Сын охотника на медведей. Тропа войны. Зверобой (сборник), стр. 125

Глава IX

А теперь настало время дать беглый набросок пейзажа. Уместно вспомнить, что очертания озера были неправильными. Оно имело овальную форму, но заливы и мысы, которые украшали его, разнообразили берега. Поверхность чудесного водного пространства сверкала, как драгоценный камень, в последних лучах заходящего солнца, а холмы, одетые богатейшей лесной растительностью, казалось, улыбались сияющей улыбкой. За редкими исключениями, берега круто поднимались из воды, и даже в тех местах, где холмы не замыкали кругозора, над озером свисала бахрома из листьев. Деревья, росшие на склонах, тянулись к свету, так что их длинные ветви и прямые стволы склонялись над землей под острым углом. Так уместно говорить только о лесных гигантах – соснах, достигающих в высоту от ста до полутораста футов, – низкорослая же растительность попросту купала свои нижние ветви в воде.

Ковчег занимал теперь такое положение, что «замок» и вся северная часть озера были скрыты от него мысом. Довольно высокая гора, поросшая лесом, ограничивала кругозор в этом направлении. В одной из прошлых глав мы уже рассказывали, как река вытекала из озера под лиственными сводами, и упоминали также об утесе, стоявшем вблизи истока, неподалеку от берега. Это был массивный одинокий камень, его основание покоилось на дне озера. Он, видимо, остался здесь с тех времен, когда воды, пролагая себе путь в реку, размыли вокруг мягкую землю. Затем под непрерывным воздействием стихий он приобрел с течением веков свою теперешнюю форму. Высота этого утеса над водой едва превышала шесть футов, своими очертаниями он напоминал пчелиный улей или копну сена. Лучше всего сравнить его именно с копной, так как это дает представление не только о его форме, но и о размерах.

Утес стоял и до сих пор стоит – ибо мы описываем действительно существующий пейзаж – в пятидесяти футах от берега, и летом здесь озеро не глубже двух футов, хотя в другие времена года круглая каменная верхушка совсем погружается в воду. Некоторые деревья так далеко вытягиваются вперед, что даже на близком расстоянии не видно пространства между утесом и берегом. Особенно далеко вытягивается и свисает над утесом одна высокая сосна, под ее величественным балдахином в течение многих веков восседали лесные вожди, когда Америка еще жила в одиночестве, неизвестная всему остальному миру.

В двухстах или трехстах ярдах от берега Зверобой свернул парус и бросил якорь, лишь только тогда заметив, что ковчег плывет прямо по направлению к утесу. Судно пошло несколько медленнее, когда рулевой повернул его носом против ветра. Зверобой отпустил канат и позволил неуклюжему кораблю медленно дрейфовать к берегу. Так как у судна была неглубокая осадка, то маневр удался. Когда молодой человек заметил, что корма находится в пятидесяти-восьмидесяти футах от желанного места, он остановил ковчег.

Зверобой торопился: он был уверен, что враги не спускают глаз с судна и гонятся за ним по берегу. Он думал, однако, что ему удалось сбить мингов с толку. При всей своей прозорливости они вряд ли могли догадаться, что именно утес является целью его плавания, если только один из пленников не выдал им эту тайну. Но такое предательство казалось Зверобою невероятным.

Как ни спешил Зверобой, все же, прежде чем подойти к берегу, он принял некоторые меры предосторожности на случай поспешного отступления.

Держа карабин наготове, он поставил Джудит у окошечка, обращенного к суше. Отсюда хорошо были видны и утес, и береговые заросли, и девушка могла вовремя предупредить о приближении друга или недруга.

Ее сестре Зверобой поручил наблюдать за деревьями: враги могли забраться на верхушки и занять командную позицию над судном – и тогда оборона была бы невозможна.

Солнце уже покинуло озеро и долину, но до полного заката оставалось еще несколько минут, а молодой охотник слишком хорошо знал индейскую точность, чтобы ожидать от своего друга малодушной спешки. Но удастся ли окруженному врагами Чингачгуку ускользнуть от их козней? Вот в чем был вопрос. Он не знал, какие события разыгрались за последние четыре часа, и вдобавок был еще неопытен на тропе войны. Правда, делавару было известно, что ему предстоит иметь дело с шайкой индейцев, похитивших его невесту, но разве мог он знать истинные размеры опасности или каково точное положение, занятое друзьями и врагами! Коротко говоря, оставалось лишь положиться на выучку и на врожденную хитрость индейца, потому что совсем избежать страшного риска все равно было невозможно.

– Не видите ли вы кого-нибудь на утесе, Джудит? – спросил Зверобой, как только ковчег остановился.

– Никого, Зверобой. Камень, берег, деревья, озеро, но никакого следа человеческих ног.

– Берегите себя, Джудит, не высовывайтесь наружу, Хетти. У карабина острый глаз, проворная нога и смертельный язык. Будьте осторожны и смотрите во все глаза. Я буду в отчаянии, если с вами случится какая-нибудь неприятность.

– А вы, Зверобой, вы что делаете? – вскричала Джудит, просовывая через отверстие голову и бросая на молодого охотника благодарный взгляд. – И вы должны быть таким же осторожным, как мы. Пуля, смертельная для нас, никому не дает пощады, и мы обе придем в отчаяние, если вы будете ранены.

– За меня не бойтесь, добрая девушка. Ваши глазки очень милы, но, пожалуйста, не смотрите в эту сторону и…

В эту минуту слова Бампо были прерваны восклицанием Джудит.

– Что такое, Джудит? Что? – спросил он торопливо.

– Какой-то человек на утесе! Индейский воин, расписанный и вооруженный!

– Где у него соколиное перо? Воткнуто ли оно в пучок волос, какой имеют на темени воины, или он носит его над левым ухом?

– Соколиное перо над левым ухом.

– Это Змей! – вскричал молодой охотник, бросив руль и быстро перебегая на противоположный конец судна.

В эту минуту дверь каюты поспешно отворилась, и перед Зверобоем остановился молодой могиканин, у которого вырвалось одно только восклицание: «Хуг!» Еще минута – Джудит и Хетти испустили пронзительный крик, а воздух огласился страшным визгом и воем дикарей, выбежавших из-за кустарника на берег. Некоторые уже бросились в воду.

– Отчаливайте, Зверобой! – закричала Джудит, поспешно запирая дверь, через которую вошел делавар. – Отчаливайте! Дело идет о жизни! Дикари плывут к нашему ковчегу.

В одно мгновение Бампо и его товарищ привели в движение Плавучий дом, и после нескольких ловких и сильных взмахов веслами ковчег был на безопасном расстоянии от ружейных пуль.

– Что теперь делают эти проклятые минги, Джудит? – спросил Зверобой, который из-за каюты не мог следить за движениями неприятелей.

– Все исчезли, последний в эту минуту скрывается за кустом на берегу. Вот теперь пропал и он: никого не вижу! Мы в полной безопасности.

Приятели сделали еще одно усилие, подтянули ковчег и подняли якорь. А когда баржа, проплыв еще некоторое расстояние, остановилась, они вторично бросили якорь. Тут впервые после встречи они позволили себе немного отдохнуть. Плавучий дом находился теперь в нескольких сотнях футов от берега и служил такой надежной защитой от пуль, что уже не было нужды надрываться по-прежнему.

Обмен приветствиями, последовавший между друзьями, был весьма характерен для обоих. Чингачгук, высокий, красивый, богатырски сложенный индейский воин, сначала заботливо осмотрел карабин и, убедившись, что порох на полке не отсырел, бросил беглый, но внимательный взгляд по сторонам – на оригинальное жилище и на обеих девушек. Он не промолвил при этом ни слова и постарался не обнаружить недостойного мужчины любопытства, задавая какие-либо вопросы.

– Джудит и Хетти, – сказал Бампо, – с нами вождь племени могикан, о котором я так часто рассказывал вам. Его зовут Чингачгук, что означает «Великий Змей». Так его назвали за ум, рассудительность и необыкновенную ловкость. Он мой старый и искренний друг. Я его узнал по соколиному перу, которое у него над левым ухом, у других воинов оно обычно воткнуто в пучок волос на темени.