Сын охотника на медведей. Тропа войны. Зверобой (сборник), стр. 170

– Вы совершенно непонятное существо, Зверобой, – сказала девушка, несколько сбитая с толку детской простотой характера, которую так часто обнаруживал охотник. – Вы совершенно загадочный человек, и я часто не знаю, как понимать ваши слова. Но вы, однако, не сказали, каким образом попали сюда.

– О, в этом нет ничего загадочного, если даже я сам загадочный человек, Джудит! Я в отпуску.

– В отпуску! Что это такое? Я понимаю это слово в устах солдата, но совсем не знаю, что оно значит в устах пленника.

– Смысл этого слова один и тот же во всех случаях, Джудит. Человек в отпуску, раз ему дано разрешение оставить лагерь или гарнизон на известный, определенный срок. По истечении этого срока он должен воротиться вновь или для того, чтобы опять носить ружье на своих плечах, или вытерпеть пытку и лишиться жизни, смотря по тому, разумеется, солдат он или пленник. Ну а так как я пленник, то вы понимаете, что меня ожидает впереди судьба пленного человека.

– Неужели гуроны отпустили вас одного, без караула и безо всяких шпионов?

– Как видите.

– Какое же у них ручательство, что вы воротитесь назад?

– Мое слово. Поверьте, они были бы величайшими глупцами, если бы отпустили меня без честного слова, потому что в этом случае я вовсе не был бы обязан воротиться к ним на дьявольскую пытку. Я просто положил бы карабин на плечо – да и марш в делаварские деревни. Но теперь не то. Они, так же как и вы, понимают, что значит для меня честное слово. Вот почему я покинул их лагерь безо всякого караула.

– Так неужели вы имеете безрассудное и опасное намерение осудить себя на самоубийство?

– Что вы говорите, Джудит?

– Я вас спрашиваю: неужели вы думаете, что можно отдать себя во власть неумолимых врагов, сдержав данное им обещание?

Зверобой посмотрел с неудовольствием на молодую девушку, но через минуту лицо его совсем прояснилось. Он улыбнулся и сказал:

– Ну да, Джудит, теперь я вас понимаю. Вы думаете, что Гарри Непоседа и Чингачгук помешают мне выполнить мой долг. Но, я вижу, вы еще совсем не знаете людей. Могиканин всего менее способен отвращать кого бы то ни было от исполнения обязанностей, а что касается Генри Марча, то он думает только о себе, и ему нет никакого дела до других людей. Нет, Джудит, не беспокойтесь: никто не станет меня удерживать от возвращения в ирокезский лагерь, а если сверх чаяния встретятся какие-нибудь препятствия, то поверьте, что я сумею их преодолеть.

Джудит молчала. Все ее чувства, как влюбленной женщины, взволновались при мысли об ужасной судьбе, которая угрожала ее возлюбленному, но, с другой стороны, она не могла не удивляться необыкновенной честности молодого охотника, считавшего свое высокое самоотвержение простым долгом. Понимая, что все убеждения будут бесполезны, она хотела, по крайней мере, узнать все подробности, чтобы сообразно с ними установить свое собственное поведение.

– Когда же срок вашему отпуску, Зверобой? – спросила Джудит, когда обе лодки медленно приблизились к ковчегу.

– Завтра в полдень, минута в минуту, и вы хорошо понимаете, что я не имею ни малейшего желания ускорить этот срок. Ирокезы начинают бояться гарнизона из крепости, поэтому отпустили меня на самое короткое время. Решено между ними, что пытка моя начнется завтра при заходе солнца, и потом с наступлением ночи они оставят эти места.

Эти слова были произнесены торжественным тоном, как будто мысль о неизбежной смерти невольно тревожила его. Джудит затрепетала.

– Стало быть, они твердо решили мстить за понесенные потери? – спросила она слабым голосом.

– Да, если только я могу судить об их намерениях по внешним признакам. Кажется, впрочем, они не думают, что я угадываю их планы, но человек, проживший долго между краснокожими, понимает очень хорошо все мысли и чувства индейцев. Все старухи пришли в бешенство после похищения Уа-та-Уа, а вчерашнее убийство взволновало весь лагерь. Моя грудь ответит за все, и нет сомнения, что ужасная пытка будет произведена торжественно при полном собрании всех мужчин и женщин. Я рад, по крайней мере, что Великий Змей и Уа-та-Уа теперь совершенно в безопасности.

– Однако срок довольно длинный, Зверобой, и, может быть, они переменят свои намерения.

– Не думаю. Индеец – всегда индеец, и не в его натуре откладывать или изменять свои планы. Жажда мщения свойственна всем краснокожим, не исключая даже делаваров, несмотря на их постоянные взаимоотношения с белыми людьми. К тому же гуроны упрекают меня за смерть храбрейшего из своих воинов, и потому мне нечего ожидать от них пощады или милости. Но вы рассуждаете со мной только о моих делах, Джудит, тогда как вам самой при настоящих обстоятельствах слишком необходимы дружеские советы. Ну что, старый Том опущен в озеро?

– Да, мы только-что его похоронили. Вы правы, Зверобой: дружеские советы для нас слишком необходимы, а единственный друг наш – вы. Генри Марч скоро уедет, и после его отъезда, я надеюсь, вы уделите мне один час для того, чтобы поговорить с вами. Хетти и я не знаем, что нам делать.

– Это очень естественно после таких печальных и совсем неожиданных ударов. Но вот уж и ковчег. Мы потом еще поговорим об этом.

Глава XXIII

Свидание Зверобоя с его друзьями имело торжественный характер и не сопровождалось радостными восклицаниями. Могиканин и его подруга догадались с первого взгляда, что он не был обыкновенным беглецом, и несколько слов, произнесенных с загадочным видом, объяснили им вполне то, что Зверобой называл своим отпуском. Чингачгук призадумался и стоял с озабоченным видом, Уа-та-Уа поспешила проявить свое участие маленькими женскими услугами.

Через несколько минут составили общий план относительно того, как надо провести эту ночь. Решено было с наступлением сумерек поставить ковчег на его обычном месте, потому что, по мнению Бампо, гуроны после недавней схватки не имеют никакой охоты делать новые нападения. Притом ему было поручено сделать довольно важное предложение, и если бы оно было принято так, как хотелось ирокезам, война окончилась бы сама собой. За этим, собственно, и получил он на честное слово кратковременный отпуск.

Когда ковчег был установлен на своем обычном месте, обитатели «замка» обратились к своим повседневным делам: поспешность в важных решениях столь же несвойственна белым жителям пограничной области, как и их краснокожим соседям. Женщины занялись приготовлением к вечерней трапезе, они были печальны и молчаливы, но, как всегда, с большим вниманием относились к удовлетворению важнейшей естественной потребности.

Непоседа чинил свои мокасины при свете лучины, Чингачгук сидел в мрачной задумчивости, а Зверобой, в чьих движениях не чувствовалось ни хвастовства, ни озабоченности, рассматривал «оленебой» – карабин Хаттера, о котором мы уже упоминали и который впоследствии так прославился в руках человека, знакомившегося теперь впервые со всеми его достоинствами. Это ружье было намного длиннее обычного и, очевидно, вышло из мастерской искусного мастера. Кое-где оно было украшено серебряной насечкой, но все же показалось бы довольно заурядной вещью большинству пограничных жителей. Главные преимущества этого ружья состояли в точности прицела, тщательной отделке частей и превосходном качестве металла. Охотник то и дело подносил приклад к плечу; жмуря левый глаз, он смотрел на мушку и медленно поднимал кверху дуло, как бы целясь в дичь. При свете лучины, зажженной Непоседой, он проделывал эти маневры с серьезностью и хладнокровием, которые показались бы трогательными любому зрителю, знавшему трагическое положение этого человека.

– Отличное ружье, Генри Марч! – вскричал он наконец по окончании своих наблюдений. – Признаюсь, жаль, что оно попало в руки женщин. Будь оно в руках хорошего охотника, я бы прозвал его «Смертью наверняка», и ничуть бы не ошибся. Такого огнестрельного оружия не видал, верно, и ты, Гарри Непоседа!