Паскуале Бруно, стр. 15

Первого мая 1805 года в замке Кастельнуово было весело: Паскуале Бруно в прекрасном расположении духа угощал ужином одного из своих друзей по имени Плачидо Мели, честного контрабандиста из деревни Джессо, и двух девиц, которых тот привез из Мессины, чтобы с приятностью провести ночь. Это дружеское внимание явно тронуло Бруно, и, не желая оставаться в долгу у столь предупредительного приятеля, он решил задать обильный пир; а потому из подвалов маленькой крепости были извлечены лучшие вина Сицилии и Калабрии, первейшие повара Баузо трудились на кухне, и в ход была пущена та своеобразная роскошь, что нравилась порой герою нашей повести.

Веселье било ключом, хотя сотрапезники лишь приступили к ужину, когда Али принес Плачидо записку от некоего крестьянина из Джессо. Плачидо прочел и с досадой скомкал в руках.

— Клянусь кровью Христовой! — воскликнул он, — ну и время же выбрал подлец!..

— Кто такой, приятель? — поинтересовался Бруно.

— Да капитан Луиджи Кама из Вилла Сан Джованни, чтоб его черт побрал!

— Это тот Луиджи, что поставляет нам ром? — переспросил Бруно.

— Он самый, — ответил Плачидо. — Он пишет, что ждет меня на берегу моря, вся кладь с ним и он хочет отделаться от нее, пока таможенники не пронюхали о его приезде.

— Дело прежде всего, приятель, — сказал Бруно. — Я подожду тебя. Компания у нас собралась приятная, и будь покоен, если ты не слишком задержишься, найдешь на столе вдоволь всякого угощения. Напьешься, наешься, да и после тебя еще останется.

— Работы там на час самое большее, — продолжал Плачидо, видимо соглашаясь с доводами хозяина дома. — А море всего в пятистах шагах отсюда.

— У нас впереди целая ночь, — заметил Паскуале.

— Приятного аппетита, приятель.

— Желаю удачи, друг.

Плачидо вышел; Бруно остался с двумя девицами. Как он и обещал своему гостю, веселье за столом ничуть не пострадало от отсутствия Плачидо; Бруно был любезен за двоих, разговор и жесты становились все оживленнее, когда дверь отворилась и вошел новый посетитель; Паскуале обернулся и узнал мальтийского коммерсанта (мы о нем уже не раз упоминали: Бруно был одним из лучших его клиентов).

— А, это вы? Добро пожаловать, особенно если вы принесли сласти, которые так любят в гаремах, латакийский табак и тунисские покрывала. Взгляните, две одалиски ждут, чтобы я бросил им платок, и они, конечно же, обрадуются, если он будет с золотой вышивкой. Кстати, ваш опиум послужил отлично.

— Весьма рад этому, — ответил мальтиец, — но сейчас я пришел не для того, чтобы торговать, а по другому делу.

— Ты пришел поужинать? Да? В таком случае садись вот тут, и я еще раз скажу тебе «добро пожаловать». Это место королевское: ты будешь сидеть против бутылки и между двумя дамами.

— Ваше вино превосходно, не сомневаюсь в этом, и дамы кажутся мне очаровательными, — ответил мальтиец, — но я должен сообщить вам нечто очень важное.

— Мне?

— Да, вам.

— Так говори.

— Нет, только с глазу на глаз.

— Секреты отложи на завтра, мой достойный командор.

— Время не терпит.

— В таком случае говори перед всеми: здесь только свои. Да и, кроме того, я взял за правило не утруждать себя, когда мне весело, даже если вопрос идет о моей жизни.

— Речь именно об этом.

— Плевать! — воскликнул Бруно, наполняя стаканы. — Честного человека Бог не оставит в беде. За твое здоровье, командор.

Мальтиец опорожнил налитый ему стакан.

— Превосходно, а теперь садись и начинай свою проповедь, мы слушаем.

Торговец понял, что придется выполнить прихоть хозяина дома, и сел за стол.

— Наконец-то, — сказал Бруно, — ну, выкладывай свои новости.

— Вам, конечно, известно, что арестованы судьи из селений Кальварузо, Спадафора, Баузо, Сапонара, Дивьето и Рометта?

— Слышал что-то в этом роде, — беззаботно проговорил Паскуале Бруно, выпив стакан марсалы, этой сицилийской мадеры.

— И вам известна причина их ареста?

— Догадываюсь. Очевидно, князь Карини, раздосадованный решением своей любовницы, которая уединилась в монастыре, нашел, что судьи недостаточно расторопны и слишком тянут с арестом некоего Паскуале Бруно, чья голова оценена в три тысячи дукатов, ведь так?

— Да, именно так.

— Как видите, я в курсе событий.

— И все же вы можете кое-чего не знать.

— Один Бог всемогущ, как говорит Али. Но продолжай, я готов сознаться в своем невежестве и не прочь услышать что-нибудь интересное.

— Так вот, все шесть судей, объединившись, внесли по двадцати пяти унций — иначе говоря, сто пятьдесят унций в общую кассу.

— Или тысячу восемьсот девяносто ливров, — подхватил Бруно с прежней беззаботностью. — Как видите, если я и не веду бухгалтерских записей, то вовсе не потому, что не умею считать… Ну, а что дальше?

— Затем они решили предложить эту сумму двоим-троим вашим приятелям из тех, с кем вы встречаетесь чаще всего, если те согласятся способствовать вашей поимке.

— Пусть предлагают. Я уверен, что на два льё кругом не найдется ни одного предателя.

— Ошибаетесь, — сказал мальтиец, — предатель нашелся.

— Вот как?! — воскликнул Бруно, нахмурившись и хватаясь за стилет. — Но как ты узнал об этом?

— Бог мой, самым простым и естественным образом. Я был вчера у князя Карини — он просил меня доставить турецкие ткани в его мессинский дворец, — когда вошел слуга и что-то сказал ему на ухо. «Хорошо, — громко ответил князь, — пусть войдет». И жестом приказал мне пройти в соседнюю комнату; я повиновался; князь, видимо, не подозревал, что я с вами знаком, и я услышал весь разговор. Речь шла о вас.

— И что же?

— Так вот, пришедший человек и оказался предателем; он обещал, что откроет двери вашей крепости, выдаст вас врагам, пока вы спокойно ужинаете, и сам приведет жандармов в вашу столовую.

— И тебе известно имя предателя? — спросил Бруно.

— Плачидо Мели, — ответил мальтиец.

— Кровь Христова! — вскричал Паскуале, скрипя зубами. — Он только что был здесь.

— И ушел?

— За минуту перед вашим приходом.

— Значит, он отправился за жандармами и солдатами, ведь если я не ошибаюсь, вы как раз ужинаете.

— Сам видишь.

— Все сходится. Если хотите бежать, нельзя терять ни минуты.

— Бежать? Мне?.. — воскликнул Бруно, смеясь. — Али!.. Али!..

Вошел Али.

— Запри ворота замка, мальчик! Выпусти во двор трех собак, а четвертую, Лионну, приведи сюда… Да приготовь боевые припасы.

Женщины испуганно закричали.

— Замолчите, мои богини! — продолжал Бруно, повелительно подняв руку. — Сейчас не время для песен! Тише, прошу вас!

Женщины умолкли.

— Составьте компанию этим дамам, командор, — сказал Бруно. — А мне надо сделать обход.

Паскуале взял карабин, надел патронташ и направился к двери, но, прежде чем выйти, остановился и прислушался.

— В чем дело? — спросил мальтиец.

— Слышите, как воют собаки. Враги близко, они отстали от вас на какие-нибудь пять минут. Молчать, зверюги! — продолжал Бруно, отворив окно и издав особый свист. — Ладно, ладно, я предупрежден.

Псы тихо заскулили и умолкли; женщины и мальтиец вздрогнули, в страхе ожидая самого худшего. В эту минуту вошел Али с Лионной, любимицей Паскуале; умная собака подбежала к хозяину, встала на задние лапы, положила передние лапы к нему на плечи, взглянула на него и тихонько завыла.

— Да, да, Лионна, — сказал Бруно, — ты замечательная псина.

Он приласкал и поцеловал ее между глаз, словно любовницу. Собака опять завыла, глухо и жалобно.

— Понимаю, Лионна, — продолжал Паскуале, — понимаю, дело не терпит. Идем, моя радость, идем!

И он вышел, оставив мальтийца и обеих женщин в столовой.

Паскуале спустился во двор, где беспокойно сновали собаки, показывая, однако, всем своим видом, что непосредственной опасности еще нет. Тогда он отпер калитку в сад и начал обследовать его. Вдруг Лионна остановилась, понюхала воздух и подбежала к ограде. Все ее тело напряглось словно для прыжка, она лязгнула зубами и, глухо ворча, оглянулась на хозяина, тут ли он. Паскуале Бруно стоял позади нее.