Пройдет время — быть может, много лет, — и вслед за «Мидасом» сюда придут иные поезда, иные люди. Путь открыт.
— Я тут думал, — сказал он. — Сначала про апдайверов. У тебя ведь наверняка есть костюмы для погружения, а, Сирокко? Интересно, что там, наверху. — Он посмотрел на горы вокруг. — А потом я подумал, что те же костюмы, в которых поднимаются наверх, можно использовать и для спуска. — Он ткнул большим пальцем через плечо, в сторону воды. Послушал, как бесконечно шелестят, обшаривая берег, волны.
— Тогда я опять подумал. Зачем менять направление? Я уже так давно иду в одну сторону. — Он посмотрел на Кальдеру. — Я хочу пойти туда, куда собирались твои мать и отец, — сказал он.
— Прошу прощения? — переспросил Деро.
— Что? — не поняла Кальдера. — Мы и так пришли.
— Вспомни, они ведь очень хотели учиться именно у баяджиров, — продолжал Шэм. — Их интересовали мифы и сказки, понятно, но не слишком ли далеко ходить за сказками-то, даже самыми лучшими? И тогда я стал думать, а чему еще можно научиться у баяджиров, только у них и ни у кого больше?
Шроаки не сводили с него глаз. Их возбуждение нарастало с каждым его словом.
— Помните тот последний вагон, который бросили ваши родители? — спросил Шэм. — Возле самого моста? Ну, странный такой? Я долго о нем думал. Прямо из головы выбросить не мог. И, кажется, понял, чего они хотели. Увидел это место и понял.
ЧАСТЬ IX
Дневная летучая мышь
Vespertilio diei
Воспроизведено с разрешения Шэма ап Суурапа, из личной коллекции
Глава 86
Никаких ритмовых имен, никаких стрелок, никакого перестука колес. Новое движение вызывает у Шэма восторженный крик.
Ему предшествовало прощание. Последняя колея рельсоморья давно скрылась из вида. Шэм упивается ударами волны в борт. Он вопит, когда его обдает пеной.
Много дней ушло на то, чтобы добраться до вагона, брошенного у моста Шроаками-старшими, проверить догадку Шэма и завершить то, что, как оказалось, уже было начато.
Потолок вагона законопатили, и он стал днищем. Ему придали удлиненную, заостренную с одного конца, обтекаемую форму. Внутри разгородили на водонепроницаемые отсеки, заполненные воздухом. Подготовили место для мачты — очищенного от коры прямого древесного ствола. В рундуках лежали подготовленные заранее веревки и большие куски парусины, на которые Шэм взирал глазами опытного человека. «Разве паруса годятся только для поездов?» — еще раньше задал он своим спутникам вопрос.
Над водой слой верхнего неба не такой плотный. Солнце радугой блестит в пене. Они подпрыгивают вверх и вниз посреди неизмеримого мокрого пространства. Дэйби сносит ветер, Шэма шатает из стороны в сторону. Привычка к рельсовой качке на этой палубе не подмога. На этой скачущей вверх и вниз палубе водяного вагона. «Надо придумать ему другое имя», — думает Шэм.
Деро с Кальдерой поднимают головы от парусов, которыми они заняты, и смотрят вверх. Шэм вспоминает приемы баяджиров и выкрикивает команды. Парусина надувается, поперечная балка на мачте делает резкий разворот, и суденышко устремляется вперед. Неведомо куда.
Шэм поднимает крышку люка, ведущего в кухню и маленькие перестроенные нижние кабины. У лестницы он останавливается, его внимание привлекает Напхи.
Капитан, единственная из команды кротобоя, кто остался с ними, стоит у борта, вглядываясь в серебристую чешую рыбьих косяков. Но ее интересуют не рыбы, ее взгляд задумчиво скользит мимо них. Вот она подается вперед, склоняется через ограждение палубы, вглядываясь в темную влажную глубину. Шэм улыбается.
Благодарности
С огромной признательностью Марку Боулду, Наде Боузиди, Мику Читхему, Джули Крисп, Рупе ДасГупта, Марии Давана Хедли, Хлое Хили, Дианне Хоак, Ратне Камат, Саймону Кавана, Джемайме Мьевиль, Дэвиду Моншу, Белле Паган, Анне Перри, Максу Шеферу, Крису Шлюпу, Джареду Шурину, Джейн Зудальтер, Джесси Зудальтер, Марку Тавани, Эвану Кальдеру Уильямсу и всем в издательствах «Макмиллан» и «Дель Рей».
Как всегда, я в огромном долгу перед таким количеством писателей и художников, что перечислить здесь их всех нет никакой возможности, однако для этой книги наиболее существенными оказались влияния Джоан Айкен, Джона Антробуса, Одри старшей и младшей, Кэтрин Бестерман, Люси Лейн Клиффорд, Даниэля Дефо, Ф. Теннисона Джесса, Эриха Кастнера, Урсулы ле Гуин, Джона Лестера, Пенелопы Лайвли, Германа Мелвилла, Спайка Миллигана, Чарльза Платта, Роберта Льюиса Стивенсона и братьев Стругацких.