Сын охотника на медведей. Тропа войны. Зверобой (сборник), стр. 131

– Нет, Уа-та-Уа. Был когда-то брат, но он умер давным-давно, и его похоронили в озере возле моей матери.

– Вот что! Так брата-то и нет у тебя! Ну, зато есть молодой воин, и ты любишь его, как отца, а может быть, и больше. Не так ли? Красавец он, храбрый парень, воин будет, а?

– Нехорошо любить постороннего мужчину так же, как своего отца, и я стараюсь этого не делать, но я не в силах буду побороть себя, если Генри Марч часто будет ходить на озеро. Скажу тебе правду, милая Уа-та-Уа, я умру с горя, когда он узнает о моем чувстве.

– Зачем он не спросит тебя сам? Храбрый на дела, и несмелый на слова, не так ли? Молодой воин должен сам спрашивать молодую девушку. Не первой ей говорить. Этого не водится и у мингов.

Это было высказано с негодованием и с той горячностью, которые проявляет страстная молодая женщина, когда слышит о нарушении прав женщины.

– Спрашивать меня? – вскричала Хетти с пылкой торопливостью. – Спрашивать, люблю ли я его так же, как своего отца? Ах! Я надеюсь, что он никогда не предложит мне подобного вопроса, иначе я умру от стыда, отвечая искренне на его слова.

– Зачем же умирать? – возразила Уа-та-Уа с невольной улыбкой. – От этого не умирают. Девушка краснеет, стыдится, робеет и потом чувствует себя счастливее, чем прежде. Молодой воин должен сказать, что он хочет на ней жениться, иначе нельзя ему жить в своем вигваме.

– Генри Марч никогда не женится на мне, да и никто не может на мне жениться, милая Уа-та-Уа.

– Как знать то, чего не дано знать! Может, все молодые люди хотели бы твоей руки и со временем смелый язык скажет напрямик, что чувствует сердце. Отчего, думаешь ты, никто не захочет иметь тебя женой?

– Говорят, я слабоумная. Мне это часто говорит отец, а иногда и Джудит, особенно если рассердится. Но я верю не столько им, сколько матери. Она только раз сказала мне это. И при этом горько плакала, как будто сердце у нее разрывалось на части. Тогда я поняла, что я действительно слабоумна.

В течение целой минуты Уа-та-Уа молча глядела в упор на милую, простодушную девушку. Наконец делаварка поняла все, жалость, уважение и нежность одновременно вспыхнули в ее груди. Вскочив на ноги, она объявила, что немедленно отведет свою новую подругу в индейский лагерь, находившийся по соседству. Она внезапно переменила свое прежнее решение, так как была уверена, что ни один краснокожий не причинит вреда существу, которое Великий Дух обезоружил, лишив сильнейшего орудия защиты – рассудка.

В этом отношении почти все первобытные народы похожи друг на друга, Уа-та-Уа знала, что слабоумные и сумасшедшие внушают индейцам благоговение и никогда не навлекают на себя насмешек и преследований, как это бывает среди более образованных народов.

Хетти безо всякого страха последовала за своей подругой. Она сама желала поскорее добраться до лагеря и нисколько не боялась враждебного приема.

Пока они медленно шли вдоль берега под нависшими ветвями деревьев. Хетти не переставала разговаривать. Но индианка, поняв, с кем имеет дело, больше не задавала вопросов.

– Но ты владеешь полным умом, моя милая, – сказала Хетти, – и я не вижу причины, почему Великий Змей не может на тебе жениться.

– Уа-та-Уа в плену, а у мингов чуткие уши. В их присутствии не говори о Чингачгуке! Обещаешь ты это, добрая Хетти?

– Я знаю, что Зверобой и Чингачгук хотят тебя отнять у ирокезов и тебе хочется, чтоб я не открыла им этой тайны.

– Как! Ты это знаешь? – торопливо спросила Уа-та-Уа, раздосадованная тем, что ее подруга не совершенно лишена здравого смысла. – Почему ты это знаешь? Говори только о своем отце и Генри Марче. Минги поймут это, но других вещей они не понимают. Обещай мне не говорить о том, чего ты не понимаешь.

– Но я понимаю, Уа-та-Уа, и, стало быть, могу об этом говорить. Зверобой в моем присутствии рассказывал батюшке об этом, и я слышала все, так как мне не говорили, чтоб я ушла. Я знаю также, как Гарри толковал с батюшкой о своем намерении запастись скальпами в неприятельском стане.

– Нехорошо бледнолицым говорить о волосах и нехорошо молодым девушкам подслушивать разговоры мужчин. Теперь я знаю, ты любишь Уа-та-Уа, милая Хетти, а у индейцев чем больше любят, тем меньше говорят.

– У белых совсем не так. Белые говорят преимущественно о тех, кого любят. Не понимаю, почему у красных это наоборот.

– Зверобой потом это растолкует тебе лучше, чем я. Только, поверь, с мингами тебе надо молчать. Если Змей желает видеть Уа-та-Уа, Хетти желает видеть Гарри. Добрая девушка никогда не пересказывает секретов своей подруги.

Хетти поняла, в чем дело, и обещалась молодой делаварке не делать никаких намеков на Чингачгука.

– Может быть, ему удастся освободить твоего отца, Гарри и Уа-та-Уа, – сказала индианка тихим голосом, когда они уже почти совсем подошли к ирокезскому стану. – Подумай об этом, Хетти, и приложи к губам все свои десять пальцев. Не будет никому свободы без Великого Змея.

Нельзя было придумать лучшего средства сдержать болтливость Хетти, которая теперь окончательно поняла, что все дело зависит от ее скромности. Успокоив себя в этом отношении, Уа-та-Уа, не теряя времени, прямо пошла в ирокезский стан, где ее держали в плену.

Глава XI

Отряд индейцев, в который довелось попасть Уа-та-Уа, еще не вступил на тропу войны, это было видно хотя бы из того, что в его состав входили женщины. То была небольшая часть племени, отправившаяся на охоту и рыбную ловлю в английские владения, где ее и застало начало военных действий. Прожив таким образом зиму и весну до некоторой степени за счет неприятеля, ирокезы решили перед уходом нанести прощальный удар. В маневре, целью которого было углубиться так далеко во вражескую территорию, также проявилась замечательная индейская прозорливость. Когда гонец возвестил о начале военных действий между англичанами и французами, стало ясно, что в эту войну будут вовлечены все племена, живущие под властью враждующих держав. Упомянутая нами партия ирокезов кочевала по берегам озера Онайда, находящегося на пятьдесят миль ближе к их собственной территории, чем Глиммерглас. Бежать прямо в Канаду значило подвергнуться опасности немедленного преследования. Вожди предпочли еще дальше углубиться в опасную область, надеясь, что им удастся отступить, передвигаясь в тылу своих преследователей, вместо того чтобы чувствовать их у себя за спиной.

Присутствие женщин делало необходимой эту военную хитрость, наиболее слабые члены племени не могли бы, конечно, уйти от преследования врагов. Если читатель вспомнит, как широко простирались в те давние времена американские дебри, ему станет ясно, что даже целое племя могло в течение нескольких месяцев скрываться в этой части страны. Встретить врага в лесу было не более опасно, чем в открытом море во время решительных военных действий.

Стоянка была временная и при ближайшем рассмотрении оказалась всего-навсего наспех разбитым бивуаком, который был, однако, оборудован достаточно хорошо для людей, привыкших проводить свою жизнь в подобной обстановке. Единственный костер, разведенный посредине лагеря у корней большого дуба, удовлетворял потребности всего лагеря. Погода стояла такая теплая, что огонь нужен был только для стряпни. Вокруг было разбросано пятнадцать-двадцать низких хижин – быть может, правильнее назвать их шалашами, – куда хозяева забирались на ночь и где они могли укрываться во время ненастья. Хижины были построены из древесных ветвей, довольно искусно переплетенных и прикрытых сверху корой, снятой с упавших деревьев, которых много в каждом девственном лесу. Мебели в хижинах почти не было. Возле костра лежала самодельная кухонная утварь. На ветвях висели ружья, пороховницы и сумки. На тех же крючьях, сооруженных самой природой, были подвешены две-три оленьи туши.