Незавершенная месть. Среди безумия, стр. 75

– Ну вот. – Лоуренс остановился у привратницкой и постучал в дверь. – Дайте знать, если я еще чем-то смогу быть полезен, мисс Доббс.

Мейси пожала протянутую руку и повернулась к вахтеру, открывшему на стук.

– Доктор Лоуренс, вы сегодня еще вернетесь? – осведомился привратник, подавая Мейси регистрационный журнал.

– Да, – кивнул доктор. – Будьте добры, Краучер, проследите, чтобы мисс Доббс не пришлось ждать такси слишком долго.

– Непременно, доктор Лоуренс. Посажу даму в такси в лучшем виде. – Дежурный посмотрел на Мейси и улыбнулся.

Глава 4

Человек открыл глаза и подождал несколько мгновений, пока спадет дымка сна, окутавшая разум, – так волна накатывает на берег, затем отступает, вновь накатывает и вновь отступает. В первые секунды после пробуждения его иногда охватывала паника, парализовывал страх. Бывало, он ложился в постель не потому, что наступала ночь и время отдыхать, а потому, что не мог выносить бодрствования – даже днем. Он постоянно мерз, и хотя в комнате было довольно сухо, одежда отсыревала, а пальцы на ногах леденели от холода.

Он натянул одеяло поверх тужурки, закрыл глаза и облизнул губы – может быть, это поможет ему расслабиться, он опять заснет и будет избавлен от кошмаров наяву, более страшных, чем те, с которыми он сражался в сновидениях. Порой он просыпался и лежал, затаив дыхание, не помня, отчего погрузился в пучину депрессии, откуда тяжесть на сердце и боль во всем теле. Затем перед мысленным взором начинали проступать картинки, в ушах возникали звуки, настолько мучительные, что он хватал себя за голову, словно желая оторвать ее от туловища. В такие дни он с радостью встретил бы смерть, если бы она сулила ему избавление.

Человек очнулся от забытья, провел рукой по шершавому от щетины подбородку, прижал пальцы к утомленным, глубоко запавшим глазам. Перевернулся посмотреть на часы на каминной полке. Назначенный час вот-вот пробьет. Человек сел, собрался с силами, рывком спустил ноги с узкой железной кровати, встал и потянулся за тростью. Покачнулся, зашаркал к радиоприемнику на столе, включил его. За сигналами точного времени последовали новости.

Он слушал, склонив голову к радиоприемнику. Ничего. Никаких признаков того, что его услышали, никаких неожиданных известий о раздаче бесплатных продуктов по указанию Вестминстера, ни слова о внеочередной парламентской сессии для обсуждения бедственного положения тех, кто пожертвовал собой ради своей страны и остался за гранью нищеты. Правительство так и не признало их страданий.

В горле у человека пересохло, как после дневного сна, когда охватывает жажда, и он, хромая, направился к плите, проверил, хватает ли в чайнике воды, поставил его на конфорку и чиркнул спичкой. Этого стоило ожидать, подумал он, отступив на шаг назад. Он вспомнил, какие вещества использовал в прошлом, какую изобретательность и умение проявлял, стремясь избежать роковой ошибки. Конечно, он полностью очистил лабораторию, однако осторожность никогда не бывает лишней. Существовал правильный способ, и он применял его – делал все как полагается, следовал правилам.

Когда чайник вскипел, он залил водой разбухшую влажную массу, оставшуюся в заварнике с утра. С чашкой слабого, но горячего напитка сел за стол и подтянул к себе дневник. Отхлебнув чаю, отставил треснутую чашку в сторону и раскрыл тетрадь на чистой странице.

Мой голос остался неуслышанным. Меня не восприняли всерьез. Я думал, Доббс поверит мне, если ее вызовут. Я видел, как полиция подъезжала к ее дому, значит, письмо дошло по адресу.

Он ненадолго прервался, затем продолжил.

Когда она шла к Иэну, в ее глазах я заметил участие. Не жалость, не отвращение. И она не перешла на другую сторону улицы, чтобы не смотреть на калеку. Она проявила…

Он постучал карандашом по столу, поморщился от звука.

…неравнодушие. Вот все, о чем я просил столько лет. Я лишь хотел, чтобы люди проявляли заботу, чтобы их поступки свидетельствовали о неравнодушии. Эта женщина не ждала, что на Иэна обратит внимание кто-то другой, она не прошла мимо, а направилась прямо к нему, не глядя по сторонам. Я это заметил. Я давно замечаю, что люди избегают смотреть на иэнов этого мира, пялятся куда угодно, только не на них.

Человек потер грудь, сделал несколько вдохов – неглубоких, чтобы холодный воздух не обжег легкие и не вызвал кашель. Если он начнет кашлять, то не сможет остановиться, и тогда появится кровь. Он зажал рукой рот, расслабился и вновь начал писать.

Глупец, ох, глупец. Почему он меня не послушал! Теперь, когда я уже почти прижал их, ждать пришлось бы недолго. «К убийству призывая гласом мощным И псов войны спуская…» [19] Да, спустим их, бедных, никому не нужных тварей.

Мейси расплатилась с таксистом и поспешила через площадь, завидев у крыльца конторы «Инвикту» Страттона.

– Черт! – Перед тем как возвращаться в Скотленд-Ярд на очередную встречу с Макфарлейном, Мейси хотела побыть одна, чтобы в тишине обдумать свой разговор с доктором Лоуренсом.

– Готовы? – осведомился Страттон, когда она приблизилась к машине.

– И да, и нет. Времени маловато.

– Согласен, однако давайте смотреть фактам в лицо: по крайней мере, нам известно, на чьей вы стороне.

Мейси закатила глаза.

– Мне уже начинают надоедать все эти намеки и выпады, вызванные лишь тем, что в письме упомянуто мое имя. Макфарлейн допросил меня и дал понять, что доверяет. Я свое мнение высказала – к угрозам стоит относиться всерьез, – и буду весьма признательна, если вы, Колм Дарби и все остальные прекратите меня изводить. Да, вы знаете, на чьей я стороне.

Страттон, не ожидавший от Мейси такого резкого ответа, опешил:

– Простите, если оскорбил вас, мисс Доббс. Я лишь хотел разрядить ситуацию, учитывая, что дела идут не слишком хорошо. Не знаю, как вы, а я сегодня не продвинулся ни на шаг.

– У меня сегодня тоже не лучший день, – вздохнула Мейси, смягчившись. – Извините, что сразу ушла в оборону. Тем не менее я нашла ниточку, за которую можно потянуть. Не исключено, что самоубийца – бывший солдат, страдавший неврозом военного времени.

Страттон покачал головой:

– Невероятно, нам даже не удалось установить его личность! Мы опросили лавочников, жителей окрестных домов, но никто не знает этого человека, он явно не местный.

– Неизвестный солдат, – вполголоса проговорила Мейси. Образ калеки вновь всплыл перед ее мысленным взором.

– Что вы сказали?

– Прошу прощения, инспектор. «Неизвестный солдат. Воевал и погиб в Первую мировую». Такие надписи можно увидеть во Франции, на могилах тех, кого не удалось опознать.

– Лучше бы нам раздобыть хоть какую-то информацию, иначе Макфарлейн сильно разозлится.

– Ох, представляю.

– Да что же это такое! Можно подумать, вас всех с улицы набрали! Прошло два дня, а имя бедолаги до сих пор неизвестно! – кричал Макфарлейн, ничуть не смущаясь присутствием женщины и подкрепляя свои слова ударами ладонью по столу.

Мейси сидела с невозмутимым лицом, а вот Страттон беспокойно ерзал на стуле. Придется ему привыкать, если к весне он рассчитывает перейти под начало Макфарлейна, подумала она.

– Мисс Доббс, не будете ли вы так любезны доложить, что вам удалось выяснить за день?

– Конечно, старший суперинтендант Макфарлейн.

Мейси встала из-за стола и извлекла из портфеля свернутый в трубку кусок обоев и несколько канцелярских кнопок. Развернув лист, она принялась крепить его к стене кнопками. Макфарлейн недоуменно вздернул бровь.

– Мисс Доббс, если бы мне понадобился оформитель, я бы обратился в соответствующую фирму, – недовольно прогудел он.