Рассказы и повести, стр. 93
Онуте всякий раз негромко вскрикивала, долго разглядывала и ощупывала найденную вещь, клала её в сторонку, вытирала локтем глаза и снова принималась за работу.
Скоро вся кухонька была расчищена. Стал виден пол. Онуте подмела его веником, который тоже нашёлся среди обломков, опустилась на коленки и стала ползать, ощупывая покрытые извёсткой доски. Она долго шарила вокруг себя руками. Наконец она остановилась и тихо сказала:
— Вот… здесь…
В пол было втоптано медное кольцо. Оно было приделано к квадратной крышке. Щель между крышкой и остальной частью пола была еле видна.
Онуте подолом очистила кольцо от пыли. Миша присел на корточки, ухватился за него и стал дёргать. Но разбухшая от сырости крышка не поддавалась. Юргис и Онуте стали ему помогать. Они втроём дёргали, дёргали, дёргали, новее напрасно. Тогда стали помогать остальные ребята. Но ничего не выходило. Кольцо было маленькое, и столько пальцев просто не помещалось в нём.
Тогда Антанас взял свой плоский немецкий штык и продел его в кольцо. Миша и Бронек, Юргис и Онуте ухватились за концы штыка, поднатужились, и — раз! — крышка скрипнула и стала подаваться.
На белом от извёстки и штукатурки полу появилась чёрная, точно из бархата, квадратная дыра. Все столпились вокруг неё. Повеяло сыростью, холодом.
Онуте стояла рядом с Мишей. Она крепко сжала его руку:
— Ой, Миколас!.. Боюся!
— Ничего… ничего!.. Сейчас!
Миша достал из кармана жужжалку и направил её свет в яму. Круглый луч упал на земляное дно.
— Раньше тут была лесенка, — сказала Ону-те, — а потом… её убрали, чтобы не знали, что ходят…
Миша почувствовал, что она дрожит, как от холода. Эта дрожь передалась и ему. Он посмотрел на ребят, которые выстроились четырёхугольником вокруг чёрного квадрата, и показал пальцем в глубь ямы:
— Кто?
Юргис тряхнул головой и крикнул:
— Аш! (Я!)
Бронек, который стоял у другого края квадрата, крикнул:
— Ни… Я! Я!
Онуте, всё так же дрожа, тихо сказала: — А может, мне, Миколас?
Миша подумал: а вдруг она увидит там что-нибудь такое, чего ей не следует видеть, и сказал:
— Нет, ты потом!
Вдруг Юргис, стоявший рядом с Мишей, крикнул:
— Эй! Висо гяро! (Всего хорошего!) Гоп! — присел на корточки, взмахнул руками и исчез в чёрной квадратной яме.
Все зашумели. Тут Миша зажмурился, скомандовал самому себе «три-четыре» и тоже прыгнул в черноту.
Глава восьмая
ПОД ЗЕМЛЁЙ
Миша чуть не свалился на Юргиса, но рослый Юргис подхватил его, и всё обошлось.
В подвале было не слишком темно, потому что свет проникал через люк. А над люком синело небо.
Натыкаясь друг на друга, Миша и Юргис принялись осматривать подвал. Он был довольно большой. Они нашли разбитую бочку, железную миску, два рваных мешка.
Но где же тут спуск в нижний подвал, в тот, который вырыл папа Онуте?
Фашистские солдаты не нашли его, потому что они о нём не знали. Но Миша и Юргис знали, что где-то здесь он обязательно должен быть, если только Онуте всё правильно рассказала.
В дальних углах подвала было темней. Миша направил свет фонарика во все стороны. Наконец в самом дальнем углу, за сырой, липкой сваей, куда можно было пробраться только ползком, на животе, Миша почувствовал, что его рука уходит куда-то вглубь, ни на что не натыкаясь. Вот здесь-то, наверно, и находится лаз в нижний подвал! Он был присыпан землёй.
— Юргис! — позвал Миша.
Юргис подполз и тоже ткнул руку в провал. С минуту они молча лежали рядом. Кто знает, что ждёт их там, в чёрной, глухой яме? Да и легко ли будет выбраться оттуда?
— Аш! — произнёс наконец Юргис и задвигался, разгребая землю.
— Постой!
Миша прислушался. Доски пола над головой слегка скрипели. Слышно было, как там наверху разговаривают и ходят ребята.
Миша нащупал в темноте плечо Юргиса:
— Юргис, дай я полезу, ладно?
Юргис молча кивнул головой, и Миша полез в узкую чёрную дыру.
Кто бы мог подумать, что Миша окажется таким храбрецом? Дома, на Никитском, он ни за что бы не полез в какую-то чёрную, неведомую дыру. Нo здесь — другое дело. Здесь он был не просто Мишей Денисьевым, учеником школы имени Тимирязева. Здесь он был мальчиком из Москвы!
Сначала он просунул ноги, а потом протиснулся весь. Глубоко здесь, конечно, быть не должно. Хорошо бы посветить, но, вися на руках, этого не сделаешь. Надо прыгать!
Миша разжал руки. Ноги сразу уткнулись в мягкое. Пальцы нащупали влажную, комковатую землю.
Темень тут стояла непроглядная, хоть глаз выколи. Перед глазами плыли оранжевые и лиловые круги. Было очень тихо. Голосов ребят не было слышно.
Миша достал из кармана фонарик и нажал на рукоятку. Фонарик послушно зажужжал. Полоска света засновала по земляным стенам.
Яма оказалась небольшой. Правда, такой человек, как Миша, мог вполне стоять в ней выпрямившись.
Бледный луч упал на постель, потом на ящик, который стоял в головах.
Миша нагнулся к ящику, осветил его. Тускло блеснули рукоятки, рычажки, стрелки… Миша понял: это радиоприёмник.
Осторожно, боясь что-нибудь сдвинуть или сломать, он посветил чуть правей. Миша не сразу сообразил, что перед ним ещё один ящик, длинный и плоский. Свет скользнул по гладкой пыльной поверхности ящика, перебежал на валик с рукояткой, прыгнул на пузырёк из-под чернил и лёг на стопку одинаковых листков бумаги.
Миша несмело взял один из листков, стряхнул с него комки земли и поднёс к нему фонарик. Написано было разборчиво, но непонятно — не то по-польски, не то по-литовски.
Миша спрятал листочек в карман, взял другой — то же самое.
Он повёл фонариком вокруг. Заступ, кружка, чугунный котелок с засохшими остатками еды — и всё, больше ничего не видать.
Всякий страх у Миши пропал. Он чувствовал себя уже чуть ли не старожилом этой ямы. Он шагнул в угол, к лазу, и крикнул в чёрную дыру, словно в трубу:
— Юргис! Бронек! Онуте!
— Бронек! Онуте! — подхватил Юргис, который лежал в первом подвале и ждал сигнала.
Миша направил луч фонарика в дыру, чтобы ребятам видно было, куда спускаться.
Через минуту посыпались комки земли, и перед Мишиными глазами повисли босые ноги Юргиса.
— Прыгай!
За Юргисом в яму спустились Бронек и Онуте. Ребята то и дело натыкались на Мишу, хватая его за руки и плечи.
Вдруг Онуте вскрикнула:
— Ой, кто это?
Она стала ощупывать доски, тюфяк, подушку… Миша направил фонарик в её сторону:
— Онуте, не бойся! Никого нету. Это он здесь спал. И радио слушал, видишь?
Луч упал на полированный ящик, рукоятки заблестели.
— А потом печатал… видишь? Смотри!
Луч осветил пузырёк. Миша достал из-под него один из листков.
— Вот… Только я не могу прочитать.
Он чуть ли не вплотную приставил фонарик к бумаге, и Юргис стал медленно читать, а Онуте переводила вслед за ним:
— «Драугай! Товарищи! Не верьте фашистским сводкам. Красная Армия наступает…»
Ребята стояли в яме тесно, плечом к плечу, Миша чувствовал на щеке дыхание Юргиса.
— «Вот подлинная советская сводка. Войска Третьего белорусского фронта…»
Бронек оттолкнул Мишу и схватил листок:
— То я… то я их кидал… носил… Дай!
Миша осветил лицо Бронека. Онуте сказала:
— Ни… неправда. Ты сюда не ходил.
— Ни… не ходил, — согласился Бронек. — То мне тату давал.
— А кто твой тату?
— Мой тату — Казимир Яблонский. То он мне давал.
— Дядя Казимир?… — вскрикнула Онуте. (И Миша перевёл фонарик на неё.) — Дядя Казимир! Он твой тату?… Ой, он же с папой моим дружил. Он сюда ходил. А я не знала! Бронек, а где он сейчас, твой тату, где?
— В Червоной Армии, — сказал Бронек и стал нащупывать рукоятки радио.
Миша протянул руку и наткнулся на локоть Онуте: